Форум » Аристократический Париж » Особняк герцога д'Аллюэна на улице Сен-Жермен Локсеруа » Ответить
Особняк герцога д'Аллюэна на улице Сен-Жермен Локсеруа
Анри де Шомберг:
Ответов - 40, стр:
1 2 All
Анри де Шомберг: // 18-е сентября, утро.// Шомберг ехал по улицам Парижа, с трудом узнавая город, ощетинившийся беспорядочно настроенными лесами, облепившими фасады домов. Повсюду было пыльно и шумно из-за реконструкции проезжих улиц. Анри уже успел пожалеть, что на нём был светло-серый камзол, вместо военного чёрного с синим мундира, который хоть и притягивал к себе жар от солнечных лучей, но не пострадал бы настолько из-за пыли. Его камердинер Бернар Гайар, повсюду сопровождавший его с юных лет, недовольно ворчал по тому же поводу, словно озвучивая досаду своего господина. Следом за ними ехали ещё несколько слуг, одетых в серые с серебряным шитьём ливреи цветов герцога д’Аллюэна. - Довольно Бернар. Вы достаточно выразили моё недовольство уже в первый раз, незачем повторять одно и тоже трижды, - прервал герцог очередные замечания своего камердинера, - Вы отправили лакея предупредить о моём приезде? - Ещё вчера, ваша светлость. Хотя, я уверен, что старик Коллен и без того, всегда держит ваш особняк наготове. Гайяр словно забыл о пыльном камзоле герцога и пустился расхваливать своего дядюшку Коллена, которого справедливо почитал за лучшего дворецкого во всём Париже. Де Шомберг молча позволил ему разглагольствовать, предавшись своим размышлениям. Его особняк находился на Сен-Жермен Л’Оксеруа, недалеко от королевского дворца. Вскоре вся его кавалькада с шумом заполнила просторный двор, где их встречали растроганные возвращением молодого герцога дворецкий Коллен, секретарь Флоран Шайе, лакеи и конюхи. Анри не нравился порядок, заведённый ещё его покойным отцом, когда слуги обращались к своему господину с подобострастным почтением, у себя в полку он привык не замечать своих ординарцев, пользуясь минимумом их услуг. Но здесь ему приходилось считаться с этим в угоду памяти своего отца и пожеланию своей мачехи, герцогини д’Отфор, занимавшей правую половину особняка. Он сошёл с лошади и, молча поприветствовав Коллена и всех остальных кивком головы, широкой поступью направился в дом. - Надеюсь, мадам герцогиня хорошо себя чувствует? – поинтересовался он у семенящего следом за ним Шайе. - Да, ваша светлость, она ждёт вас с самого утра у себя в гостинной. - Хорошо. Я буду у неё через час. После короткой процедуры умывания с дороги, де Шомберг уединился в своём кабинете. Вскоре он отправил к королю своего секретаря Флорана Шайе с донесением о своём прибытии в Париж и просьбой принять его. К тому же он написал ещё несколько коротких приветственных записок друзьям и знакомым с обещанием нанести визит при первой же возможности и велел отправить герцогине Д’Отфор корзину цветов. Потом он выслушал доклад эконома о состоянии дел в поместьях и необходимых расходах и подписал несколько счетов. Лишь после этого, считая свои утренние дела законченными, он отправился в правое крыло особняка для встречи с герцогиней.
Анри де Шомберг: Герцогиня д'Отфор в свои сорок пять лет выглядела молодой и неувядающей во многом благодаря своему яркому темпераменту и безудержной тяге к обществу. Она содержала свой салон, который окрестили «Субботами у Мари», и сама регулярно появлялась в гостиных своих многочисленных подруг. Не будучи разносчиком придворных сплетен, она, тем не менее, была всегда в курсе всех последних событий Парижа и Версаля, благодаря своей репутации благонадёжной слушательницы. Отчасти именно из-за этой её черты, Анри поспешил в её гостиную, как только разобрался со своими делами. - Матушка, я безмерно рад видеть вас! – воскликнул он с неподдельной радостью. - Анри, сын мой, я устала ждать, когда же вы соизволите уделить мне хотя бы минуту вашего времени, - с лёгкой обидой в голосе ответила герцогиня, подавая руку своему пасынку, - но вы как всегда сумели усыпить мою досаду, послав вперёд себя эти чудесные цветы. Шомберг расположился в кресле напротив герцогини и улыбнулся ей одной из тех обезоруживающих мальчишеских улыбок, которые всегда склоняли сердце его мачехи на его сторону, в те минуты, когда она была готова дать ему отповедь.
Анри де Шомберг: - Надеюсь, всё в порядке с вашим здоровьем, мадам? - О, да. Мой врач господин Трефо приходит ко мне лишь по субботам на мои вечера в последнее время, хотя и не перестаёт посылать мне свои отвары каждую неделю, для профилактики, как он изволит выражаться. - Я рад. А как поживают сёстры, мадемуазель Катрин и мадемуазель Виктория? – Шомберга больше интересовали новости из Версаля, вопрос о сводных сёстрах, состоявших фрейлинами при её величестве Марии-Терезии, был лишь предлогом, чтобы завести разговор о придворной жизни. - Королева изволит пребывать в ещё большей меланхолии, чем раньше, так что, сами понимаете, вашим сёстрам далеко не весело на своей службе. Хотя, король даёт блестящие балы и еженедельно устраивает охоты, так что развлечений при желании можно найти уйму. - Надеюсь, что вскоре смогу присоединиться к всеобщему веселью, - задумчиво проговорил Шомберг, - я уже послал своего секретаря Флорана Шайе с донесением о моём приезде к королю.
Анри де Шомберг: Герцогиня д'Отфор внимательно вляделась в лицо своего пасынка, которого уже давно привыкла считать своим сыном и в тайне ото всех гордилась его мужественной красотой и жизнелюбивым характером. Единственно, что её не радовало, это тот факт, что Анри, как и его отец, предпочитал проводить своё время в своём полку или же в отелях. Это были нововведённые по примеру англичан салоны, где в отличие от литературных гостиных вроде Скюдери или Рамбуйе, завсегдатаи были исключительно мужчины и проводили они своё время за картами, стрельбе по мишеням и дружных попойках, а обсуждались там не витиеватые вирши французских поэтов, а достоинства и доступность великосветских красавиц. - При дворе появилось много новых лиц, - герцогиня попыталась издалека начать свою излюбленную тему о женитьбе Шомберга. - Вот как? – Анри прекрасно понимал, к чему вело подобное начало, но лишь улыбнулся и со всей беззаботностью, на какую был способен, ответил, - Боже мой, вы напомнили мне, что я должен посетить галерею в Марэ и приобрести целый ворох вееров и безделушек для презентов. - Да, - с лёгким сожалением в голосе проговорила герцогиня, - вы по-прежнему тот, кто покупает две дюжины вееров и велит подписать их все одной фразой: «Моей единственной». Я молю Бога, чтобы дожить до того дня, когда вы соизволите подарить последний такой веер достойной вас красавице.
Анри де Шомберг: 19-е сентября. Утро. Вернувшись, в особняк, Анри отдал распоряжения конюхам привести в порядок его жеребца и поставить его в самый дальний отсек в конюшне. Он прошел через сад к окнам на свою половину и хотел войти, когда его окликнула мадам д’Отфор. - Друг мой, в такую рань... вы вышли прогуляться или только возвращаетесь? Неужели как в старые времена вы будете пытаться скрыть от меня свои похождения? Герцогиня вышла из-за высокго розового куста, держа в руке корзинку с прекраснейшими свежесрезанными розами. - Доброе утро, мадам! Что вы, у меня и в мыслях не было скрываться от вас. Ведь вы не будете бранить меня за опоздание к завтраку? – д’Аллюэн улыбнулся матери своей самой обезоруживающей улыбкой. Конечно же, от проницательного взгляда герцогини не могло ускользнуть ни то, что на герцоге был одет один из его лучших камзолов, запыленный донельзя, ни то, что обычно с таким тщанием завязанный кружевной шарф, отсутствовал, а на его перчатке были темно-бурые следы грязи или чего-то похожего. Он вскинула брови и вопросительно взглянула в лицо пасынка. - Я могла бы гораздо больше помочь вам, сын мой, если бы вы доверяли мне. Вы не хотите сказать мне, где вы отсутствовали все утро. Что ж, я не спрошу вас. Однако, советую вам придумать что-то более правдоподобное, нежели невинное свидание в саду одного из вельмож с красавицей... Мэтра Паэ недавно пригласили в Пале-Рояль... я оказалась невольной свидетельницей его поспешного отъезда. Зная, вашу предупредительность к друзьям... х-м... я сделала выводы... Анри, - герцогоня взяла своего пасынка за запястье, - Скажите, мне, когда же вы прекратите попусту рисковать своей жизнью и благоволением к вам Его Величества? Кто был тот, к кому пригласили мэтра Паэ? Он в большой опасности? Вы целы? – ее глаза, блестевшие от слез, смотрели по-очередно то в лицо опешевшего Шомберга, то на его раскрытый камзол в поисках видимого ответа на ее вопрос. - Все в порядке, матушка, - тихо ответил ей маршал, заключая ее руку в свои ладони. Отпираться не имело смысла, он видел это по ее глазам, - цел и невридим. Это была небольшая ссора... мы повздорили о праве проезда в парке Его Высочества Герцога Орлеанского с одним из его фаворитов. Я не был уверен в последствиях этой ссоры и попросил послать за мэтром Паэ... Все будет хорошо, уверяю вас. - Анри, сын мой, герцог не из тех людей, кто позволит безнаказанно причинить вред своим приближенным, вы знаете это... И вы прекрасно знаете, какого мнения Его Величество о подобных решениях споров... Боже мой, вы ведь только вернулись... - Матушка, все будет хорошо, - герцог серьезно посмотрел в ее глаза, - Пожалуйста, не позвольте кому бы то ни было узнать об отсутствии мэтра. Я переоденусь и присоединюсь к завтраку... – он взял в руки один из цветов из ее корзины, - У вас самые чудесные цветы, какой запах... - Коварный... да-да, я знаю, что вы хотите послать букет кому-то из ваших жертв, - рассмеялась герцогиня в ответ на лукавую улыбку пасынка, - Я распоряжусь, чтобы вам принесли цветы.
Провидение: Сразу после осмотра шевалье де Лоррена метр Паэ, по приказу маршала, сразу явился в особняк. Помятуя о строгом наказе де Шомберга, он даже не переодеваясь проследовал к его апартаментам и приказал слуге немедленно доложить о его приезде. Ожидая герцога Д’Аллюэна, почтненный метр Паэ неспешно прогуливался по коридору особняка.
Анри де Шомберг: Прекрасно пахнувшая роза в руке маршала выглядела должно быть забавно. Лицо его камердинера растянулось в улыбке. Он принял из рук Шомберга его перевязь со шпагой и шляпу. - Что такое, Бернар? - Ничего, ваша светлость. - Ты улыбаешься с утра. Это совсем не похоже на тебя. - Эм... Ваш камзол немного не в порядке и запылен, ваша светлость, шляпа примята, а в руке прекрасная роза... выглядит, как будто вы изволили поработать в саду мадам, а не прогуливались как обычно... - Пустяки, - герцог нетерпеливо махнул рукой лакею, указав на огромный кувшин с водой, - я хочу привести себя в порядок. Ах да... Может появиться мэтр Паэ... я вызвал его для консультации для одного их моих офицеров в полку... Проводите его ко мне немедлено, как только он появится. Достопочтенный мэтр науки незамедлил появиться. Военная выправка и широко расправленные плечи отличали его от столичных докторов, привыкших большей частью сутулиться над многотомными фолиантами по хирургии и анатомии. - Примите мои извинения, Мэтр, за неудобства, связанные с этим утренним вызовом! - начал герцог вместо приветствия, - Надеюсь, что это будет достаточным извинением? - он протянул в сухощавую руку хирурга кошель из светлой замши, и прикрыл его руку своей ладонью, - Как чувствует себя больной? Он в сознании? Расскажите мне все.
Провидение: Долго ждать мэтру не пришлось. Бернар, слуга маршала, почти сразу же попросил его в покои хозяина. Мэтру показалось, что герцог Д’Аллюэн в превосходном настроении, несмотря на небольшую усталость и запыленный костюм. - Что вы, ваша светлость, - почтительно ответствовал лекарь, - вы же знате что я всегда к вашим услугам. Паэ отвесил маршалу поклон. - Когда я уходил, шевалье был все еще без сознания. Он потерял довольно много крови, однако это не угрожает его здоровью. Я сделал все необходимое. Теперь ему надо соблюдать постоянный покой и не тревожить рану. Уверен, что вскоре с ним все будет в порядке.
Анри де Шомберг: Уверения мэтра стоили клятв целого консилиума для маршала. Почтенный доктор говорил кратко и сухо, но его слова всегда давали точный диагноз. Лицо Шомберга посерьезнело. - Надеюсь, вы понимаете, что недомогание этого господина вызвано инциндентом, - красноречивый взгляд и кивок головой подтвердил согласие мэтра хранить молчание, - Благодарю Вас, доктор. Если бы Вы могли перед уходом наветить мою матушку... мне кажется, она жаловалась на внезапную головную боль вчера вечером. Анри проводил доктора до дверей, закрыл их за ним и, убедившись, что никто не мог наблюдать за ним, тяжело вздохнул. Какое утро... Ее глаза... улыбка... смятение и гнев... боль... Ревность шевалье, угрозы и презрение в его словах... волна гнева и ярости, охватившая Анри... Неужели его так задели слова фаворита герцога Орлеанского, что он забыл о всякой осторожности, чтобы не скомпроментировать Её Высочество... Да, шевалье был превосходным противником, но ведь герцог мог воспользоваться его горячностью и просто обезоружить его... Если слух о дуэли и, тем более причине ее, дойдет до короля, Генриетта грозит как минимум неприятный разговор с царственным кузеном... но может быть и хуже... Шомберг хлопнул себя по бедру. Времени на размышления не было. Нужно ехать в Версаль тотчас же после завтрака.
Олимпия де Сен-Леже: Эта ночь показалась Олимпии неимоверно длинной и безумно мучительной. Обыкновенно, принцессе Ориенской доставляли много беспокойства полнолуния – при луне она не могла заснуть, и мучилась от бесконечных тяжелых мыслей. Но сегодня полнолуния не было… И тем не менее, девушка так и не заснула в эту ночь. Маршал Шомберг не выходил у нее из головы, это странное наваждение в упор не желало оставлять ее. Воображение Олимпии рисовало страшные картины – ей почему-то хотелось крови, она чувствовала, что способна убить кого-то из них двоих – все равно кого, себя или герцога д’Аллюэна. Порой ей казалось, что внутри себя она слышит странный голос: «Кровь спасет. Только кровь откроет путь к счастью». Недавно прочитанная и запавшая ей в душу кровавая готическая история о красивом графе, который держал в подземелье юную девушку, дабы сделать ее нечувствительной к страданиям, не отпускала ее, и Олимпии как никогда хотелось испытать на себе изощренную методику графа. Но к чему готовит ее маршал Шомберг, какое более серьезное испытание ждет ее в будущем, если это – всего лишь целебная порция яда, упражнение в стойкости? До утра она бесцельно бродила по дому совсем ослабшая, потерянная, измученная, а с наступлением рассвета, присев на минуту, уснула прямо в кресле. Сон это был, или обморок, определить сложно, но придя в себя, Олимпия почувствовала себя куда более опустошенной, чем прежде. Она не замечала времени, не видела и не слышала ничего происходящего вокруг, погруженная в собственную боль… Не отдавая себе отчет в том, что она делает, Олимпия попросила приготовить для нее карету, и направилась к дому своего мучителя… Принцесса Ориенская еще не знала, что она скажет этому человеку, но ей очень, очень хотелось его видеть – она умрет, если не увидит его. Тем более, с матерью герцога, госпожой д’Отфор, у нее сложились отличные отношения, и несмотря на разницу в возрасте, эта дама прекрасно понимала ее. Мадемуазель де Сен-Леже несколько раз бывала в салоне д’Отфор, но с ее сыном ей ни разу не довелось встретиться, о чем Олимпия неоднократно сожалела. Вот, встретилась… Радуйся, стало быть. Что принесет ей эта встреча – облегчение, или новую боль, - Олимпия знать не могла, но выбора у нее не было. Она сойдет с ума, если не положит конец неопределенности. Сейчас или никогда! Рай или ад! Победа или смерть… Самое страшное, если герцога не окажется дома – тогда медленная пытка огнем продлится на неопределенное время, и только небесам ведомо, в состоянии ли она выдержать еще день этой пытки. Выйдя из кареты, она неровной походкой приблизилась к дверям особняка… Увидев в окне свое бледное отражение, девушка едва не вскрикнула от ужаса и отступила назад – после минувшей ночи она выглядела не просто нездоровой, а попросту жалкой – смертельно бледная, с остановившимся взглядом. Но отступать все равно было не в ее правилах.
Анри де Шомберг: Не ожидая никого в столь еще ранний для столицы час, маршал переодел рубашку и штаны, и вышел в обеденный зал, на ходу поправляя кружевной воротник и манжеты. Почти одновременно с ним в зале появился дворецкий и доложил о приезде гостьи. - Её Высочество, принцесса Ориенская. - Право же, это довольно ранний визит, но безусловно просите ее сюда, - поспешила ответить герцогиня дОтфор, - Сын мой, Анри, вы наверно не знакомы с принцессой. Очень милая девушка, она родом из Пуатье или Лангедока... ах, я всегда путаю... Но, вы счастливец, одна из самых прелестных девушек двора самолично является в первое же утро в наш особняк. Герцогиня слегка придирчиво оглядела пасынка, который с невозмутимым видом уселся за приготовленный ему столовый набор. - Вам бы следовало быть в камзоле, Анри, все-таки... - Ах, матушка, да что вы... я только наскоро позавтракаю... мне непременно нужно успеть в Версаль на прием к Его Величеству. Я и так пропустил Церемонию Пробуждения. Про себя же герцог отметил странность столь раннего визита герцогини. Он только что велел послать ей корзину свежесрезанных алых роз в утешение за вчерашний инциндент в ее будуаре. Но он никак не ожидал ее появления у себя. Увидев лицо вошедшей, Анри смутился. Яркие утренние лучи солнца беспощадно осветили ее, выявив следы бессонной ночи. Маршал, как он ни хотел остаться непоколебимым, не мог позволить себе остаться на своем месте. Он поспешно подощел к утренней гостье, склоняясь в поклоне к ее, затянутой в светлую замшевую перчатку, руке. - Доброе утро, герцогиня! Прошу Вас, располагайтесь, хотите вина или фруктов?
Олимпия де Сен-Леже: -- Доброе утро, герцог, - принцесса Ориенская вымученно улыбнулась. Пожалуй, вино было более уместно в данной ситуации, нежели фрукты - сейчас, как никогда, хотелось напиться до безумия, и ничего потом не помнить. - Я чувствую, я не вовремя явилась? - смущенно выговорила она, почувствовав некоторое замешательство герцога. Казалось, у него были совсем иные планы на ближайшее время, нежели прием незваных гостей.
Анри де Шомберг: - Что Вы, я очень рад видеть Вас! Теперь я могу прогуляться с Вами по саду моей матушки и Вы выберете самолично цветы, которые Вам понравятся, - Анри старался скрыть свое смущение, но не переиграть. На помощь ситуации пришла сама герцогиня д'Отфор. Она приветствовала юную гостью теплым пожатием руки и поцелуем в щеку. Заметив ее смущение, она не подала и виду. - Дитя мое, в такую рань? Что подняло Вас с постели? Ах, не говорите, вчерашнее происшествие на балете... Это просто кошмар. Я тоже не могла уснуть всю ночь... Так вы знакомы с моим пасынком? Чудесно! Я так рада! Вы должны непременно быть у меня в Салоне завтра вечером... Анри будет читать свои письма из Италии... о в них столько юмора и... - Мадам, - мягко прервал ее маршал, - может, мы приядем? Герцогиня, составьте нам компанию, прошу Вас! Герцогиня подвела свою гостью к столу и распорядилась принести дополнительные приборы.
Олимпия де Сен-Леже: Цветы... бесспорно, она всегда любила красные розы, но сейчас ей было больно смотреть на яркий цвет, и она бы безусловно отдала предпочтение белым. – Вы о мадемуазель де Сувре? – холодным, безразличным тоном отчаявшегося человека переспросила Олимпия. – Бедняжка… Еще и пожить-то в свое удовольствие не успела, - вздохнула девушка, почему-то представив себя на месте убиенной. Ее прекрасные зеленые глаза наполнились слезами, как только она встретилась взглядом с Анри д’Аллюэном. Олимпии казалось, что она не сможет жить дальше, если раз и навсегда не объяснится с этим человеком. Что таить греха, собственные душевные муки тревожили ее куда сильнее, чем страшная преждевременная кончина юной Анны. И эта проклятая дуэль... Олимпия была уверена, что герцогиня не знает о ссоре сына с маркизом, и незачем ей рассказывать. Она очень любила эту чудесную жизнерадостную женщину, но сейчас ее присутствие было несколько обременительно для юной принцессы. Она искала именно герцога, и должна объясниться с ним без каких бы то ни было свидетелей, сказать то, что не дозволено слышать никому другому, даже его матери, и задать очень-очень важный вопрос.
Анри де Шомберг: Завтрак прошел в чинном молчании, прерываемом изредка герцогиней, любезно предлагавшей своей гостье новые блюда. - Рецепт этого пирога мне прислали из Брюсселя, эрц-герцогиня моя давняя приятельница, попробуйте непременно... Казалось, герцогиня вовсе не замечала взглядов, которыми обменивались ее сын и юная принцесса Ориенская. Мудрая женщина с порога определила, что молодые люди были знакомы, но тактично умолчала об этом, поставив своей целью дать им позавтракать прежде чем, не в меру торопливый Анри решит ретироваться в направлении Версаля. - Вы выпьете немного, Ваше Высочество? Это прекрасное анжуйское... розовое, легкое, слегка кружит голову, - герцог улыбался как ни в чем ни бывало. Однако в его глазах, обращенных на принцессу был немой вопрос. Почему она решилась на визит в его дом в столь ранний час, что так волновало ее? В это время к герцогине подошел дворецкий и что-то шепнул ей на ухо. - О да, конечно же! - мадам д'Отфор поспешно встала и бросила извиняющийся взгляд на принцессу, - Мне необходимо оставить Вас в компании моего сына, дорогая... ненадолго... Надеюсь, Вы простите меня, а Анри не будет столь скучным, ведь правда, Месье? -ободряющий взгляд в сторону пасынка красноречиво говорил ему об ожиданиях герцогини. - Мадемуазель, я уверен, что это не желание пообщаться с моей матушкой заставило Вас прийти сюда в столь ранний час, - начал Анри, сразу же переходя к теме, интересовавшей его.
Олимпия де Сен-Леже: Олимпия догадалась, по какой причине герцогиня д'Отфор решила оставить ее наедине с пасынком, и надо сказать, проницательность этой дамы немного ее приободрила. Мудрая женщина, как она все понимает! -- Разумеется, нет, - ответила Олимпия. - Я... хотела бы попросить у вас прощения, за то, что случилось вчера. Я знала, что Бернар мог войти в уборную в любую минуту, и тем не менее не сделала того, что должна была бы сделать. Это было... моей главной ошибкой, и самой большой слабостью, - она пронизывающе посмотрела на герцога, и в ее взгляде отразилось то, что нельзя было выразить словами. - В этом полностью моя вина...
Анри де Шомберг: - Зачем Вы говорите мне это, сударыня? - с долей прохлады в голосе спросил де Шомберг. По ее тону он чувствовал ответ на свой вопрос, но что-то внутри неумолимо заставляло его быть холодным, а его голос жестким и безразличным. Почему вдруг? Уход госпожи дОтфор ничуть не расположил его к более доверительной беседе. - Я не вижу Вашей вины в том, что произошло, Ваше Высочество. Маркиз не умеет держать себя в руках, это очевидно... как очевидно и то, что его беспокоило мое присутствие. Прошу прощения, что я невольно стал причиной Вашей размолвки. Я обещал Вам удовлетворение... и, думаю, судьба не ждала с тем, чтобы дать мне подходящий случай для этого. Говоря это, Анри все сильнее сжимал в руке кружевную салфетку. Зачем он так высокомерен с ней? Ведь она не сделала ему ничего, что заставило бы его хотя бы нахмурить брови... Что в конце концов происходит этим утром? Было ли причиной тому напряжение, вызванное вчерашними событиями сначала на охоте, а затем на балу? Маршал с неудовольствием отметил, что был готов встретиться на дуэли с невежественным беарнцем вовсе не ради удовлетворения чести дамы, а с тем, чтобы отвести свой гнев... Но отчего этот гнев? Оттого ли, что он осознавал, что ранив де Лоррена, он превратил его в героя, который получал теперь лавры и ласки из рук той, ради кого они скрестили шпаги? Или его попросту смущали как неопытного школяра открытые взгляды принцессы Ориенской, равно как и ее присутсвие и ее интерес к нему?
Олимпия де Сен-Леже: Холодность герцога, его странное раздражение взволновали Олимпию. Кровь бросилась в побледневшее от переживаний лицо девушки. Все ясно. Он не хочет ее видеть. -- Не надо... Не говорите больше ничего. Я и без второго слова все понимаю... - ее голос был совсем упавшим, а лучистые ярко-зеленые глаза казались совсем неживыми. Она встала со своего места, и приготовилась уйти, через плечо бросив на герцога тяжелый тоскливый взгляд, словно бы в ней еще оставалась какая-то смутная, ничем не подтвержденная надежда. - Вы жестоки. Такие, как вы, наверное, не способны никого любить... даже комнатную собачку.
Анри де Шомберг: Поднявшись со своего места, скорее из вежливости, Шомберг пересек столовую и оказался позади принцессы Ориенской. - Я не настолько холоден и жесток, Ваше Высочество. Умение любить и ценить людей не входит в число моих совершенств, это так... но не отсутсвует напрочь. Он прошел к двери и встал между ней и принцессой. Глядя на нее сейчас, он пытался уловить ее состояние. Еще одна ссора в это утро, чьи-то разбитые надежды... Как же ему везло на встречи... всего за два дня пребывания в Париже. - Вы очень устали, я вижу это по Вашим глазам. Прошу прощения за мой тон, и за пренебрежение, которое Вы уловили в нем, - маршал бережно взял руку Её Высочества и поднес к губам, - Я вовсе не хотел обидеть Вас, и потерять дружбу, обретенную чудом. Если Вы пожелаете, мои слуги проводят Вас в комнаты моей матушки, где Вы можете отдохнуть. Право, Ваши волнения написаны на Вашем лице... отдых Вам несомненно нужен... И помилуйте меня, моя матушка будет ужасно расстроена, узнав, что Вы ушли так и не уделив ей времени, она не простит мне этого. Анри улыбнулся впервые за время встречи с принцессой, искренне и тепло, он и в самом деле не хотел отдаляться от нее, хотя его и пугала ее открытость и искренность в ее глазах. - Если Вы соглавитесь отдохнуть и воспользоваться гостеприимством в моем доме, я сочту это за честь, Ваше Высочество. К сожалению, мне самому придется вскоре покинуть Вас, так как меня ждет Его Величество в Версале.
Олимпия де Сен-Леже: Олимпия вздрогнула, когда его губы коснулись ее руки, и тотчас же отдернула руку, будто бы ее напугал этот нехитрый знак внимания. -- Вы правы, герцог, я очень устала, - тихо прошептала принцесса, стараясь не смотреть в его глаза, дабы не умножать своей боли. - Госпожа д'Отфор - замечательная женщина, и я буду счастлива снова составить ей компанию. Она скрыла от герцога свое беспокойство, возникшее, когда она услышала о его скорой отлучке. И так Олимпию убивало сдержанно-учтивое отношение к ней Анри де Шомберга, и надежда ее на какую-либо взаимность с его стороны погибла с первым же словом. Она не была уверена, вправду ли он торопился, или просто старался ее избегать. С его мачехой она чувствовала себя намного увереннее - с ней она могла позволить себе быть собой. И, простившись с Анри, она не без чувства облегчения отправилась к мадам д'Отфор. ООС. Герцог, а как зовут мадам д'Отфор? А то, все по фамилии, да по фамилии... Неэтично.
Анри де Шомберг: Осс: Мари дОтфор. Вторая супруга Шарля де Шомберга, отца Анри. Я писал о ней в био Анри, и в начале темы "Особняк герцога"
Олимпия де Сен-Леже: Герцог д’Аллюэн хотел уже было проститься с Олимпией и отправиться в Лувр, но появился новый посетитель – Бернар д’Андижос прислал со своим слугой записку о месте и времени дуэли. Узнав об этом, Олимпия похолодела – еще не хватало, чтобы слуга маркиза узнал ее и рассказал господину, что принцесса Ориенская была в гостях его соперника. -- В таком случае, герцог, я должна уйти… И чем скорее, тем лучше, - тревожно прошептала она, невольно пронзив маршала каким-то полубезумным взглядом. И выбежала из комнаты. По пути к герцогине д’Отфор, она действительно столкнулась в коридорах со слугой маркиза, но этот человек не был ей знаком. Он ее, очевидно, тоже, не знал… ООС. - Герцог, я к Вам еще вернусь)))
Анри де Шомберг: Шомберг не пытался удержать руку принцессы, понимая, что был причиной ее волнения и его попытки сгладить впечатление о его холодности только усугубили бы дело. Он с сожалением внутри и с тем же невозмутимым спокойствием снаружи улыбнулся ей и хотел было предложить свои услуги, чтобы проводить ее на половину герцогини д'Отфор. - К вам посыльный, ваша светлость! - торжественный голос вышколенного еще покойным маршалом дворецкого прозвучал как гром среди ясного неба. - От кого? - От маркиза д'Андижоса, ваша светлость. - Просите его сюда. На лице принцессы Шомберг отметил неподдельное волнение, смешанное со страхом. Возможно, она не ожидала столько скорого решения своего поклонника, и уж скорее всего, не желала встретиться лицом к лицу с его слугой или секундантом в доме его противника. Видя, что она спешит удалиться, герцог поклонился ей. - Конечно же, Ваше Высочество. Остаюсь Вашим покорным слугой. Не успела принцесса Ориенская выйти из столовой, как в дверях появился человек в ярко-синем расшитом серебряными и золотыми галунами камзоле. Видимо, это был слуга маркиза, разодетый по случаю предстоявшей дуэли. Маршал никак не мог вообразить подобного одеяния на плечах придворного дворянина... Да... гасконцы и вправду кичливы, если даже слуг разодевают с такой помпезностью. - Чем могу быть полезен? - Шомберг холодно оглядел вошедшего с ног до головы. - Послание от его сиятельства, маркиза д'Андижоса! Анри мельком взглянул на небольшой конверт, наскоро запечатанный желтоватым воском, и вскрыл его. Его брови слегка нахмурились, однако, он проявил свой интерес не более того. - Передайте его сиятельству, что я буду с моими секундантами в указанном им месте в это время. Он еще успеет заказать обедню за спасение своей души. Слуга ушел. Анри, оставшись один с легкостью потянулся. Нужно было пригласить двух секундантов...
Олимпия де Сен-Леже: Олимпия общалась с Мари довольно длительное время, и за всю продолжительность их беседы герцогиня дважды высказала сожаление о том, что ее сын так ветрен, и хорошо было бы, если б он вдруг обрел свою единственную, которая могла бы дать ему все. Прямых намеков не было, но принцесса Ориенская догадалась, что в качестве избранницы сына герцогиня д’Отфор хотела бы видеть именно ее. Что ни говори, но такого рода поддержка была ей приятна, и девушка была очень обрадована, что одна союзница у нее есть. Возможно, и завтрашний прием Мари д’Отфор задумала для того, чтобы сблизить своего сына с очаровательной принцессой. Что ж, она непременно будет, и в таком случае, герцогиня всегда поможет сгладить малейшую неловкость, возникшую между Анри и Олимпией. А вот сегодняшняя карточная игра у герцогини Орлеанской… о боже! Она и рада была бы держаться подальше от этого проклятого двора, и самой стервозной англичанки, у которой яд с языка капает. Нет, она все же будет. Будет вопреки всему. Она должна быть в курсе всего, и не показывать своей слабости ни герцогу, ни невестке короля, которая, похоже, что-то подозревает… Она непременно появится при дворе, дабы бросить вызов всем и вся. И, черт возьми, несмотря на тяжелую ночь, она просто обязана выглядеть лучше других. И мы еще увидим, чья возьмет, герцог д’Аллюэн!.. Когда Олимпия вернулась в комнату, где оставила Шомберга, слуга маркиза уже ушел. Мари из известных ей соображений, предпочла оставить принцессу и Анри наедине, и стало быть, о второй дуэли своего сына, она не узнала. Олимпия вошла в гостиную, сжимая в руке огромную белую розу. Букет из лучших цветов, выращенных герцогиней, был отправлен по указанному адресу, а этот цветок ей нужен был совсем для другой цели. Ей было хорошо известно, что если кошке, у которой болят зубы, наступить на хвост, то ей станет легче, и стало быть, если разговор с маршалом окажется слишком тяжелым для нее, то чтобы притупить боль, она вонзит в руку острые шипы, и кровь поможет ей хотя бы на время забыть о сердечной ране. Герцог д’Аллюэн еще не уехал в Лувр. Он стоял у окна, держа в руках записку маркиза д’Андижос, и Олимпия в очередной раз отметила, как же он, черт возьми, красив… -- Он уже ушел? – поинтересовалась Олимпия. Герцог кивнул, и протянул девушке записку. Взяв ее в руки, она узнала крупный почерк гасконца. Дуэль была назначена на середину завтрашнего дня. Принцесса вздохнула. Если, не дай бог, маршал будет ранен на дуэли, и не сможет присутствовать на собрании в салоне герцогини д’Отфор… -- Если бы мы были на Востоке, я решила бы эту проблему по-другому, - недрогнувшим голосом произнесла Олимпия, невольно удивившись, с какой легкостью она это говорила. – На Востоке великое множество ассасинов, способных исполнить за деньги любое поручение. Я ни перед чем не остановилась бы, если это единственно верный способ избавить вас от опасности… - в ее словах прозвучала мрачная решимость, перемешанная с болью и отчаянием. Однако, внешне эта красавица с зелеными глазами и рыжими волосами не была похожа на женщину, способную совершить убийство.
Анри де Шомберг: Анри долго внимательно смотрел в глаза своей собеседницы. Как просто однако, можно удалить помехи... Но убийство не спасает честь, напротив, пятнает ее. Более, чем здравый смысл, для маршала было важным сохранение чести - своей и дамы, даже если он едва был знаком с ней. В глазах принцессы блеснули слезы. Что это, решимость или чувства? Отчего вдруг она готова пойти на убийство своего поклонника? Ссора? Ревность? Но тогда проще простого дать другому убить его на дуэли, и не привлекать подозрения на себя. Если только... впрочем, об этом герцог не хотел думать. Не хотел. Юная принцесса могла увлечься, но он не был настолько жесток, чтобы воспользоваться своим шармом и успехом у дам в отношении молодой девушки, которую не знал до сих пор, и к которой не испытывал ничего кроме обычного дружелюбия и вежливости... - Сударыня, я уже ответил маркизу. Завтра днем мы встретимся с ним в присутсвии его и моих... эм... друзей, - испытующий взгляд маршала был излишним, на лице принцессы был написан неподдельный испуг и участие, - Ваше Высочество, я тронут Вашим желанием помочь мне, хотя, и не понимаю причины, - опасаясь услышать ответ, Анри внезапно взял принцессу Ориенскую за руку, - Но я с благодарностью принимаю Вашу благосклонность ко мне.
Олимпия де Сен-Леже: Олимпию несколько передернуло от такого замечания. Она сама запуталась в своих чувствах, и кроме того, была слишком измучена, чтобы заставлять себя держаться в рамках благопристойного, потому, она не могла поручиться за то, что герцог не догадался о ее чувствах. Точнее, она была почти уверена в обратном. С одной стороны, не было смысла скрывать то, что уже очевидно, но, почти утратив контроль над собой, Олимпия все же сохранила остатки своей гордости, и не имела желания унижаться перед ним. Возможно, он никогда ее не поймет… А может быть, и напротив, поможет ей разобраться в себе. Последнее, впрочем, маловероятно. -- Вы не понимаете? Мне очень жаль, что вы не понимаете... Я... знаю, что очень глупо поступаю, и, возможно, рискую навеки лишиться вашего расположения, но... это нечто большее, чем просто благосклонность, - внезапно ее голос прервался. Она не в состоянии была продолжать. Олимпии было очень страшно. Она не знала, что творится в душе этого человека, и это усиливало ее тревогу.
Анри де Шомберг: Рука молодой герцогини буквально утонула в широкой ладони маршала. Де Шомберг поднес ее к губам и оставил на ней поцелуй. Он был задумчив и наверно поэтому долго не отпускал руку герцогини. - Сударыня, как бы то ни было, я благодарен Вам, - хотя, его тон был по-прежнему вежливо-сухим, герцог улыбнулся. В глазах Олимпии была искренность и какая-то детская обида, Анри провел ладонью по ее щеке, ощутив влагу, - Зачем же Вы так переживаете? Право слово, ни одна дуэль еще не была таким привлекательным и благодарным занятием для меня, как эта. Если только из-за того, что я собираюсь научить того гасконского господина манерам, я получаю в награду Вашу заботу и внимание, то я готов открыть школу рыцарских манер и обучать в ней дворян всей Франции.
Олимпия де Сен-Леже: Он держал в своей руке хрупкую, изящную руку Олимпии, и чувствовал, как она дрожит. Она не в силах была даже пошевелиться, чувствуя, что между нею и герцогом возникла новая, неожиданная связь, возможно даже близость, и больше всего на свете боялась эту близость разрушить. Она чувствовала, что тонет в темных, гипнотических глазах д'Аллюэна... В его ладони ее холодная, как лед, рука, неожиданно потеплела, более того, Олимпия почувствовала, что и измученное сердце тоже немножко согрелось. Не в состоянии сказать ни слова - ни одно слово не могло бы выразить всего того, что она чувствовала, Олимпии показалось, что она сходит с ума. Не задумываясь о том, как отнесется к ее поведению Анри, Олимпия внезапно чуть подалась вперед, и положив руки на плечи герцога, прильнула к его губам нежным поцелуем. Это оцпенение длилось всего несколько секунд. В последний миг, сообразив, что совершилось необратимое, и осознав, что повела себя просто недопустимо,принцесса Ориенская резко отстранилась от него, и отпрянув назад, старалась не смотреть в его глаза, больше всего на свете опасаясь его язвительной насмешки.
Анри де Шомберг: Секунду или две Анри чувствовал на своих губах сладкое касание робкого поцелуя. Нежный порыв принцессы можно было расценивать... впрочем, герцог решил никак не оценивать это. Он улыбнулся зардевшейся от смущения красавице и, взяв ее за руки, привлек ближе к себе. - Не волнуйтесь так... Обещаю, если мне будет суждено пережить эту дуэль, в чем я мало сомневаюсь, Вы обретете в моем лице преданнейшего друга. Не говорите ничего, - он провел пальцем по ее ярко-красным губам, мягким и податливым, которые хотелось бы целовать, но не позволил себе этого, - Не говорите того, о чем Вы будете жалеть, и чего я никогда не буду достоен.
Олимпия де Сен-Леже: Почему-то Олимпия решила, что подобный ответ непременно является отговоркой, и герцог по какой-то причине не может ответить ей взаимностью. Вряд ли кто-то из мужчин всерьез считает себя недостойным некоей дамы, пусть даже и такой, как Олимпия де Сен-Леже. Она обернулась. -- У вас уже кто-то есть? - напрямую спросила она. - Вы можете мне довериться... Впрочем, даже отрицательный ответ не доказал бы ей обратного, но тем не менее она задала ему этот вопрос. На свой страх и риск.
Анри де Шомберг: Шомберг сдержал улыбку, видя, как принцесса пристально смотрела в его глаза. Её вопрос звучал по-девичьи проникновенно и просто. Анри вспомнил свои мимолетные похождения в Италии, там его такой вопрос самом деле поставил бы в тупик. Был ли у него кто-то? Сегодня? На вечер? На бал? Тогда этот вопрос заставил бы его рассмеяться. Но сейчас... отчего же он медлит с ответом? Перебирая кружева батистового платочка, который он вытащил из-за рукава, маршал молча смотрел в глаза Олимпии. С какой целью она спрашивала его? Он не привык прибегать ко лжи, тем более перед женщинами. И все же... - Да, есть, - веселый смех и маршал взмахнул платком, - Но я затрудняюсь сказать кто, потому что это всегда новость и для меня самого. Анри подошел к столу и налил себе вина. Отпив, он обернулся к принцессе. Да, он не сказал ей правду, но и не солгал. Как странно, эта молодая женщина уже второй раз заставляла его чувствовать угрызения совести.
Олимпия де Сен-Леже: Ответ маршала не привел ее в замешательство, и даже, разочаровал несколько меньше, чем этого следовало бы ожидать. -- Вы любите всех? - вопрос показался неуместным и отчасти глупым, даже самой Олимпии, но исчезло чувство тяжелой скованности. - Не означает ли это, что вы не любите никого так сильно, что могли бы пренебречь ради нее всеми прочими? Изящным движением убрав с лица выбившиеся из прически пряди медно-рыжих волос и поправив оборки на платье, она осмелилась приблизиться к маршалу. Ей хотелось видеть его глаза. И все-таки, какого черта она тут делала? Если бы герцог задал ей сейчас такой вопрос, она, возможно, не сумела бы на него ответить.
Анри де Шомберг: Шомберг поднял глаза на Олимпию. Её вопросы казались по-детски невинными, и все же они заставляли маршала задуматься. Нередко в Италии он с таким же невинным видом выяснял тайные замысли своих собеседников, прикидываясь ловеласом и гулякой, не интересовавшимся ничем, кроме женщин, карт и охоты. Отчего-то она не внушала ему того недоверия, которое он обычно испытывал по отношению к женщинам, пытающимся узнать о его истинных привязанностях. Но та, о ком он думал всю ночь, ожидая короткого свидания в парке... Нет, даже самой мадам ДОтфор, которой Анри доверял все свои тайны, он не мог бы рассказать... Нет. - Милая Олимпия, - Шомберг широко улыбнулся и протянул принцессе бокал с вином, - Вы ведь позволите мне так называть Вас, раз уж мы с Вами беседуем, как близкие друзья? Я право же не охотник до женских сердец, но я люблю всех, это да... Ведь женщины - самые милые и самые прекрасные создания на земле. Выпейте, это прекрасное вино. Какой букет... ммм... Ну же, отпейте и улыбнитесь, иначе я подумаю, что Вы не спали всю ночь, мучаясь кошмарами.
Олимпия де Сен-Леже: -- Так и было, - коротко и небрежно ответила Олимпия. Она многое простила бы герцогу, но требовать от нее заведомо фальшивых улыбок... Нет! Это было выше ее сил. Собственная откровенность была страшна ей, но после того, что она натворила, вряд ли могло быть что-то, способное его удивить. Она молча взяла из руки маршала бокал с вином, и почти мгновенно его опустошила. Вряд ли сейчас она была способна оценить его вкус... И одного бокала для нее было явно недостаточно.
Анри де Шомберг: Поведение принцессы можно было бы объяснить расстройством из-за вечерней ссоры с поклонником, к тому же попытка покушения на убийство, это не могло не взволновать юные создания вроде нее... И все же, в глаза маршала неумолимо бросались мимолетные знаки совершенно другого волнения. Будь он в Италии, он не приминул бы вывести наружу чувства красавицы, вовсе не заботясь о том, что уже вечером забудет о разговоре с ней, а к утру будет писать строчки сонетов для следующей черноглазой музы... Но сейчас он не хотел, и даже опасался откровенного разговора. Его чувства подводили его. Чувство долга, ответственности... откуда, черт возьми, все это взялось? - Вам не следует так волноваться. И смею предположить, что отдых был бы самым лучшим лекарством от беспокойств... Ведь Вы собираетесь сегодня быть на вечере у Герцога Орлеанского? У Вас еще есть время отдохнуть, - Анри посмотрел в глаза Олимпии без тени наигранного участия или иронии, - Вы позволите моей матушке позаботиться о Вас, Ваше Высочество? Мне кажется, поездка в карете сейчас не лучшая затея для Вас.
Олимпия де Сен-Леже: -- А вам бы хотелось, чтобы я там была? – осведомилась Олимпия. Конечно, ей не хотелось посещать никаких собраний. – Мне будет неприятно видеть, как вы увиваетесь за другими женщинами, - честно ответила она. – Но если вы поклянетесь, что не будете в этот вечер интересоваться никем, кроме меня, тогда… Внутри у нее что-то оборвалось, когда слова сами собой слетели с ее губ. Олимпия знала, что в сердечных делах искренность – не лучшая тактика, но сейчас, когда ее репутация, кажется, уже безвозвратно погибла в его глазах, ей нечего было терять.
Анри де Шомберг: Когда-то Анри сопровождал свою младшую сестру Катрин на ее первый бал в королевском дворце. Она была несказанно взволнованна и жутко стеснялась взглядов придворных кавалеров и дам. Таинственным шепотом, прикрывая свое смущенное лицо веером, она попросила тогда Анри танцевать с ней и ни под каким предлогом не отходить от нее. - Сударыня, Вы требуете от меня невозможного! - смеясь ответил де Шомерг, - Но я хочу видеть Вас этим вечером, и я хочу, чтобы Вы были веселы и прекрасны, как при нашей первой встрече. Если Вы позволите, я буду Вашим кавалером на этот вечер, - Анри полу-шутливо, полу-серьезно улыбнулся принцессе и заключил ее руку в свои широкие ладони.
Олимпия де Сен-Леже: -- В таком случае, вы доставите мне истинное удовольствие, - улыбнулась Олимпия. - Я принимаю ваше предложение, и чтобы вы были довольны, герцог, я буду самой веселой и самой прекрасной из присутствующих. Я обещаю... Множество раз за эту встречу, она пыталась обуздать себя и постараться снова быть гордой, величественной и холодной, как истинная принцесса. Но, стоило ей взглянуть в его гипнотические глаза, или ощутить прикосновение его рук, как она снова становилась слабой и беззащитной перед своими чувствами... Однако, на сегодняшний вечер, она не могла себе позволить никаких слабостей. Она должна, просто обязана быть лучшей, и держаться так, как будто ничего не произошло.
Анри де Шомберг: - Будьте, Ваше Высочество, - маршал поцеловал руки принцессы чуть выше кистей и вдохнул приятный едва уловимый аромат ее кожи. В ту самую минуту в столовую буквально впорхнула мадам д'Отфор. Конечно же, в ее годы почтетенные матроны степенно шествовали, но герцогиня была у себя дома, и к тому же не считала принцессу Ориенскую чужой, а потому вела себя именно так, как ей хотелось того. - Анри, прекрасная новость! Вы знаете, Её Величество, королева-мать, будет на вечере и герцога Орлеанского, и Её Величество также. Вы непременно должны быть там, дорогой мой. Ваши сестры будут рады встерече с вами. Во время балета вы даже не обратили на них внимания, - герцогиня с легким укором посмотрела на сына, - Надеюсь, вы исправите эту оплошность? Шомберг снова улыбнулся и кивнул принцессе с заговорщическим видом: - Я сдержу свое обещание, клянусь вам! Матушка, вы совершенно не заметили, что я несколько раз перемигивался с Изабель во время первого акта, - герцог подавил смешок, вспомнив глаза сестры, когда та так смешно закатила их, при виде одного не слишком юного и не слишком стройного пастушка на сцене, попавшего туда по явному недостмотру балетмейстера. - Ваше Высочество, надеюсь, Анри не утомил Вас, идемте же, Вам нужно отохнуть, а потом Вы поможете мне подобрать туалет к вечеру. И напишите записку для Вашей камеристки, чтобы она собрала все необходимое для Вас и ехала сюда с моим кучером. Я решительно настаиваю, чтобы Вы остались сегодня у нас. - Жак, Мари, Камилла! - словоохотливая и хлопотливая, герцогиня отправилась отдавать распоряжения кучеру и своим камеристкам, - Простите, дорогая, но Вы уже знаете дорогу к Вашей комнате, будьте как дома! Анри, не будьте жестокосердным, проводите Её Высочество в мои аппартаменты, пока я все улажу! Повинуясь долгу галантного кавалера, де Шомберг предложил руку принцессе: - Если Вы не возражаете против приглашения моей матушки, то я буду счастлив проводить Вас, - заглянув в ее глаза, Анри мягко улыбнулся, полностью смиряясь с ролью почтительного и радушного хозяина дома.
Олимпия де Сен-Леже: -- Что вы, герцог… - красивые губы принцессы Ориенской тронула изящная улыбка. – Мне очень приятно внимание госпожи д’Отфор, как, впрочем, и ваше, - прибавила она. Последующие несколько часов Олимпия провела с герцогиней д’Отфор, не забыв, однако, отправить записку своей доверенной камеристке Катрин, с тем, чтобы она привезла ей новое восхитительное нарядное платье из яркого китайского шелка, подобрав к нему все необходимые украшения и духи. Катрин обладала прекрасным художественным вкусом, и, как никто другой, умела угадывать настроения и пристрастия своей госпожи, а потому Олимпия могла смело полагаться на ее выбор, зная, что он окажется верным. Она, казалось, совсем забыла о своей природной гордости, и теперь сгорала от нетерпения поскорей снова увидеть своего обожаемого возлюбленного, который в этот вечер будет принадлежать только ей. Она выросла на Востоке, а восточные женщины, как никто другой, умеют располагать к себе представителей сильного пола, так, что те вскоре становятся их верными слугами, рабами, готовыми выполнять любые капризы своих повелительниц, и на европейских красавиц после них и глядеть-то не хочется. Вот и она постарается приложить все силы, чтобы оказаться последней в длинном списке женщин, которым обольстительный маршал Шомберг отдал свое сердце. И, видит бог, ей это под силу… Ее острый, живой ум, исключительная красота, а главное, безграничная любовь, сделают свое дело. Мари д’Отфор была достаточно умна и проницательна, чтобы догадаться – принцесса Оренская питает нежные чувства по отношению к ее ветреному пасынку, и, возможно, даже страдает из-за этой любви. Ей очень хотелось, чтобы ее Анри обрел свой идеал именно в лице этой очаровательной девушки, которая, несомненно, украсит его жизнь и даст ему все то, чего он заслуживает, и о чем мечтает любой мужчина: любовь и счастье. Она без конца делала мадемуазель де Сен-Леже, комплименты, выражая восхищение ее несравненной красотой и личными качествами, что еще недавно отчаявшаяся и потерянная Олимпия уверовала в свою победу. ООС. - И отправляемся на прием, а то мы здесь изрядно подзадержались...
полная версия страницы