Форум » Королевские Резиденции » Эпизод "Альсидиана" третий акт » Ответить

Эпизод "Альсидиана" третий акт

Chantal Duvivier: Время: 18 сентября, 1664 года. После полудня, вечер, ночь. Место действия: Версаль, Королевская Опера в северном крыле дворца. Участники эпизода: музыканты, танцоры и зрители, а так же слуги и челядь.

Ответов - 71, стр: 1 2 3 4 All

Chantal Duvivier: Поглядев в лицо шевалье, Шанталь с удивлением заметила, что несмотря на все им виденное, он все еще продолжает надеется. Даа, - подумала девушка, - истинно говорят, что надежда умирает последней. Кажется, я ее и убила. В какой то момент мадемуазель Дювивье даже пожалела де Лоррена, настолько у него был несчастный и растерянный вид. После слов фрейлины ее высочества, он явно был не в себе. Шанталь с легким удивлением посмотрела вслед уходящему непонятно куда де Лоррену. Что он делает? - Пронеслось у нее в голове. Благо распорядитель торжеств его высочества вовремя спас ситуацию. Это, наверное, и называется полный шок. - Покачала головой Дювивье. - Но все же я себе не прощу, если пропущу такое зрелище. Просто не прощу! Надо во что бы то ни было попасть на это встречу. Держу пари, что это будет совершенно знаменательное событие. С такими мыслями герцогиня Монгредьен направилась поближе к сцене. Третий акт должен был вот-вот начаться.

Мигель де Гарсиа: ООС. - Написано совместно с м-ль Адилье. Но в основном мое))) В антракте, между вторым и третьим действиями балета, герцог де Гарсиа вывел Николетту из душного зала, увидев, что девушка чувствует себя не очень хорошо, и к тому же истомлена скучным представлением. -Фи, какая это пошлость!- поминутно морщила носик юная актриса, отпуская презрительные реплики по поводу сюжетной линии балета. –Никогда не видела более скучного спектакля! И танцы… ну разве это танцы? Ходят как заведенные под музыку, только ручками еле-еле касаются друг друга! Вот, я видела в детстве, на Пасху в деревне… - ударилась было Николетта в воспоминания, но тут же прикрыла рот веером, встретив пристальный взгляд герцога. -- То, что вы видели, держите, пожалуйста, при себе, - тихо шепнул ей Мигель, едва касаясь своими губами ушка Николетты. – Не желаете ли вы, миледи, выпить вина? – спросил он, дабы переменить тему разговора. -Отчего же нет? – улыбнулась Николетта. – Рада буду, если вы принесете мне бокал, Ваша Светлость! Только, умоляю, белого или розового. От красного у меня все горло сводит… - деланно вздохнула она. -- Хорошо, - как можно более миролюбиво согласился герцог, хотя, к слову сказать, капризы этой очаровательной комедиантки давно свели его с ума. Ненадолго оставив свою «леди» одну, он вернулся с подносом, на котором стояли два хрустальных фужера с белым вином. Сделав маленький глоток, Николетта недовольно поморщилась, и тут же закрыла рот рукой, как будто почувствовала дурноту, хотя на самом деле ее дурнота была плодом исключительно богатого на преувеличения воображения юной сумасбродной актрисы. -Господи… Герцог, вы хотите меня отравить? -- Что вы, миледи, у меня и в мыслях не было ничего подобного, - ослепительно улыбнулся Мигель-Карлос,и, залпом осушив свой бокал, поставил его на место. Затем он столь же спокойно и хладнокровно допил ее вино. -- Вот видите… Если я не умру до вечера, то и с вами ничего не случится, очаровательная баронесса, - проговорил он, как бы подводя итог. -Черт побери… - смущенно прошептала Николетта. Как всегда, герцог решительно обезоружил ее, не позволив разгореться очередному скандалу, устроить который ей безумно хотелось. –С чего вы взяли, герцог, что мне будет приятно увидеть вас мертвым? -- Разумеется, нет, ведь я еще не составил завещание… Неизвестно, в какую сторону вырулила бы эта тема разговора, если бы Мигель не увидел медленно приближающуюся к нему кузину. Невысокая, хрупкая юная королева выглядела напуганной и расстроенной. Казалось, она очень несчастна, несчастна до такой степени, что вот-вот разрыдается в голос. И только врожденная испанская гордость не позволяла королеве дать волю своим эмоциям. -- Добрый вечер, кузен, - проговорила Мария-Тереза, протягивая красавцу-родственнику руку для поцелуя, и почти спокойным, царственным голосом поинтересовалась: -Как вам нравится представление? -- Я нахожу его унылым и однообразным без непосредственного участия Вашего Величества, - любезно произнес Мигель, слегка покривив душой, как того требовали уважение и родственная любовь к кузине. Королева вздохнула, и в глазах ее показались слезы. Герцог был достаточно умен и проницателен, чтобы догадаться, чем именно расстроена прелестная юная инфанта. Она страдала от невнимания супруга, которое король Людовик, казалось, совершенно открыто демонстрировал своей жене. Это несправедливо, решил герцог, если истинной королевой бала становится фаворитка, а настоящая королева скромно сидит в зале, едва сдерживая слезы и довольствуясь скромным местом зрительницы. -- Должна огорчить вас, любезный герцог, но я не любительница подобных развлечений, - с болью в голосе сказала королева. – Но Его Величеству это нравится, и его воля для меня закон. Герцог несколько минут молча смотрел на эту излишне терпеливую женщину, менее всех на свете заслужившую судьбу покинутой жены, но как никто другой несшей свой крест с достойным уважения и восхищения мужеством, необычным для такого нежного создания, как юная испанская принцесса. Эта женщина была единственной в своем роде, и кроме того, она была королевой, его кузиной, обманывать которую было неприлично и недостойно. И потому он не стал потакать игре Николетты… -- Позвольте вам представить мою воспитанницу, Ваше Величество. Николетта Адилье, актриса Королевской труппы. Весьма талантливая, и безмерно очаровательная юная особа. -Рада быть представленной Вашему Величеству, -Николетта учтиво присела в реверансе, хотя ее капризное сердечко не разделяло отношения герцога к королеве Франции. В глубине души Николетте хотелось закатить какую-нибудь истерику, и только тяжелый взгляд Мигеля, направленный прямо в сердце, кое-как охлаждал ее пыл. Мигелю безумно захотелось как-нибудь помочь своей царственной кузине, хотя бы на время облегчить ее боль. Как мужчина, он не мог не восхищаться красотой Атенаис де Монтеспан, но как близкий друг королевы недолюбливал женщину, которая открыто унижала его кузину. Положение дел не должно оставаться таким, каково оно есть...

Moliere: ООС Гм. Возвращение блудного попугая? В отличие от пышных одеяний придворных, алый костюм демона, в котором Мольер вынужден был потеть во втором акте, вовсе не был предназначен для того, чтобы подчеркнуть фигуру его владельца. К тайному облегчению комендианта, в третьем акте, долженствовавшем изображать триумф Альсидианы и Полександра, не участвовали ни корсары, ни пороки, ни демоны, а потому Мольер, в модном платье и в тщательно завитом каштановом парике, с тростью в руках и улыбкой на полных губах, хоть и остался за кулисами в качестве распорядителя, но чувствовал себя при этом куда вольготнее. Никто из его актеров не споткнулся, не перепутал свои места и не поделился ни с кем своими взглядами на комедиантов-любителей, а Арманда и Тереза-Маркиза даже удостоились высочайшей похвалы. Если бы не косые взгляды некоторых придворных, стремившихся угодить королеве-матери, да явная недоброжелательность титулованных святош, Мольер может и принял бы на веру клятвы его тезки Люлли, что единственная причина, по которой либретто не было заказано ему, это слишком яркое воспоминание о главной героине «Элидской принцессы». Заметив среди суетившихся между зеркал придворных еще одного из своих хулителей, Мольер низко поклонился. Что ни говори, сколько бы эти господа не талдычили о том, что он не достоен их внимания, любой из них пришел бы в раж, вздумай он их не заметить. Впрочем, еще со «Смешных жеманниц» было ясно, что замечать их стоило – замечать и переносить на сцену во всем их блеске. До тех пор, пока его величество продолжал считать себя не первым среди дворян, как его отец и другие предки, а чем-то куда более близким к божеству, Мольер мог высмеивать почти что кого угодно.


Расин: Расин опоздал. Частично - по объективным причинам. Частично - по субъективным. Сейчас состояние Жана описать было сложно - он еще не отошел от успеха Александра, от неожиданного расположения Короля - и, вместе с тем - болезненно ревновал Короля своим коллегаи, и, sans logique, прежде всего - своему другу. Тому, благодаря которому Александр и появился на сет... НЕТ! Не так! Александр Великий, кроме отца - Мольера, имел и мать - женщину, с первого взгляда поразившую Жана... Тереза, маркиза подмостков... весь цинизм Расина рухнул в бездонную пропасть при виде этой звезды... Он всегда отдавал предпочтение дамам более молодым; Тереза была старше него... но страсть,закусив удмла, уже мчалась вперед, в неизвестное будущее. Он пришел не ради Мольера, балета и даже короля - он пришел ради Терезтт...

Тереза Дюпарк: Тереза Маркиза наконец то вошла за кулисы и сняв с головы венок бросила его на пол. Тяжёлый позолоченый венец изображающий золотые лавровые листья гулко стукнулся об пол и от него отскочило несколько листочков. Голова раскалывалась от боли. Маркиза прижала пальцы к вискам. Перед глазами прыгали тысячи мошек. Ещё никогда она не чувствовала себя такой разбитой и уставшей. Эти бесконечные репетиции и склоки с Амандой делали своё дело. К тому же с утра Тереза так ничего и не съела. - Маркиза, чёрт бы тебя побрал, дай пройти! - крикнула ей госпожа де Бри, высокая черноволосая дама, одетая пастушкой. Она бесцеремонно толкнула Терезу и прошла к одному из зеркал, которое было поставлено прямо на пол и прислонено к стене. Духи с запахом розы, которыми обильно надушила свой наряд де Бри ещё больше разожгли в голове Маркизы боль. - Чёрт бы тебя побрал, дура! - не осталась в долгу Тереза, неловкими движениями рук, снимая с себя наряд. Её роль на этом выступлении была закончена и теперь должен был последовать долгожданный отдых. Завидев поблизости Мольера Тереза поспешила скрыться. Ей сейчас так не хотелось не с кем разговаривать, что Маркиза была готова на всё. Ах как глупо скрываться от кого то во дворце короля! Там где все на виду у всех! Вот и сейчас судьба подстроила для Терезы Маркизы новую встречу..

Расин: Вообще-то, жизнь Жака была довольно странной - перманентно сжимая и останавливая его она никогда не становилася на пути действительно важных мечтаний... Наоборот - подчас его жизнь выдавала ему очень неожиданные подарки... Ее фигурка, как молния, сверкнула в широкой галереее, и Жак бросился туда. Хоть на миг быть рядом с ней - это делало его счастливейшими из смертных.

Тереза Дюпарк: " Быстрее убежать бы.. Быстрее! Прочь отсюда!" - крутилась в голове одна единственная спасительная мысль. Тереза поспешно переоделась за одной из многочисленных ширм, которые были расставлены за кулисами и предназначались для актрис и актёров. Переоделась поспешно, исколов себе все пальцы булавками и крючками и стремительным шагом устремилась по галерее прочь от огней представления. Маркиза остановилась только тогда когда дышать стало трудно. Девушка прислонилась спиной к стене силясь успокоить рвущееся из груди сердце. " Вот так вот сходят с ума, " - подумалось ей - " От того что ты не можешь найти себе места, потому что везде ты чувствуешь себя лишним.. Вот с чего бы это я так разнервничалась! Сам король посмотрел на меня и даже улыбнулся и я вместо того, что бы сейчас пытаться ещё раз попасться ему на глаза, прячусь как дурочка где то в темноте галереи, только потому что у меня вдруг голова разболелась! Подумаешь, какая неженка!" Тереза старалась распалить себя, заставить вернуться, хотя бы для того что бы похвастаться перед Мольером своими успехами и продолжить просить его оставить ей роль Като в " Смешных жеманницах ", но не могла и шагу сделать. Тут её послышались тихие шаги. Кто то направлялся к ней, причём несмотря на тишину шаги были уверенными и казалось принадлежали человеку, который шёл именно куда то, а не просто прогуливался. И цель его пути была рядом. Маркиза почему то была уверена что ищут именно её. " Если это Мольер, я сейчас начну кричать, если это Арманда я всё таки вырву её пару клочков её рыжих волос, как и обещала, " - стала в уме прикидывать Маркиза - " Если это Гро Рене заставлю его принести мне чего то поесть.. Ну, а если это какой то шевалье.. Гм.. Ему же хуже." Но это оказался не Арманда, которая в этот момент пререкалась с госпожой дю Бри, и не Гро Рене и не шевалье и даже не Мольер, хотя к Мольеру этот господин имел самое прямое отношение. Это был Расин.

Расин: Антураж был соответствующий. По ту сторону кулис гулко шумело возбужденное людское море, этот шум доносился сюда - так буря бушует за стенами замка. Здесь же не было никого, кроме них. -Сударыня, я видел Ваш триумф! - безбожно солгал Жан - Именно Ваш, ничеей больше. Даже Ангелы и музы замерли, чтобы насладиться Вашей игрой! - и он протянул ей небольшой, но оттого еще более красивый букетик.

Тереза Дюпарк: " Ах вот это кто...И почему у меня всегда не хватает сил прогнать его? Потому что он мне нравится.. Может быть. А может быть я испытываю к нему какие то иные чувства.. Даже уже и не знаю.. Что то не то со мной твориться, это уж точно" - подумала Тереза и протянув руку взяла букетик. - Благодарю, месье Расин, - ответила она с улыбкой. Сейчас они оказались в таком месте, будто бы специально предназначенном для свиданий тайных и явных. - Вы сегодня как то особенно оживлены, месье. Какова же причина этого? Может быть вам удалось написать новую пьесу, которая достойна глаз самого короля? - спросила Маркиза посмотрев Жану прямо в глаза. " Почему мне так нравятся его глаза? Их цвет не похожь не на один.. Полно Тереза, да не влюбилась ли ты? Ещё тогда, при первой вашей с ним встрече? Да нет! Не может этого быть.."

Олимпия де Сен-Леже: -- Это вызов? – мрачно переспросила Олимпия, когда Анри д’Аллюэн покинул помещение. -- Как видите… - вздохнул Бернар, в душе негодуя против поведения этого наглеца. Это он, маркиз, имел полное моральное право вызвать на дуэль мужчину, обнаруженного им в уборной Олимпии, да еще и при таких странных обстоятельствах. -- Что он сделал вам? – еще раз переспросил д’Андижос. – Почему вы плакали? -- Я все сказала… - Олимпия не собиралась открывать этому человеку свою душу, несмотря на то, что он так много для нее сделал, и даже сейчас продолжал ее любить. -- Не хотите признаваться – не признавайтесь. Дело ваше, - он приблизился к девушке, осторожно взял ее за руку, притянул к себе. Ее прекрасные темные глаза выразительно смотрели на Бернара, и мужчина внезапно почувствовал себя неловко. Он обидел ее. Обидел женщину, которую любит… -- Простите меня, Олимпия, -Бернар обнял ее за узкие плечи, ласково погладил густые рыжие локоны. – Я был резок с вами. Вы не заслужили… -- Вы будете драться? – полюбопытствовала девушка. -- Да. Буду. Дело чести, - вздохнул маркиз, и ему показалось, что земля уходит у него из-под ног, так странно, одурманивающе действовала на него красота принцессы Ориенской. – За вас, Олимпия, и жизнь не жалко отдать. -- Я не кровожадна. Мне не нужна, ни ваша жизнь, ни жизнь этого человека, - отметила Олимпия. Несмотря на то, что Бернару была присуща характерная для темпераментных южан излишняя пылкость и невоздержанность (он нередко позволял себе грубости, неразумные выходки, особенно в подпитии, что с ним случалось тоже нередко), но все же принцесса Ориенская чувствовала себя защищенной, находясь рядом с ним. Бернар д’Андижос красив, дьявольски привлекателен, без памяти влюблен в нее, Олимпию, чего же ей еще надо для счастья? Кстати, он и прекрасный любовник… Тем не менее, она прекрасно понимала, что не любит маркиза, а только проводит с ним время, тогда как душа ее странным образом рвалась к Шомбергу, который принес ей только странную боль и глубокое отчаяние. -- Простите меня… - повторил Бернар, и поцеловав руку любимой, бросил на нее полный нежности и раскаяния взгляд, но она никоим образом не отреагировала. Бернар вышел из комнаты, прекрасно зная, что Олимпия не бросится за ним следом.

Расин: -О нет, сегодня я радуюсь вовсе не своим успехам - Жан обожал ее улыбку, она была его найбольшей наградой. Когда Тереза улыбалась, Жан забывал все, и даже триумф "Александра" становился чем-то несущественным, как найденый на улице су - не своим, а Вашим. Вы не только впечатлили сегодня Короля и публику - вы поразили меня и вдохновили. Знайте же, что бы я не написал, это будет посвящено Вам! Все это Расин говорил тоном, удерживающимся на тончайшей грани между светской любезностью и чем-то большим. Но он не играл; действительно, живущее в нем чувство уже было достаточно сильным.

Moliere: Заметив Терезу-Маркизу, Мольер скривился, как от зубной боли. С момента появления в труппе Арманды, танцовщица словно с ума сошла. И хоть бы речь шла о ревности! Нет, каждой надо было выставить себя лучшей актрисой труппы, из-за чего язвительная г-жа Дебри взялась носить при себе позолоченные бутафорские яблоки, а ему самому приходилось вводить две любовных линии в каждую пьесу. Хуже того, Арманда настояла на танцевальной партии в балете, а Тереза-Маркиза уже заводила разговор о комической роли. Плакать хотелось, но что ж – вызывать рыдания это ее амплуа, тут она не имеет равных. Раздражение тут же покинуло его и он огляделся в поисках Лагранжа, с коим всегда можно было поделиться новой остротой.

Филипп д'Арманьяк: Хотя Филипп был не в духе, боязнь не угодить Его Величеству была сильнее, поэтому все, что от него требовалось на сцене, он выполнил. Как бы ни хотелось все бросить и предаться гневу или же, не тратя попусту время, вызвать этого нахального немца, осмелившегося перейти ему дорогу, перспектива - в худшем случае - отправиться в ссылку, в лучшем - получить выговор или же простое созерцание нахмуренных бровей венценосного артиста, не прельщала шевалье де Лоррена. Послушно, хоть и без нисходившего на него в иные моменты пыла, исполнив все па, молодой человек быстро покинул кулисы, чтобы сбросить с себя костюм пастушка. По дороге он сорвал с головы венок и поранил ладонь проволокой, на которой крепились цветы, так что его сценический костюм оказался выпачканным кровью и тем более требовал перемены, несмотря на то, что некоторые юные особы успели бросить на фаворита герцога Орлеанского, облаченного в аркадский наряд, одобрительные взгляды. Филипп не знал, куда ему податься - отправиться в Пале-Рояль и запереться в собственных комнатах, а там все равно, что на это скажет принц или его брат, если они вообще заметят его отсутствие; или же пойти за кулисы и попытаться поссориться с Шомбергом, после чего потребовать немедленно устроить поединок и тем самым не допустить его свидания с Генриеттой следующим утром. Последний вариант показался сгоравшему от ревности юноше куда привлекательнее, а потому, едва застегнув камзол и даже не удосужившись покрыть голову париком, он вернулся обратно. Герцог с герцогиней танцевали вместе с королем, Шомберг же пропал из поля зрения своего соперника, который вспомнил все ругательства, которые нахватался от отца, посетившего в свое время не один парижский кабак. Шевалье не терпелось выплеснуть ярость на ком-нибудь или чем-нибудь, но приходилось сдерживаться - в ненависти, равно как и в мести, нельзя было распыляться. К тому же поблизости оказался человек, никак не заслуживавший попреков или оскорблений, даже со стороны одолеваемого злостью Лоррена. - Месье Мольер, рад видеть вас нынче, - Филипп, решив долго не задерживаться в обществе такого же, как и он, протеже принца, через силу улыбнулся драматургу.

Moliere: При виде шевалье де Лоррена Мольер торопливо снял шляпу и поклонился. Даже не будь он привычен отмечать любые изменения в лицах вышестоящих, для того, чтобы заметить настроение молодого придворного, особой наблюдательности не требовалось. Не дай ему Бог попасться на глаза его величеству, тот не переносил нахмуренных бровей в собственном присутствии – если, конечно, они не отражались в его зеркале. Ответив на приветствие со всем подобающим подобострастием, Мольер сразу рассыпался в комплиментах танцевальному искусству короля, принца, принцессы и самого шевалье, привычно лавируя между необходимостью уверить придворного, что превзойти высокопоставленных любителей невозможно, и в то же время не уподобить этих последних профессиональным танцорам.

Филипп д'Арманьяк: Кратко поблагодарив драматурга за лестные слова, произведшие бы на него более ощутимый эффект, будь он спокоен, Лоррен предпочел сменить тему. - Простите, я совсем отвлекся от второго акта и не видел, как танцевали вы, - как бы ни пытался Филипп поддерживать вид благодушной непринужденности, его нервное состояние отразилось в нетерпеливых движениях рук, теребивших перевязь, и постоянном оглядывании по сторонам. Шомберг словно испарился, среди множества лиц шевалье не мог разглядеть крепкой фигуры маршала. - Надеюсь, вы извините мне такое небрежение к таланту. Но смею вас заверить, месье Мольер, все ваши пьесы я посещаю исправно... Сын обойщика, умевший остроумно высмеять привычки своего века и в стихах, и в прозе, вызывал у лотарингского принца уважение, близкое к восхищению.

Moliere: Мольер, здраво ставивший собственные упражнения под покровительством Мельпомены не выше чем комический талант Терезы-Маркизы, улыбнулся. – В таком случае, вам можно только позавидовать, ваша светлость. Вы имели удовольствие как почтить своим вниманием то, что могло с натяжкой, того стоить, так и пропустить то, что его отнюдь не заслуживало. А поскольку я, увы, подобной возможности не имею, то только созерцание талантов подобных вашему утешает меня в моей невольной необходимости быть свидетелем собственной бездарности. Он снова поклонился и, решив разбавить лесть некоторой толикой здравого смысла, поинтересовался, – Вы кого-то ищете, ваша светлость? С любым другим собеседником он счел бы, что виновницей его рассеянности была Тереза-Маркиза, г-жа Дебри или, что греха таить, Арманда, но с фаворитом герцога Орлеанского подобное было маловероятно.

Филипп д'Арманьяк: - Да, пожалуй... Вы не видели маршала... маршала Шомберга? И вообще, что вы о нем думаете? Более сдерживаться Филипп не мог. Хранить все в себе было самым разумным поведением при дворе, но когда в душе кипят страсти, которые не всегда умеешь обуздывать, нет ничего лучше понимающего собеседника. Не раскрывая сути своих претензий к красавцу военному, шевалье сделал отчаянную попытку вызнать хоть что-нибудь, что могло бы ему впоследствии пригодиться. - Он недавно здесь, но вы всегда в крусе всех событий, месье Мольер.

Moliere: Мольер с откровенным изумлением взглянул на шевалье де Лоррена. Что он, комедиант, думал о маршале де Шомберге? Положим, он действительно обратил внимание на новое лицо при Дворе и разузнал о том все, что мог, еще до того, как ее высочество почтила его столь длительным разговором – но что он думал? Какое вообще могло быть мнение у ничтожного комедианта, пусть даже пользующегося покровительством высочайших особ? - Маршал, мне кажется, уединился с какой-то дамой в ее уборной, – сказал он осторожно. Не то, чтобы имя дамы ему было неизвестно – попробуй скрыть что-нибудь в тесном мирке кулис – но называть его он не стал. Арманда, понятное дело, сразу же приписала закрывшуюся дверь делам амурным, но сам Мольер сомневался: маршал только что появился при Дворе, влюбиться за такое короткое время могла разве что пятнадцатилетняя девчонка, а для восстановления старой связи место и время было бы выбрано исключительно неподходящее. Хотя… Мольер кинул на фаворита еще один взгляд, куда более внимательный. Шевалье де Лоррен выглядел так, словно от его, Мольера, ответа зависела по меньшей мере судьба королевства, и он понизил голос, добавляя: – Вы же знаете женщин, ваша светлость: ту, что не привлекает блеск золота, очаровывает блеск клинка. В оркестре запели флейты, и Мольер прищурился, пытаясь разглядеть в толпе высокопоставленных танцоров Арманду.

Людовик XIV: Далекий в этот час от закулисных интриг и словесных, а может и не только словесных, поединков, Его Величество наслождался танцем и собою в танце в неменьшей степени. Завершительный акт "Альсидианы" представлял собой наиболее интересную часть, не только как счастливое завершение сюжета постановки в виде встречи и соединения Альсидианы и Полександра, но и как недвусмысленный дуэт Людовика XIV и его фаворитки де Монтеспан, утвержденной на эту роль самим королем. Сей дуэт вызывал наибольшее количество толков в этот вечер и недовольство обеих королев. Не заботясь об этом, Луи-Полександр уже достиг заветного острова, где его ждала прекрасная Альсидиана. Людовик бросил на фаворитку многозначительный взгляд, в котором сообщалось все, что он думал по поводу сегодняшнего балета, включая ее назначение, а так же и то, что следует думать об этом ей самой, учитывая недавнюю ссору.

Анри де Шомберг: Несмотря на то, что балет еще продолжался, за кулисами стоял неумолчный шум. То и дело раздавались приглушенные смешки, реплики, вздохи, сопровождавшие действие на сцене. Шелест платьев, чей-то мелодичный смех, плеск вина - все это создавало атмосферу праздничной эйфории. Маршал покинул будуар принцессы де Ориенскойс некоторым облегчением. Он задел чувства девушки, которую видел всего второй раз в своей жизни, но так и не успел разобраться, чем именно. Все же он пошлет ей букет цветов с извинениями... да, так будет лучше. Анри не любил оставлять после себя сожаления и горечь. Кивком головы он поклонился в ответ Мольеру, о котором слышал довольно лестные отзывы, пока был в Венеции. Герцог с удивлением заметил беседовавшего с драматургом шевалье де Лоррена. Удивительным был не факт их разговора, но лицо шевалье, выказывавшее плохо скрываемую досаду. Может, это было следствием пятен на костюме фаворита герцога Орлеанского, а может, чем-то еще. Судя по тому, как многие придворные дамы и кавалеры, а также танцоры королевского театра столпились у выхода на сцену, третий акт подходил к своей кульминации,Слышались произносимые шепотом сакраментальные имена Его Величества и мадам де Монтеспан. Шомберг окинул взглядом происходившее, и оценив свои шансы увидеть сцену равными нулю, решил вернуться на свое место в зале.



полная версия страницы