Форум » Королевские Резиденции » Эпизод "Пикник" (продолжение) » Ответить
Эпизод "Пикник" (продолжение)
Провидение: Время: 25 октября 1664 года. Полдень. Место действия: парк Пале Рояля Участники эпизода: их величества Людовик XIV и Мария-Терезия, королева-мать, их высочества герцог и герцогиня Орлеанские, герцогиня де Монпансье, Олимпия Манчини, шевалье де Лоррен, маршал де Шомберг, Луиза де Лавальер, Шанталь Дювивье, Джеймс Вексрой, Ливия Монбланш, барон де Валлен, а также придворные его величества.
Ответов - 32, стр:
1 2 All
Джеймс Вексрой: Чужой голос, резкий и властный, столь непохожий на встревоженное воркование баронессы, прогнал пелену небытия, и англичанин смог вновь взглянуть на мир. Поначалу то, что происходило, только порадовало виконта - в конце концов, приятно, когда человек опытный, каким маршал несомненно являлся, говорит, что с тобой все в порядке. Но затем, как сквозь пелену, посланник увидел, как маршал удивленно смотрит на свои руки, потом принюхивается, затем смотрит на англичанина и наконец, словно отбросив какую-то мысль, идет дальше. Похолодев, сэр Джеймс подумал: "Неужели я был настолько беспечен, что ухитрился вымазаться в масле фитиля?!" Этого не должно было случиться, ведь прикосновения не требовалось для того, чтобы бросить на ткань искру. Уж кто-кто, а солдат, каким все еще воспринимал себя виконт, прекрасно обращался с кремневым кресалом и знал, как не сыпать порох себе на пальцы. С маслом - та же история... Ну не мог он так подставиться! Помотав головой, Вексрой с глухим стоном сел, первым делом взглянув на свои руки. У него тут же отлегло от сердца - конечно же, жидкость на пальцах не имела к фитильному маслу никакого отношения - это просто была масляная подлива, опрокинутая взрывом с одного из столиков. Изящная серебряная соусница лежала тут же рядышком, а ее содержимое беспомощно вытекло наружу. Именно туда и попала рука отброшенного виконта. Что же, по крайней мере на этом направлении, можно было временно успокоиться. Англичанин немедленно отыскал взглядом маршала - именно этот человек сейчас представлял наибольшую опасность. Тем более, что деятельный герцог делал сейчас все возможное для того, чтобы план Вексроя выйти "сухим из... огня" не сбылся. Постепенно вокруг появлялись солдаты, дворян, пытавшихся покинуть место страшной трагедии, вежливо просили оставаться на своих местах... Что же, к этому англичанин был готов. А вот к живому свидетелю - нет. Слуга, который мог стать источником нежелательной информации, корчился под присмотром лейтенанта совсем недалеко. Нужно было срочно что-то придумать...
принц де Конде: Принц явился на пикник совершенно незаметно, что было очень странным для его натуры... Да и разодет он был не очень пышно: кружевами были украшены только запястья и воротник, камзол был неприметного серо-голубоватого цвета. Туфли хотя и были атласными, да и еще украшены драгоценными камнями, все равно меркли в общей картине одеяния. Объяснялось это просто: Конде отвык от роскошной церемонной жизни... Не далее как пять дней назад Его Высочество был в приемной у короля. Что там происходило, никому не известно, но принц стал появляться при дворе. Вот и сейчас он приехал на пикник. Маршал не очень хотел есть, предпочитая уединение шумному обществу. Взяв красивый хрустальный бокал, он оценил его работу. Хотя могла быть плохая посуда на таком празднике?.. Настроение у принца было не самое лучшее: его мучило дурное предчувствие, а маршал своей интуиции доверял. Чтобы забыться, Его Высочество выпивал за бокалом бокал... В голове помутилось. Принц отшатнулся и побежал вдаль. Он сам не понимал что делает. Вдруг что-то вспыхнуло, и полководец упал на землю... На военном сказывался возраст. Очнулся он не скоро, только после всеобщего оживления. Принц попытался подняться, но рухнул. Он опять потерял сознание. Через некоторое колличество времени, его поднял молодой офицер, поднеся воды. Он узнал эту некогда знатную особу. Принц поднялся, но его попросили оставаться на месте, не покидая места происшествия. Какого происшествия?!... Только тогда принц заметил царивший вокруг него хаос... "Что это такое?"-подумал де Конде-"Тут явно пахнет порохом... Но что это? Откуда здесь порох?" Принц терялся в догадках, предполагал самые странные вещи. "Может быть, это покушение на чью-нибудь жизнь? Или просто что-то взорвалось?" Несмотря на то, что у Конде сильно подорвалось здоровье, так по крайней мере ему казалось, старый военный понял, что надо доверять себе. Как странно, он далеко не случайно спас свою жизнь, хотя был совершенно пьян. "А почему бы мне не уйти с этого очень неприятного места, я как никак еще маршал Франции! Хотя кто меня отсюда отпустит?" Принц сел на отброшенный стул, который каким-то чудом уцелел. "Что за времена!"-подумал он, уходя в сладкие грезы.
Анна Австрийская: Неисчерпаемому оптимизму Великой Мадемуазель можно было только позавидовать. Порой Анна жалела, что это качество в ней давным-давно умерло. Могло статься, что и в принцессе оно рано или поздно исчезнет, когда она доживет до возраста своей тетушки, но на ее долю уже выпало немало тягот и все же они не заставили ее растерять свою любовь к жизни. - Вы думаете, ее высочество специально позвала сюда этого странного шута? - Удивленно поинтересовалась ее величество, глядя на удивительного юношу. - Быть может это действительно какой то розыгрыш? Хотя, я не заметила, чтобы она хоть раз заговорила с ним. Тем временем молодой человек, так заинтересовавший венценосных особ, подошел к столику и на ряду с другими придворными взял бокал. - Она на него даже не взглянула, - продолжала меж тем рассуждать королева-мать, - быть может, он пришел сюда по своей инициативе? Но я его вижу впервые, должно быть, он все же знаком с принцессой, иначе ему бы не появиться на ее празднике. - Следующие слова Анны Австрийской потонули в страшном грохоте. Упав, регентша сильно ударилась головой о землю. Сознание на миг померкло, однако уже через мгновение она услышала, чей то визг и безмерно далекий голос герцогини. - Что... - Начала было она, и зашлась в диком кашле от застилавшего все вокруг едкого дыма.
Джеймс Вексрой: В голове мало-помалу прояснялось. Вокруг визжали женщины, демонстративно молодцевато ругались кавалеры, деловито рыскали солдаты. Люди, исполняющие обязанности лекарей, осматривали пострадавших, то сигнализируя солдатам о необходимости уносить кого-то, то обреченно качая головой. В таких случаях один из солдат молча присаживался рядом с умирающим, просто держа того за руку и поддерживая в момент перехода в лучший из миров. "Солдаты - лучшие монахи..." - подумал сэр Джеймс. - "И они куда лучше знакомы, что со смертью, что с Господом." Удивительно, но ни одного священнослужителя вокруг действительно не было видно. С тихим стоном Вексрой поднялся на ноги. Баронессы не было видно, скорее всего, она действительно пошла посмотреть, как там ее жених. Что же, даже если ее вырвет при виде того, во что превратился этот неудачник, у девушки будет повод для радости - тайной, разумеется. Внешне прекрасной Куницце потребуется носить траур, что же - темное наверняка ей так же к лицу, как и любое другое. А вот печали семейства де Кресси, несомненно, только начинаются - прямых улик против них нет, но если маршал Шомберг начнет копать совсем глубоко, он несомненно выяснит, что, среди прочих вин и яств, на столе в месте взрыва был и бочонок коронного глинтвейна старой графини. Впрочем, кроме него, там было и множество других напитков, так что дальше подозрений эту ниточку не вытянуть... Если, разумеется, не найдется доброхотов, готовых оказать следствию посильную помощь... Тем не менее - сперва необходимо было ликвидировать любые ниточки, способные вывести к истинному виновнику происшедшего. В глазах англичанина на миг помутилось, он качнулся в сторону, с трудом удержавшись на ногах. И тут же, подобно резкому порыву ветра, разгоняющему пороховую занавесь над полем битвы, на сэра Джеймса снизошло озарение. Простонав чуть громче, чем того требовала действительно испытываемая им боль, виконт сделал нетвердый шаг вперед и протянул подрагивающую руку к оставленному маршалом лейтенанту: "Офицер, воды, умоляю вас..." Голос англичанина был правдоподобно слаб, а бледность лица не оставляла никаких сомнений в том, что контузия после взрыва действительно оказалась серьезной. Очевидно, шаг и просьба отняли у раненого последние силы, так как колени его вдруг подогнулись и Вексрой, минуя несвоевременно выброшенные руки военного, снова упал. В попытке подхватить обессиленного господина, пальцы лейтенанта сомкнулись на правом предплечье, но тело виконта проделало весь путь падения. Увы, падение оказалось крайне неудачным - левый локоть сэра Джеймса со всей силой падающего тела безвольно вошел прямо в ребра оказавшемуся тут же окровавленному слуге. Тот выгнулся дугой и захрипел, а англичанин про себя отметил, что и без того сломанные ребра слуги сейчас превратились в острые отломки, немедленно нашедшие себе место во внутренностях. Кровь хлынула изо рта умирающего, становясь все темнее и темнее. "Печень, что ли..." - отметил виконт, не слишком утруждаясь врачебным анализом. Ему было ясно главное - никому и ничего этот человек уже не расскажет. Несчастный случай, ничего не поделаешь...
Chantal Duvivier: Очнулась девушка уже на земле. Глаза безбожно щипало от ужасного окутавшего все вокруг дыма, в горле от него же першило не меньше. Шанталь закашлялась и медленно села, преодолев приступ головокружения. Ее дрожащие руки были покрыты кровоточащими ссадинами и царапинами, лоб неприятно саднило, и когда герцогиня до него дотронулась, то почувствовала под пальцами влажность. Как она и полагала - это тоже была кровь. Видимо упав, она ударилась о какой то камень, изрядно ссадив кожу. Осмотр платья тоже утешения не принес. Совершенно новое, сшитое на заказ для этого празднества, сейчас оно больше напоминало лохмотья нищенки - все в грязи, траве и крови, кружева оторваны, жемчужины, украшавшие корсет и прическу, валяются в траве. Фрейлина Мадам в отчаянии застонала. Как назло сопровождавший ее маршал де Шомберг успел куда то исчезнуть, равно как и английский ухажер принцессы. То ли господа думали лишь о собственном благополучии, то ли решили, что ей уже ничем не поможешь, но результат был один. Где-то неподалеку на одной ноте визжала какая то дама. В рассеявшемся немного дыму девушка смогла разглядеть, что находилась она, кажется, в свите королевы-матери. Впрочем, самой королеве сейчас явно было не до криков, судя по ее виду, она даже вряд ли их слышала. Все еще дрожа и пошатываясь, Шанталь медленно поднялась на ноги.
Провидение: Порой лейтенанту казалось, что несчастный лакей вот-вот придет в сознание. Но тот лишь изредка издавал короткий хрип и снова затихал. Глядя на него, юноша все более убеждался в том, что помогать ему чем-либо бесполезно, равно как и стоять рядом, теряя драгоценное время, вместо того, чтобы оказывать посильную помощь раненным. Гвардеец нетерпеливо переминался с ноги на ногу, но ослушаться приказа маршала не смел, тщетно вслушиваясь в хрипы умирающего. Но вот глаза лакея раскрылись, и юноша поспешил наклониться над ним. - Вы слышите меня? - Требовательно вопрошал он. - Да... я... - Прохрипел лакей почти неразборчиво. - Кто последним подходил к столу? - Как можно четче произнес офицер. Лакей опять прохрипел нечто неразборчивое и закрыл глаза, но уже через мгновение его губы снова задвигались, окрасившись кровью. - Это... был... в... - Начал было лакей, но договорить ему уже было не суждено. Голос едва державшегося на ногах англичанина на фатальное мгновение отвлек офицера, который успел, пусть и весьма неудачно, схватить Вексроя за предплечье. Последний хрип... и имя последнего подошедшего к столику ушло вместе в лакеем в небытие.
Куницца ди Амидеи: Виконт де Кресси, когда Куницца подбежала к нему, - пусть он был и неприятным человеком, но все же не посторонним для нее, - корчился в предсмертной агонии, и испустил свой последний вздох фактически на руках благоверной невесты. До сих пор ей никогда еще не доводилось видеть, как умирают люди, да еще и в таких страшных муках, в луже крови и с вывороченными кишками, и баронесса испытала шок от увиденного. Затем, не желая больше щекотать свои нервы нелицеприятным зрелищем, она вернулась к сэру Джеймсу, куда звал ее голос сердца. Того окружали столь же непрезентабельного вида трупы, земля вокруг него была залита темно-вишневой кровью. Ей стало страшно… ведь она сама едва не погибла столь же ужасной смертью. -- Виконт… вы в порядке? – чуть слышно прошептала она, и заметив на его лице пятна крови, его ли, чужой ли, неизвестно, вытащила кружевной платочек и приложила к лицу англичанина. На ее глазах белоснежное кружево окрасилось в красный цвет. Как только ее рука коснулась его лица, девушка услышала биение собственного сердца. Нет, она не даст ему умереть…
Джеймс Вексрой: Снова услышав над собой голос баронессы ди Амидеи, Вексрой нашел в себе силы открыть глаза и улыбнуться. Едва заметным движением век, заменившим куртуазный поклон, на который виконт в настоящий момент просто не был способен, англичанин поблагодарил баронессу за заботу. При помощи лейтенанта, явно растерянного из-за случившегося смертельного инцидента, а потому готового с рвением помогать раненым, сэр Джеймс приподнялся и сел, не обращая внимания на то, что его щегольской костюм уже весь перемазан в крови: много чужой и совсем чуть-чуть своей. - Благодарю вас, офицер... - Слабым голосом пробормотал виконт в адрес гвардейца, после чего лейтенант отпустил его руку и отступил на шаг, деликатно оставив виконта и баронессу вдвоем. Воспользовавшись этим, сэр Джеймс прошептал девушке, понимая, что никто другой не услышит этих слов: - Дорогая Куницца, - одним только использованием имени в этой обстановке было сказано больше, чем десятком пылких фраз. - Вам лучше сейчас быть подле жениха, призывать к нему врачей и громко скорбеть. Или - просто громко скорбеть, а плакать можно и на плече друга погибшего жениха... - Вексрой внутренне усмехнулся, не без труда подняв руку, чтобы привлечь к себе голову Куниццы, и, ласково утешая, погладил баронессу по черным волосам. Он надеялся, что сейчас девушка даст выход страху и напряжению и показательно расплачется - безутешная жертва, ставшая вдовой, не успев стать женой. Несомненно, поддержка доброго друга - это именно то, что ей сейчас нужно. А если этот друг и сам в крови и не держится на ногах - сцена лишь становится более трогательной и убедительной...
Куницца ди Амидеи: -- Виконту уже не помочь, - на удивление безразлично обронила баронесса. - Он мертв, а созерцать изуродованный труп у меня нет никакого желания... Это очень неприятно. Неловко было признаваться, что в ее сердце нет скорби, а только страх. Страх, который она испытала бы, окажись на месте де Кресси совершенно незнакомый человек. Конечно, ей было жаль своего жениха, как было бы жаль и кого-нибудь другого, но страдания и горя, наступающих после потери кого-то близкого и родного, в ее сердце не было. Де Кресси не был ей ни близким, ни родным, а... посторонним. Она проникновенно посмотрела в глаза Джеймсу, и нелепое чувство вины пронзило ее. Странное дело, после смерти нареченного она думает совсем о другом.
Джеймс Вексрой: Сэр Джеймс внутренне содрогнулся, настолько холодно и безразлично прозвучали слова юной итальянки. Одно дело - он сам, выросший в изгнании, сроднившийся со шпагой и идеей фамильной мести, прошедший беспощадное горнило рукопашных схваток. Другое - этот прекрасный и хрупкий черноволосый ангел, чьи непрошеные слезинки так умело скрывает ночной парижский дождь... Впрочем, ему ли судить - тому, кто устроил бойню на пикнике ради свободы той, что не была ему даже любовницей, и только что хладнокровно добил раненого лакея ради сохранения своей тайны? Действительно, кто угодно, но не он, мог бы сейчас упрекнуть баронессу ди Амидеи в душевной черствости. Оставалось лишь напомнить себе "Это Версаль, та самая банка с пауками. Попав сюда раз, кто угодно вынужден научиться жить и играть по местным правилам..." А кроме успокоительных напоминаний, можно было утешиться и приятными предвкушениями, благо взгляды освобожденной от нелюбимого жениха Куниццы чего только не обещали богатому воображению виконта. - Простите, баронесса, я весь в крови... - некстати пробормотал англичанин, чуть отстранив от себя девушку и поднявшись на ноги. Он предложил девушке локоть - с учетом физического состояния виконта этот жест был странной смесью нелепости и куртуазности. Впрочем, паркам Пале-Рояля было не привыкать к подобному. - Нам следует пройти куда-то, где можно привести себя в порядок...
Chantal Duvivier: Слушать стоны раненных становились абсолютно невыносимо и, более того, просто страшно. Все еще пошатываясь от слабости, Шанталь побрела прочь от эпицентра событий. Неумное ее любопытство на данный момент было исчерпано практически полностью, оборачиваться и смотреть на злосчастный столик не было никакого желания. Еще раз поглядев на королеву-мать, герцогиня подумала о том, чтобы подойти и предложить свою помощь, но возле старой регентши сейчас и так было достаточно людей и без нее. Доктор уже подоспел и сейчас осматривал Анну Австрийскую. Отвернувшись от королевы и взволнованно охающих и ахающих подле нее фрейлин, мадемуазель Дювивье уже было решила продолжить путь, когда ее взгляд упал на ближайший столик возле которого, сжавшись в комочек, сидела маленькая Мария-Луиза, дочь герцогини Орлеанской. Малышке сегодня тоже было дозволено присутствовать на пикнике, как оказалось очень зря. Сейчас девочка уже не напоминала ту милую и веселую пташку, какой была в начале празднества. - Ваше высочество, вам не следует здесь находиться, позвольте я отведу вас во дворец, - мягко обратилась Шанталь к девочке, поднимая ее на руки. Уже достигнув края поляны, герцогиня неожиданно столкнулась с самой Мадам, возникшей будто бы из-под земли. Поздновато, ваше высочество, - ядовито подумала мадемуазель Дювивье, - самое интересное вы уже пропустили. Должно быть, они с Марией Луизой выглядели не самым лучшим образом, о чем можно было судить по взгляду принцессы. Впрочем, сейчас это не слишком занимало Шанталь. - Ваше высочество... - Только и успела произнести она, когда следом за герцогиней Орлеанской на поляне появился и шевалье де Лоррен. Как оказалось, любопытство фрейлины было исчерпано не совсем до конца.
Анри де Шомберг: Появились люди де Ла Рейни. Благо, Канцелярия находилась всего в квартале от дворца. Люди в темных поношенных сюртуках заполонили то, что всего лишь пол-часа назад было зеленой лужайкой для пикников. Маршал всмотрелся в их лица, надеясь среди безликих шпиков найти знакомое лицо Никола Габриэля де Ла Рейни. Вся суета и спешка вокруг по своей разрушительности затмевали прогремевший взрыв. Шомберг нетерпеливо щелкнул пальцами. Если де Ла Рейни слышал о произошедшем, он должен был немедлено появиться. - Господин маршал! Взволнованное лицо лейтенанта красноречивее слов говорило о потере. Потере свидетеля. - Тысяча чертей, - глухо проговорил Шомберг, - Тащите носилки, - двое гвардейцев бегом отправились прочь, - Мы упустили его? Он сказал что-то? - Боюсь, что нет, Ваша Светлость, испустил дух на полу-слове. Оглянувшись назад, герцог заметил появившуюся из одной из боковых аллей принцессу. Ее Высочество была взволнована. Первым порывом маршала было кинуться к ней, чтобы уверить, успокоить... утешить... Но фигура, выступившая следом за принцессой Орлеанской была слишком знакомой. Внезапный холод пробежал по спине маршала. Как быстро залечивались раны.. и не только. Былая вражда, которую он читал во взгляде принцессы еще во время их первого разговора в балете, исчезла. Нет, не нужно... пусть кто-то другой доложит Ее Высочеству, что все под контролем.
Куницца ди Амидеи: "Главное, чтобы это была не ваша кровь, "- хотела сказать Куницца, но вовремя сдержалась, побоявшись, что в свете только что случившегося ее слова будут неверно истолкованы, а заставлять виконта думать о себе гораздо хуже, чем есть на самом деле, ей не хотелось. -- Это прекрасно, если вы в состоянии двигаться дальше, - попытка приободрить его вышла на редкость жалкой. Куницца стояла в нерешительности, не зная, что делать, и не сводила с англичанина воспаленного взгляда. - Насколько опасна ваша рана, виконт? - спросила она. Баронесса была изрядно напугана такой ужасной неожиданностью, свалившейся буквально как снег на голову, и к тому же не знала, что скажет графине де Кресси, если та спросит, почему девушка не была рядом с женихом? В конце концов, виконт оставил ее по своей воле, и ничего зазорного в том, что ее спутником был "друг семьи", быть не должно.
Джеймс Вексрой: - Мне кажется, меня просто слегка контузило взрывом, - ответил Вексрой, увлекая баронессу подальше от ужасного места взрыва, залитого кровью вперемешку с останками богатого пиршества. С каждым шагом к англичанину возвращались силы, и из голоса уходила непривычная хрупкость. В конце концов, он действительно не так и сильно пострадал - он большей частью лишь демонстрировал слабость и неуверенность движений. И все-таки, наверное, он остался слишком близко к бомбе - можно было отойти еще на несколько шагов. Но с другой стороны - необъяснимо избежав взрыва, но мог бы тем самым навлечь на себя дополнительные подозрения. А так - он лишь одна из множества жертв, лишь волей Провидения избежавший ужасной смерти. К сожалению, виконт совсем не знал планировки парков Пале-Рояля, так что идти пришлось наугад. Правда, уйти куда-то далеко и заблудиться все равно бы не получилось - пространство было оцеплено людьми в штатском, даже не пытавшимися скрывать свою принадлежность к тайным службам и не выпускавшим никого из плотного человеческого кольца. Однако в их действиях не было грубости, да и вид баронессы и виконта, испачканных грязью и кровью, не мог не вызывать сочувствия. Наконец сэр Джеймс увидел невдалеке небольшой фонтанчик, откуда весело плескали вверх несколько тонких струек. - Отлично, мы сумеем хоть как-то привести себя в порядок, - сказал он прелестной спутнице, решительно направляясь к фонтану и на ходу сдирая с себя камзол...
Куницца ди Амидеи: -- Осторожнее… - испуганно воскликнула Куницца. – Вам, должно быть, больно… - она приложила руку к его рубашке, залитой кровью… только бы не его кровью. Вблизи от фонтана девушка почувствовала приятную свежесть и прохлада и, буквально через несколько шагов, холодная струя окатила ее с головы до ног. Это было бы приятно… если б только вода не была слишком уж холодной. На минуту ей показалось, что во взгляде виконта она уже не видит той отчаянной решимости и пылкости, как в ту памятную ночь… за глинтвейном у старой графини. Неужели англичанин стал по-другому к ней относиться из-за ее невнимания к виконту, теперь уже покойному? Или… за время их разлуки успел увлечься кем-то еще? Больное воображение рисовало самые немыслимые картины, но хотелось все-таки думать, что причиной его холодности было беспокойство о собственном состоянии, хотя ее он тщательно пытался убедить, что ничего серьезного с ним не произошло. Она аккуратно убрала с лица намокшие и прилипшие локоны и вновь взглянула на Джеймса, ища в нем отголоски прежних настроений. Тогда, казалось, он был готов на все ради коротких встреч с ней… Туманный, и в то же время пылкий взгляд девушки словно бы, пронзил его насквозь.
Олимпия де Сен-Леже: Постепенно дымовая завеса, окружавшая Олимпию, рассеялась, и принцесса наконец-то смогла видеть то место, где она находится. Она едва не закричала, увидев под ногами труп с оторванной рукой, лежащий в луже собственной, и не только, крови. Происходящее напоминало ей ад, глаза слезились от дыма, а к горлу подступал тяжелый кашель… Преодолевая ужас и отвращение, Олимпия перешагнула через труп, моля бога об одном – только бы Его этот взрыв обошел стороной!.. Пусть весь мир погибнет, лишь бы герцог д’Аллюэн остался жив… Принцесса долго и обреченно бродила среди трупов и покрытых пылью деревьев, игнорируя приветствия и предложения помочь и ища среди выживших его, одного. Перед кем она провинилась, сама того не желая. Как это могло получиться, что, мечась между двух огней, она потеряла доверие и уважение и Бернара, который очень много для нее сделал, и Анри, которого она все еще безумно любила… Эта ночь, безумная и бессмысленная, прошедшая в горячке, в полубреду, теперь казалась ей сном, чудесным и горьким, волнующим и болезненным одновременно, и порой Олимпия сама задавала себе вопрос: а была ли ночь, или она ей приснилась? Или это было игрой воспаленного воображения, призрачным воплощением заветной мечты? Она помнила его взгляд, подернутый поволокой страсти… или его дорисовало воображение? Как странно. И как бессмысленно… Наконец из-за дерева показался знакомый силуэт. Тот, кого она искала… Сердце Олимпии упало с головокружительной высоты. Он!.. Он жив… и кажется, даже не ранен. Принцесса не заметила, как оказалась возле герцога. Он был не один, в обществе нескольких полицейских ищеек Ла Рейни, и потому нежности были не уместны. Анри… милый! Наконец-то я тебя нашла. Ты не должен был погибнуть… я это чувствовала! Олимпия замерла перед ним, не сводя острого, беспокойного взора с его встревоженного лица, ловя малейшие изменения в его выражении. Как много ей хотелось сказать в эту минуту, но присутствие посторонних принуждало к молчанию. И только великолепные сияющие изумруды ее глаз отражали то, что мучило и тревожило принцессу де Сен-Леже. Ее взгляд был красноречивее всяких слов, он говорил о том, что эта девушка ни перед чем не остановится, лишь бы вернуть свою единственную любовь. -- Я долго искала вас, - с тяжелой обреченностью выговорила, наконец, принцесса Ориенская, прервав мучительно затянувшуюся паузу.
Джеймс Вексрой: Ему едва удалось встретить пронзительный взгляд баронессы не содрогнувшись. Чем дальше пара уходила от места взрыва, чем более наедине они оставались, тем отчетливей виконт понимал главное - все, что он сделал сегодня, было сделано именно ради нее - этого черноволосого ангела, превратившего англичанина в подлого убийцу. И пусть для него нет ничего нового в пролитии чужой крови - прежде это всегда было иначе. Или в бою, или в дуэли. Да, везде шли в ход свои грязные приемчики, но там обе стороны знали на что идут. Бой почти никогда не бывает честным, но в своей обоюдной нечестности - бывает равным. А сегодня он впервые понял, что значит его прозвище, Мясник. Лондонские щенки, наградившие его этим звучным именем, просто понятия не имели, что это такое, быть мясником людей. Сегодня, когда вокруг в лужах крови валялись измочаленные взрывом тела, а только что лишившаяся жениха итальянка спешила от трупа несостоявшегося суженого к своему английскому... другу? - что это вообще было? Бойня - да, несомненно. И глядя сейчас в черные омуты глаз Куниццы, сэр Джеймс ощущал ужас от того, что произошло. Ужас - но никакого сожаления, никакого раскаянья. Он знал на что шел, опыт военных действий, когда он видел, что такое рвущиеся посреди строя пушечные ядра, подготовил его к тому, что предстоит увидеть. Сотни, тысячи людей, настоящих отважных мужчин, гибнут каждый год из-за мимолетных прихотей государей. Чем он, виконт Страффорд, внук своего великого и беспощадного деда, хуже? По крайней мере, Куницца станет счастливее. Сэр Джеймс тряхнул головой, поймав себя на том, что его мысли по-прежнему путаются. Бросив окровавленный камзол на траву, он зачерпнул полную пригоршню холодной воды и умыл лицо. Ему казалось, что пороховая грязь въелась невероятно глубоко, что отмыть е можно только сняв слой кожи. Англичанин отчаянно тер лицо, снова и снова плеща в него водой из фонтанчика. Наконец, решив, что он сделал все что мог, виконт с улыбкой повернулся к итальянке. Шум в голове практически пропал, и Вексрой снова мог быть самим собой - не контуженным дворянином, спешащим к воде, а блестящим кавалером, понимающим, что только что совершил подвиг во имя дамы. - Я чувствую себя прекрасно, мадемуазель, - прошептал он, пусть даже вокруг никого не было. - А если мне и больно, то только от невозможности немедленно покинуть это место вместе с вами... - В глазах англичанина, откуда исчезала болезненная муть, мелькнули более привычные бесенята. Дернув завязки батистовой рубашки, сэр Джейм распахнул ее на груди, открыв взгляду Куниццы подтянутый торс настоящего дворянина и воина. Он несколько секунд с улыбкой разглядывал себя, а потом вновь поднял глаза на итальянку. - Я не вижу каких-то ран. Однако, повреждения могли быть глубинными. Несомненно, нужно внимательно все осмотреть... - Лукавая улыбка виконта лучше всяких слов объясняла, о каком именно осмотре может идти речь...
Куницца ди Амидеи: Поистине, виконт был очень силен в словесных хитросплетениях, и говорил он, без преувеличения будет сказано, загадками, но основной смысл его слов Куницца все же поняла - ее присутствие здесь нежелательно. Почему именно, она уточнять не стала... Должно быть, что-то слишком очевидное или слишком деликатное. И задать подобный вопрос - значит, поставить в тупик либо себя либо англичанина. А этого делать не хотелось. Излишняя глупость, так же как и любопытство, еще никому не пошли на пользу. -- Должно быть, вы находите мое поведение чересчур легкомысленным и недостойным, - проговорила она, проникновенно глядя на Джеймса. - Но не об этом сейчас речь... Вряд ли вам будет интересно выслушивать мои оправдания. - Да и оправдания ее были основаны больше не на разумных доводах, а на эмоциях, как и для всякой женщины, привыкшей жить не рассудком, а сердцем. - Но... если я правильно поняла, вам угодно, сэр Джеймс, чтобы я покинула вас... - Ее серые, туманные глаза долго и пристально смотрели в одну точку.
Джеймс Вексрой: Вексрой чуть не закашлялся от удивления. Это же надо, так неправильно понять его, в общем-то не сильно завуалированный намек! Пришлось быстро выдумывать для себя объяснения - девушка в шоке, французский язык для обоих не родной... Разве можно во фразе "А если мне и больно, то только от невозможности немедленно покинуть это место вместе с вами... " не увидеть желания немедленно подхватить итальянку на руки и унести куда-нибудь, например - на широкую кровать в особняке виконта сравнительно недалеко отсюда? Сэр Джеймс даже застыл на несколько секунд в немой сцене, достойной комедий месье Мольера... Наконец, он нашел в себе силы ответить. Перебросив рубашку через плечо, виконт шагнул к своей спутнице. Быстро убедившись, что вокруг никого нет, он одной рукой обнял Куниццу за талию и привлек к себе, одновременно гладя ее черные кудри и глядя ей прямо в глаза. - Куницца, дорогая, вы все неправильно поняли. Я думаю сейчас только о вас, о том, что вы наконец стали свободны, и между нами не осталось преград. - Голос виконта стал торопливым жарким шепотом, он понял, что, если не воспользоваться нынешним моментом, чтобы раскрыться и наконец сообщить баронессе о своих чувствах чем-то большим, чем страстные взгляды, возможность может быть упущена навсегда. - Я специально увел вас подальше от собравшихся, где нас никто не увидит и мы сможем быть откровенны друг с другом. Я знаю, что вы не любили своего жениха, что перспектива свадьбы была вам в тягость, что вы готовы были выйти замуж лишь из-за бедственного положения собственной семьи. Сейчас все изменится, я вам обещаю. Графа де Кресси больше нет, старой графине, поверьте мне, надолго станет не до интриг. Никто больше не будет удерживать вас, навязывая свою волю. Улыбнитесь, баронесса, скажите мне, что вы счастливы!
Куницца ди Амидеи: У Куниццы перехватило дыхание, когда сильная рука Джеймса оказалась на ее талии, и, казалось, она сама услышала биение собственного сердца, самые скрытые и сокровенные помыслы которого – о чудо!- были услышаны. Джеймс не только не осуждал ее за легкомысленное поведение – право, это было бы совсем неуместно, ему не к лицу ханжество и притворство – но и прекрасно ее понимал. Господи, неужели он чувствует к ней то же, что и она к нему… От этой мысли внутри ее все перевернулось, и она едва удержалась от внезапного порыва ответить на его признание страстным поцелуем, на этот раз более реальным, чем то едва заметное, едва уловимое, полуслучайное прикосновение губ в ночи… Она вспомнила этот полуреальный поцелуй, впечатления от которого и до сих пор были живы в ее памяти, и вызывали в юной баронессе страстный трепет. -- Да, виконт… да, я счастлива… - это прозвучало более твердо и решительно, чем сама Куницца могла ожидать от себя. – Я думала, что вы меня осудите, Джеймс… - Это простое, непринужденное, лишенное кокетства и жеманства обращение по имени, разрушило все преграды между ними и бросило вызов принятым в свете церемонным условностям. – Я никогда не желала ему смерти… это правда, я бы хотела, чтобы он жил долго и счастливо, но только не со мной… Я не любила его. Никогда не любила… Он очень хорошо ко мне относился… может быть, даже любил, но… я часто ловила себя на мысли, что он не похож на других кавалеров, что мужчина, рыцарь плаща и шпаги должен быть не таким, как он. Что именно мне в нем не нравилось, я до сих пор не могу объяснить, но… что-то неприятное в нем было, и это меня настораживало. Речь Куниццы была сбивчивой и путанной, как и ее мысли, противоречащие одна другой. К желанию быть рядом с мужчиной мечты примешивалось чувство вины перед старой графиней, которой только предстоит узнать о страшной смерти любимого сына.
полная версия страницы