Форум » Аристократический Париж » Эпизод «Ужин в романтическом интерьере» » Ответить
Эпизод «Ужин в романтическом интерьере»
Олимпия де Сен-Леже: 19 сентября 1664 года. Вечер - ночь. Переход из "Карточной игры" Экипаж остановился возле ворот особняка Сен-Леже. Герцог д’Аллюэн вежливо и предупредительно помог принцессе Ориенской выбраться из кареты, и подвел ее к воротам. За всю дорогу они произнесли не больше пяти фраз – их отношения и так непростые и напряженные, и каждое слово могло только усилить это напряжение. Едва ступив на твердую землю, Олимпия почувствовала сильный порыв ветра, едва не выбивший у нее почву из-под ног, и первые капли, упавшие на землю. Ветер трепал ее огненно-рыжие волосы, и обжигал холодом ее пылающее лицо. Она посмотрела на Шомберга. -- Боюсь, что вам будет очень трудно добраться до дома. Погода окончательно испортилась…
Ответов - 28, стр:
1 2 All
Анри де Шомберг: Какой удивительный взгляд. Анри любовался глазами принцессы, пока мог видеть их в свете догарающих свечей. Погасла одна... другая... капелька воска мягко упала с последней догорающей свечи. Они долго смотрели друг другу в глаза, не говоря ни слова. Герцог не пытался проникнуть в тайны сердца принцессы. Казалось, что оно было навсегда закрыто для него. Безвозвратно уплывали минуты их встречи. Теперь, отвергнутый ей, он чувствовал, что хотел быть желанным ей как никогда и никем. Была ли это страсть, зародившаяся в гордости, или же, порыв более глубокого и нежного чувства? Шомберг давно уже отвык спрашивать себя, почему он желал ту или иную женщину. И все же... он хотел быть желанным ей. Да. Ее руки заметно согревались в его ладонях. Одно лишь ее движение, один взгляд... - Простите меня... - молчание становилось гнетущим, и он первым решился прервать его. Анри наклонился к ее высочеству. Пусть поцелуй скажет то, что они не хотят выдавать друг другу словами и взглядами... неспешный, проникновенный, словно изучающий друг друга поцелуй...
Олимпия де Сен-Леже: Заранее извиняюсь за косноязычие... Поцелуй во мраке глубокой ночи, мягкий, обволакивающий, и в то же время непреодолимо нежный. За что он просил прощения - ни маршал, ни сама Олимпия, не знали. Скорее, это ей следовало просить прощения у герцога за свою невольную истерику. Их лица были скрыты под покровом ночи, и только голос... и мягкие прикосновения выражали их чувства. Его волнующие, чувственные ласки изгоняли из ее израненного сердца всю боль и неприятные ощущения, отдаляя Олимпию от материального мира, и вознося ее на вершины блаженства. Ее гибкие руки, словно лианы, обвились вокруг его плеч, а губы, словно в лихорадке, искали его рот, дабы слиться с ним в поцелуе. Поцелуе длиной во всю оставшуюся ночь. Поцелуе длиной в судьбу.
Анри де Шомберг: Голова кружилась от утомительного и долгого дня и еще более утомительной борьбы чувств. Эйфория поцелуев расслабляла и уносила в свой неведомый мир. Руки ласкали и переплетались в стастных объятиях, повинуясь огню, разгоравшемуся в сердце. Игра легких касаний губ сменялась более настойчивыми и глубокими поцелуями. На короткое мгновение Анри прервал свои ласки и заглянул в ее глаза. Таинственный свет, лившийся из глубины изумрудов, завораживал. В тишине послегрозового вечера было слышно лишь шелест мокрой листвы и капающие остатки дождя. Его широкая ладонь нежно обвела контур ее лица, опускаясь к ее обнаженному плечу. - Мне остаться? - спросил маршал. Не дожидаясь ответа, он легко потянул за тесьму тонкой блузы, одетой под раскрытым корсажем.
Олимпия де Сен-Леже: Вряд ли они могли видеть друг друга в темноте, см.выше -- Не в моей власти удерживать вас, но если вы тоже этого хотите… - ослабшим голосом протянула Олимпия, нервно запустив тонкие изящные пальцы в его пышные, темные волосы. Конечно, она уже все решила для себя – он должен остаться. Но чрезмерная настойчивость с ее стороны может заставить его колебаться, поэтому следовало оставить Шомбергу иллюзию выбора. Впрочем, и тот выбор, который он предоставлял ей, был ненастоящим – герцог прекрасно знал, что ответит Олимпия. И пусть. Если счастье так уязвимо и недолговечно, зачем рушить его собственными же руками? Они станут счастливыми на всю оставшуюся ночь, и, кто знает? Может быть, эта единственная ночь всей жизни стоит? Принцесса Ориенская не желала думать ни о чем – ни о дуэли, ни о возможных изменах Шомберга. Она просто хотела отдаться без остатка своему чувству, и принадлежать тому, кого полюбила. Она все ему прощала. Потому что не могла иначе… Пусть его порыв столь же быстротечен, как и все предыдущие влюбленности, но если они сейчас задушат его в зачатке, то потом будут безумно жалеть, что не взяли от небес этого чудесного, бесценного дара.
Анри де Шомберг: Первые лучи рассветного солнца беззастенчиво обнажили любовные объятия герцога и принцессы - последнюю ноту волшебной симфонии ночи. Проснувшись от того, что солнечный луч проказливо посветил в его глаза, Шомберг старался не потревожить, спавшую на его груди Олимпию. Утомленная его ласками, порой нежными и дурманящими, порой требовательными и властными, она пребывала в безмятежном сне Спящей Красавицы, о которой еще предстояло написать месье Перро. Её нежные девичьи щеки были румяны от недавней любовной игры. Длинные темно-каштановые реснички подрагивали, скрывая волшебство ее изумрудных глаз. Губы слегка приоткрылись в ожидании поцелуя, пробуждающего волшебного прикосновения, которое сделало бы ночные видения явью. Анри медлено провел ладонью по ее телу. Зовущая к новым ласкам и нежности, близость волновала его и кружила голову. Хотелось закрыть глаза... забыть обо всем, о предстоящей через пару часов дуэли, о расследовании, заговорах и покушениях... о себе самом, о своей обиде... Снова отдаться страсти с той, кто уже стала его... его на эту ночь... его навсегда... Остаться в ее объятиях... Может, его сердце наконец найдет свою тихую гавань? Возможно ли? Он склонил голову набок, коснулся губами ее лба и тихо прошептал: - Уже утро, мой ангел... Не дайте наступить этому дню без вашего поцелуя...
Олимпия де Сен-Леже: -- Уже утро? – пушистые ресницы слегка дрогнули, и через мгновения из-под них вырвался ослепляющий пламень ярко-зеленых глаз. Переживания минувшего дня, и предшествующая им беспокойная ночь порядком утомили Олимпию, и потому она так легко уснула после безумства любовных ласк, походивших на дурман, на сновидение. Однако, открыв глаза, она убедилась, что это не сон, и все это действительно было. И любовь, и ласки… Олимпия нежно улыбнулась, и чуть приподнялась на своем ложе, ища его губы. Эта ночь вымела из ее сердца все плохое, что роилось там до сих пор, заставила ее снова поверить в счастье, которое, быть может, так близко. Она целовала его нежно, осторожно, словно боялась его власти над ее сердцем. Эта эксцентричная восточная красавица оказалась слишком чувствительной, и слишком беззащитной, чтобы, усвоив общие для всех придворных правила игры, интриговать, сводить с ума, оставаясь при этом холодной. Ее главным врагом было ее пылкое сердце, которое испытывало боль от каждого неосторожного слова. Жестокость Анри д’Аллюэна, на которую она напоролась, заставила это слабое сердце истекать кровью, и порой она сама удивлялась, сколько крови в ней самой. Но это было в прошлом. И слава богу…
Анри де Шомберг: Сладкие беззвучные поцелуи, когда говорили только ощущения и глаза. Отдав всю иннициативу ей, он лишь отвечал ее нежной утренней ласке. Минуты плавно перетекали в час... карамельные лучи восхода стали ярче, легкий ветерок распахнул деревянные ставни окна и ворвался в комнату, всколохнув прозрачный полог над кроватью. - Даже ветер хочет напомнить нам о том, что время не в нашей власти... - маршал обхватил Олимпию за плечи, - Мне пора. Теперь действительно пора. Одевшись, он вернулся к постели и присел на краешек. Его широкая мягкая ладонь провела по ее лицу. Глаза... зеленые глаза, ставшие такими знакомыми, и по-прежнему такие непредсказуемые. Хотелось сказать многое, но слова казались такими бессмысленными. Может, это были бы его последними словами? Тогда они должны иметь больше смысла, чем все, сказанное до этой минуты. Он нагнулся к ней. Коснувшись ее губ, он раскрыл их мягким, но настойчивым поцелуем.
Олимпия де Сен-Леже: -- Пусть небеса хранят вас, - прошептала Олимпия, когда поцелуй закончился. Ее восхитительные изумрудные глаза сияли неповторимым блеском, на этот раз не гневным, не безумно-болезненным, а умиротворяющим, дарящим уют и вдохновение. - Мое единственное желание - увидеть вас снова... Живым и невредимым. Все мрачное, злое и тяжелое на некоторое время покинуло ее сердце, оставив только чистое и просветленное, неземное чувство, некий катарсис, неизбежно наступающих после продолжительных страданий. Олимпия как будто и не думала о предстоящей дуэли, и опасности, которая грозила любимому, все это отступило для девушки на второй план. Она верила, что для Анри д'Аллюэна сегодня счастливый день, и ее любовь сумеет его сберечь.
полная версия страницы