Форум » Королевские Резиденции » Эпизод "Альсидиана" третий акт » Ответить

Эпизод "Альсидиана" третий акт

Chantal Duvivier: Время: 18 сентября, 1664 года. После полудня, вечер, ночь. Место действия: Версаль, Королевская Опера в северном крыле дворца. Участники эпизода: музыканты, танцоры и зрители, а так же слуги и челядь.

Ответов - 71, стр: 1 2 3 4 All

Филипп д'Арманьяк: - Да уж, - мрачно отозвался шевалье. - Женщины... Разочарование сквозило теперь во всем облике молодого человека. Принцесса обманула его - и Филиппа мало волновало, что обещаний его возлюбленная не давала никаких, а намеки были тем хороши при дворе, что истолковывать их можно было по-всякому, тем самым временно избавляя себя от скуки. Однако ему сейчас было не до упражнений в остроте ума. Теперь же его обидчик, не ведая того, какую рану самолюбию Лоррена нанесла любезность и впечатлительность герцога д'Аллюэна, исчез из виду. Обильная пища для сплетен, которую подавал придворным нынешний спектакль, казалась Филиппу безвкусной. От суетного мельтешения перед глазами множества лиц, лент, масок, бутафории у него закружилась голова, а запах самых разнообразных духов вызывал дурноту. На слабое здоровье или девичью чувствительность шевалье пожаловаться не мог, но нервное напряжение делало свое дело лучше самого бездарного лекаря, применяющего кровопускание к больному чахоткой или раненому. - Уйдем отсюда, месье, - обратился он к Мольеру. Он сам не понимал, почему позвал за собой этого человека, но чувствовал, что, останься он сейчас один, совершенно потеряет над собой контроль и сотворит нечто непоправимое.

Генриетта Анна: В мире существовало только одно место, где чета Орлеанских не пыталась строить козни друг другу и этим местом была сцена. Каждый из этой пары желал выглядеть безупречно хотя бы в иллюзорном мире далеких стран и времен, а потому именно на подмостках королевского театра в Версале Филипп и Генриетта Анна выглядели идеальной парой, прекрасно дополняющей друг друга. Тем более, что ни он, ни она не желали портить настроение свою августейшему родственнику королю Франции. А потому главенствующая пара среди пастухов и пастушек с изяществом и легкостью исполняла свою партию, приветствуя царственного Полександра, прибывшего на остров Альсидианы и несмотря на то, что формально пастушка-Генриетта на сцене игра роль менее важную, чем мадам де Монтеспан, герцогиня спокойно простила ей эти минуты превосходства. Закончив свои партии герцог с герцогиней заняли свои позиции, уступая место временам года.

Людовик XIV: Маркиза ответила улыбкой на взгляд своего венценосного возлюбленного. Ее глаза горели от радости, но она больше глядела в зал, чем на Людовика, что было не трудно объяснить некоторыми качествами ее характера, в числе которых было самолюбие, уступающее разве что самолюбию самого монарха, честолюбие и жажда постоянного, а лучше - скандального внимания к своей особе. Людовик прощал любовнице эти слабости, хотя порой, к его неудовольствию, она не слишком умело их скрывала даже перед ним. Луи взял маркизу за руку и повел сквозь расступающиеся ряды пестрой массовки, отдающей почести Полександру и Альсидиане. В первых рядах танцовщиков и танцовщиц свои партии исполняли принц и принцесса Орлеанская, которые были только пастухами стад, принадлежащих королеве Альсидиане. Как и прочие, король теперь ожидал появления времен года - одних из самых прекрасных дам, укращающих двор короля-солнце, ярчайших лучей, преумножающих его сияние. Луи с улыбкой удовлетворения ожидал финала и льстивых, но заслуженных им оваций, завершая последние па и пируэты вместе с маркизой де Монтеспан, ставшей главной целью для сплетен сегодняшнего вечера.


Медея-Женевьева: -Я несказанно счастлива, что мне предстоит танцевать на одной сцене с его величеством и с Вами, Ваше высочество,- растерянно, силясь собрать воедино улетучившиеся мысли, пробормотала девушка. -Что? Милейшая, увы, я не расслышал ваших слов. Потрудитесь повторить!- Его высочество герцог Орлеанский, изобразив на лице жалость по поводу собственной рассеянности, наклонился, подставляя высокородное ухо к губам испуганной мадемуазель Одиже. А та действительно была напугана. Вкрадчивый голос, подчёркнутая деланность и манерность, улыбка, значение которой было практически неопределяемое, …Что скрывалось за ней - добродушие или ехидство? Девушка, словно лань, попавшая в капкан, сделала попытку высвободиться. Попытка оказалась безуспешной. Принц, в ожидании ответа, нетерпеливо постукивал высокими каблуками. Мадемуазель вновь повторила свои слова, приправив их всевозможными комплиментами, вложив в обращение ровно столько же уважения и пиетета, как если бы разговаривала с самим королём. Герцог, падкий на лесть, довольно закивал головой. Взмахнув рукой, он предложил юной фрейлине полюбоваться кружевами, которые спадали с манжет мягкими фалдами. Женевьева подняла на принца глаза, полные детского восторга. - О, Ваше Высочество! - Они так филигранны, так изящны, словно морозные узоры на окне в рождественскую ночь! Мне никогда не доводилось видеть работу более тонкую и более прекрасную! Принц хмыкнул и, откровенно игнорируя окружающих их придворных и этикет, придвинулся ещё ближе. У Женевьевы от нестерпимого пряного аромата защекотало в носу и, она, впустую силясь сдержать порывы, чихнула. Лёгкий смешок, по праву принадлежавшей герцогине Орлеанской, застал девушку в тот момент, когда она, украдкой вытирала рукавом кончик носа. Принц мгновенно отвернулся и принялся щебетать с супругой. Воспользовавшись моментом, Женевьева выскользнула из ловушки, в которую так внезапно попала, и смешалась со стайкой фрейлин. Уже через мгновение она оказалась на сцене. Танцуя руку об руку с шевалье де Лорреном, мадемуазель была как в тумане. Всё смешалось в одну невообразимую картину, но девушка не ощущала более ни страха, ни смятения. Сцена версальского театра казалась ей панацеей от нападок и шпилек.

Chantal Duvivier: Все это время Шанталь аккуратно выглядывала из-за кулис, наблюдая за королем и мадам де Монтеспан, принцем и принцессой и другими придворными. Шевалье в роли пастушка немало позабавил девушку. Интересно, кто переложил ему эту роль? Что может быть более не сочетаемым, чем де Лоррен и пастушок? - С сарказмом подумала она. Время появления на сцене самой Шанталь приближалось. Она еще раз осмотрела свой золотой наряд, расправляя невидимые глазу складочки на платье. Мадемуазель Дювивье неожиданно вспомнила про инцидент с новой фрейлиной ее высочества, которая прямо сейчас выступала на сцене в компании шевалье. Уж чье, чье а ее выступление нельзя назвать блестящим. - Презрительно улыбнулась герцогиня. На самом деле молодая особа танцевала довольно прилично, но признать это было для Шанталь невозможным. Тут мадемуазель Дювивье вспомнила о своих партнершах по танцу. Герцогиня де Бриссак уже стояла рядом, принцесса Ориенская тоже направлялась к ним. Что это с ней? - Кинув взгляд на принцессу подумала Шанталь. Но так как Олимпия уже приближалась к ней, герцогиня Монгредьен благоразумно решила ничего вслух не говорить, а лишь улыбнувшись почтительно кивнула. Фрейлина ее величества королевы, исполняющая роль зимы, тоже уже приближалась к стоящим девушкам. Музыканты заиграли новую мелодию и все времена года выплыли на сцену. Шанталь танцевала легко, ноги будто бы летели над зеркальным паркетом. Делая грациаозные па, она украдкой наблюдала за своими партнершами.

Moliere: Филипп д'Арманьяк Шевалье де Лоррен выглядел настолько несчастным, что Мольер невольно усомнился в своих выводах. Может, Арманда была права, и маршала с принцессой Ориенской связывало нечто большее, чем можно было бы предположить на первый взгляд. Но с другой стороны, причем здесь шевалье? – Конечно же, ваша светлость. К некоторому удивлению Мольера, молодой человек направился не в сторону выхода, а дальше за декорации, где громоздились сложные переплетения веревок и рычагов, составлявшие сценические машины знаменитого Вигарани.

Филипп д'Арманьяк: Филипп слабо представлял куда направляется и уж конечно не дал бы вразумительный ответ на вопрос, что он забыл среди рычагов и колес, приводивших в движение декорации на сцене. Уйти подальше от шума, попытаться понять, что делать дальше, - вот что сейчас его волновало. Так же как и желание выяснить, что ждать от Генриетты. - Месье Мольер, как вы думаете, история про де Гиша прав... - молодой человек резко развернулся к драматургу, задев пораненой рукой металлический прут-составную часть одной из чудо-машин, - правдива? Они были любовниками, или Гиш просто дурак, выставлявший свою страсть напоказ? Обеспокоенный своими переживаниями, Лоррен поначалу не придал значения груде белой ткани, видневшейся между стеной и перегородками, скрывавшими от глаз публики и праздношатающихся за кулисами технические приспособления театрального мира Версаля. Находившееся позади Мольера, это пышное облако в полутьме можно было принять за чехол или покрывало. Однако для таких предметов ткань слишком блестела, этого не мог не заметить даже шевалье. Дожидаясь ответа Мольера, Филипп, переводивший взгляд со своего спутника на предмет позади него и обратно, решил удовлетворить свое любопытство, после того как мнение драматурга будет озвучено.

Moliere: Мольер, знакомый с декорациями и театральными машинами намного лучше своего собеседника, тоже заметил невесть откуда взявшуюся груду белой ткани, но, вынужденный следить за тем, чтобы не оказаться ненароком к тому спиной, не мог изучить ее повнимательнее. Ломая голову, что же такое мог выкинуть Вигарани в последний момент, он чуть было не сказал шевалье чистую правду, но не успел он открыть рот, как вдруг словно луч солнца проник в его сознание. Ах вот оно что! Ай да маршал! – Помилуйте, ваша светлость, – пробормотал он, отчаянно пытаясь собраться с мыслями, – ну что я знаю о подобных делах?

Анри де Шомберг: - Ну что, граф, много ли я упустил? - Шомберг уселся на свое место рядом с графом де Монтенем, - Кстати, что нового при дворе? Я чувствую себя чужеземцем... столько новых лиц. - О... так вы не слышали о последних новстях, маршал? - приглушенный голос Монтеня звучал еще более завораживающе, - Весь Версаль только и говорит о таинственном происшествии на королевской охоте этим утром. - Ну... возможно, до Парижа эти слухи не успели дойти, - стараясь раззадорить желание графа посплетничать, Шомберг намеренно принял безразличный вид. - Что вы, конечно же! Это же совершенно секретно! - Х-м... обычно именно слухи с такой вывеской получают самое скорейшее распространение, - улыбнулся Анри. - О нет, только не это происшествие! В нем замешан сам король, вы понимате? - Монтень приглушил свой голос так, что даже сидевший рядом с ним Шомберг едва мог расслышать его. - Учтите, Монтень, я не возьму на себя труд дальнейшего распространения этой новости... Вы же знаете, как я ленив. - Только поэтому я и осмелюсь поведать вам о ней, маршал... я полагаюсь на ваше молчание. Граф искоса посмотрел на разносившего напитки лакея, на сидевших поблизости придворных и, удостоверившись, что они с маршалом находились в достаточном отдалении от всех, не торопясь рассказал об утреннем инцинденте под аккомпанимент королевского оркестра, отыгрывавшего последние такты третьего акта.

Филипп д'Арманьяк: - Вы всегда в курсе всех событий, месье, - Филипп прихватил Мольера за плечи и разве что не встряхнул. - Не отпирайтесь... Это очень важно, поверьте. Шевалье, который зачастую считал ниже своего достоинства принести заслуженные извинения, теперь умолял сына королевского обойщика, как будто ответ того решал его собственную жизнь.

Moliere: Мольер решительно покачал головой. Слухов всегда много, на любой вкус, а истина, если и лежит где-то посередине, то уж точно не в одиночестве. К тому же, ничтожному комедианту не следует рассказывать сильным мира сего то, чего им не хочется услышать – по меньшей мере, пока кто-то более сильный не готов взять вас под свое покровительство. Ни его величество ни его высочество не озаботились его судьбой настолько, чтобы защитить «Тартюфа»… – По моему скромному мнению, ваша светлость, ничего там не было, ни для одной стороны, ни для другой. Вы же знаете, что такое двор: казаться – все, а быть – ничто. Если граф де Гиш решил изобразить Бэкингема, не следует заключать, что ему повезло стать и Мазарини, а если ее высочество вздумала, говоря театральным языком, подыграть в этой мизансцене, то занавес над нею давно упал. Как ни интересовало Мольера выражение лица шевалье, поднять глаза он не решился: как бы расстроен тот не был и какими бы актерскими способностями не обладал он сам, скрыть возбуждение от подобной новости было нелегко. Шевалье де Лоррен ревнует принцессу! Арманда со стула упадет!

Филипп д'Арманьяк: Филипп уже было обрадовался, когда драматург высказал свое "скромное мнение", однако ремарка относительно театральных порывов принцессы снова вогнала его в отчаянье. Общие слова, ничего конкретного... Но что теперь думать о Гише, он далеко, благодаря маршалу де Граммону, которому надоело видеть, как его сын своим безрассудным упрямством забивает гвозди в собственный гроб. На место пылкого воздыхателя герцогини Орлеанской пришел еще один смельчак, и шансов добиться взаимности у шевалье де Лоррена становилось все меньше и меньше. - Думаете, упал? - мрачно спросил молодой человек, однако делиться своими горестями дальше не решился. Выпустив Мольера, шевалье отошел в сторону, туда, где несколько мгновений раньше высмотрел странную груду ткани. Хотя в этой части машинного отделения света было совсем немного, зрение никак не могло обмануть Филиппа: перед ним лежала женщина, судя по украшенному лепестками и прочими балетными атрибутами платью, выступавшая сегодня на одной сцене с королем. - Бог мой... Опустившись на одно колено, шевалье осторожно повернул незнакомку, до того лежавшую на боку, лицом к себе. Ошибиться было невозможно: перед ним была невеста маркиза де Лувуа, которую тот недавно представил Его Величеству. - Мольер, что с... - закончить свой вопрос фаворит герцога Орлеанского не смог, увидев на боку у мадемуазель де Сувре темневшее пятно.

Олимпия де Сен-Леже: Олимпия была великолепной танцовщицей, и мастерством своим, пожалуй, даже не уступала некоторым придворным балеринам, и сейчас она старалась быть на высоте, дабы не осрамиться перед Его Величеством. Разумеется, минувшие неприятности - странный разговор с Шомбергом, сцена ревности маркиза - оставили глубокий след в ее душе, но чисто внешне очаровательная принцесса старалась не показывать своего настроения. Танцевала она замечательно, с неизменной, предписанной правилами хорошего тона улыбкой на губах, и единственным, что настораживало в ней, был немного странный взгляд. Она смотрела вдаль, стараясь отыскать среди зрителей своего прекрасного мучителя, который сам того не зная, болезненно задел ее за живое. Возможно, он даже не видел ее сейчас...

Moliere: Ответный кивок Мольера остался, скорее всего, незамеченным его молодым собеседником, но комедиант и думать забыл о графе де Гише и о принцессе, когда таинственная груда белой ткани внезапно оказалась лежащей на полу женщиной. При виде ярко-алого пятна, расплывшегося на ее платье, ему едва не стало дурно, и он невольно шарахнулся прочь. – Б-б-боже мой, – пробормотал он, пытаясь одновременно перекреститься и сплюнуть. Актеры – народ суеверный, а худшего предзнаменования чем труп за кулисами и представить себе нельзя. – Это, как ее, Невинность? Мадемуазель де Вувре? ООС: По-моему, в то время такой марки вина еще не существовало :)

Филипп д'Арманьяк: Удивительным образом сумев собраться мыслями, Филипп вспомнил, как его отец, прославившийся в молодости буйными попойками и не оставивший до конца эту лихую привычку, нащупывал на шее у своих напившихся до бесчувствия собутыльников артерию, дабы убедиться, что чрезмерные возлияния не отправили их в царство теней. Жизнь в девушке билась совсем слабо, и все-таки она не была мертва. - Да не стойте же вы, словно жена Лота, Мольер, - огрызнулся шевалье. - Лучше помогите мне. Молодой человек осторожно приподнял голову мадемуазель де Сувре и положил к себе на колени. - Здесь ведь должен быть доктор?

Анри де Шомберг: По мере того, как Монтень рассказывал маршалу историю о покушении на короля, добавляя в нее все больше пикантных подробностей, брови д'Алюэна медлено сдвигались к переносице. Однако, по окончании рассказа он вновь напустил на себя безразличный вид и насмешливо заметил: - Похоже, что после балета в этой истории будут замешаны драконы и херувимы, что там было... стрела? - он нетерпеливо махнул кружевным платком лакею и взял с подноса бокал с вином, - Советую не увлекаться сказочными историями, граф. Если конечно не хотите стать затребованным рассказщиком в салоне де Скюдери или у моей матушки, герцогини д'Отфор. - Вы не верите? - Ни единому слову... тем более, это не подстверждено самим королем. - Я всегда знал, маршал, что вы верите только своим глазам... увы, - разочарованно протянул де Монтень. Шомберг допил вино и поднялся со своего места. - Там танцует молодая особа, которая успела заинтересовать меня прежде вашей истории, друг мой. Простите меня, возможно, в другое время я бы придал вашим словам больше внимания, - Анри улыбнулся, - Я обещал принести ей цветы... - Да, безусловно, - пробормотал граф с понимающим взглядом. Шомберг воспользовался всеобщим ажиотажем и шумом апплодисментов, адресованных прелестницам двора, исполнявшим партии Времен Года. Он прошел меж рядов возбужденно обсуждавших па и костюмы танцовщиц придворных и вернулся за кулисы. Рассказ де Монтеня насторожил его. Конечно же, в нем была изрядная доля вымысла. Но суть оставалась - на короля было совершено покушение, и сейчас место маршала было рядом с государем. Возможно, следствие уже началось... Да, это объясняло появление большего, чем обычно числа мушкетеров господина де Терье на подъезде к Версалю. И все же... было ли этого достаточно?

Moliere: Филипп д'Арманьяк – Доктор? – растерянно пробормотал Мольер, – да, конечно же, доктор. Он повернулся и заторопился обратно к сцене. Доктор, значит, она не мертва? Вряд ли шевалье вздумалось бы дотрагиваться до трупа, хотя кто их знает, дворян? Все они дерутся что ни день… Но вроде девушкам такое не полагается… Кто же ее так? Мольер беспомощно огляделся, в тщетных поисках королевского лекаря или, на худой конец, Тарьи. Каким бы дурным ни было его мнение о медицине в целом и каждом отдельном докторе в частности, сейчас он был бы только счастлив узреть одну из смехотворных высокопарных фигур в черном. Цирюльник подошел бы еще лучше, только откуда здесь взяться цирюльнику? ООС: Если мадемуазель Тарья не появится, то следующим постом я вернусь к шевалье де Лоррену с доктором (лучшим НПСом при дворе, разумеется!). Если кто хочет заметить мой потерянный вид и присоединиться, милости прошу.

Филипп д'Арманьяк: Филиппу не оставалось ничего иного, как пребывать в том же положении, стараясь поддерживать мадемуазель де Сувре таким образом, чтобы не спровоцировать очередного кровотечения. Впрочем, он не знал, сколько времени девушка пролежала раненой за кулисами и сколько ей оставалось жить - бледность ее лица могла бы обмануть многих. Испытывая потребность что-то сделать, шевалье достал из кармана платок и приложил его к боку несчастной. Ткань немедленно пропиталась кровью - а значит, удар был нанесен не так давно. - Ну где же он... - нервозный вопрос молодого человека был обращен в пустоту. Странно, в этом помещении не было ни одной живой души, как будто любопытство придворных ограничивалось только подмостками. Думать об этом, однако, долго не приходилось, куда больше Филиппа интересовало, кому могла помешать Сувре, эта невинность...

Moliere: Не успел Мольер подумать, что, пожалуй, придется обратиться к одному из сновавших туда-сюда лакеев, как на его плечо легла мягкая женская рука и до боли знакомый голос спросил: – Что-то случилось, дружок? Мольер с облегчением повернулся к Мадлен Бежар. Пусть она не танцевала в балете, потеряла былую красоту и давно не была его любовницей, лучшего друга у него не было. – Там труп, только это, может, не труп, – торопливо сказал он. – Нужно врача какого-нибудь… Глаза Мадлен расширились и она быстро огляделась по сторонам. Проследив за ее взглядом, Мольер не мог не заметить, как старательно все на них не смотрели, и понял, что говорил слишком громко. – Идем, – приказала Мадлен, и потянула его за собой. Не успел он сообразить, что происходит, как она подозвала госпожу Дебри, прошептала ей что-то на ухо, и та поспешила прочь. Еще мгновение, и к ним присоединилась Арманда, которую Мадлен подманила повелительным жестом. – Где? – шепотом спросила Мадлен, и когда Мольер ткнул пальцем в сторону театральных машин, приказала, – Дождешься Катрин, с врачом, скажешь им, чтобы шли туда. Поняла? Не дожидаясь ответа, она дернула Мольера за руку и минуту спустя стояла на коленях рядом с шевалье де Лорреном. – Врач сейчас будет, ваша светлость. Вы позволите, я посмотрю пока? Вроде что-то знаю, всякое видеть приходилось… ООС Если кто хочет, обратите внимание на нашу с г-жой Бежар мизансцену и присоединяйтесь. Хотя из зала, где, судя по всему, сейчас находится маршал, нас вряд ли видно…

Филипп д'Арманьяк: Не переставая поддерживать Анну, шевалье с нескрываемым интересом разглядывал женщину, о которой Беврон, хихикая не переставая, словно глупая девчонка, порассказал ему немало любопытного. В частности, упорно муссировавшийся слух о том, будто мадам Бежар выдала собственную дочь за ее родного отца. "Редко о ком-то из нас можно с виду сказать такое", - подумал Филипп, так до конца не убежденный в истинности слов своего приятеля. - Удар был нанесен недавно, наверное, поэтому до сих пор никто ее не обнаружил... Вы видели ее на сцене? В то время как подруга Мольера колдовала над пострадавшей, шевалье рискнул вновь оглянуться по сторонам. Никаких следов борьбы он не заметил. Лишь небольшой кусок белой ткани зацепился за одну из балок, поддерживавшую искуственную стену. - Месье Мольер, будьте добры, займите мое место. Дождавшись, когда голова бедняжки Сувре окажется на коленях у достойного литератора, Филипп поднялся и подошел поближе к заинтересовавшей его перекладине. Несмотря на свой немалый рост, дотянуться до свисавшей с нее ткани он не мог, а потому вынужден был вынуть из ножен шпагу и подцепить ее острием легкую материю, точно такую же, в которую была одета невеста Лувуа. - Смотрите... - шевалье де Лоррен поднес свою добычу почти к самому лицу Мольера.



полная версия страницы