Форум » Королевские Резиденции » Эпизод "Альсидиана" » Ответить

Эпизод "Альсидиана"

Лувуа: Время: 18 сентября, 1664 года. После полудня, вечер, ночь. Место действия: Версаль, Королевская Опера в северном крыле дворца. Участники эпизода: музыканты, танцоры и зрители, а так же слуги и челядь.

Ответов - 196, стр: 1 2 3 4 5 6 7 8 9 10 All

Генриетта Анна: О том, что в обществе «избранных» появился ее муж,Генриетта поняла даже не повернув головы в сторону Филиппа – густой и сладчайший аромат духов, которыми муж щедро сбрызнул не только парик и шею, но и весь костюм, немедленно привлек ее внимание, а уж вкусы и любимые запахи супруга Генриетта знала превосходно. А потому когда мадам де Монтеспан старательно пыталась придать своему лицу выражение непринужденного благоговения при весьма посредственных усилиях скрыть истинную неприязнь, а венценосный кузен устремил раздраженный и несколько обиженный взгляд на брата, герцогиня Орлеанская обернулась к мужу с самой нежной улыбкой. В ближайшие пять минут Филипп будет каяться в своем опоздании, грешить на нерасторопных камердинеров, портных или гримеров и посыпать голову пеплом в связи с тем, что он пропустил первую партию Людовика в сегодняшней постановке Генриетте предоставлялась возможность перевести дух перед неизбежным началом весьма занимательного вечера.

Филипп Орлеанский: Филипп, выдержав приличествующую моменту паузу, а заодно убедившись, что окружающие аристократы обратили на его прибытие внимание, довольно ловко проскользнул мимо де Лоррена вперёд, коротко проведя ладонью по пастушьему посоху своего фаворита, с едва слышным сарказмом проговорив: - Какое у Вас орудие, друг мой! Ничего удивительного, что Вы завлекли столь прекрасную даму себе в пару, - оценив таким образом спутницу шевалье, которую принц толком и не разглядел, так как не обернулся, молодой человек тут же продолжил говорить. – Я? Пропустил выступление брата, - он возвёл руки к небу, слегка пошевелив ими, на манер качающихся ветвей дерева, отчего красные ленты пришли в волнение, как на воображаемом ветру. – Позволю себе заметить, прекрасная маркиза, что это большой промах с моей стороны, лишить себя удовольствия лицезреть танец Его Величества… Однако, как добрый подданный, я очень волнуюсь за репутацию нашего монарха, и никак не хочу добавить ему славы братоубийцы! Ведь, Святые Небеса, кто бы только мог знать, до чего у меня перехватывает дыхание, едва я вижу, как безупречно танцует Король-Солнце! Увы, я от восхищения не могу сделать и вдоха… - Его Высочество виновато развёл руками в стороны, при этом довольно глубоко кланяясь в сторону Людовика, и, быстро переместившись через центр своеобразного кружка, подцепляя Генриетту Английскую под локоть с видом полного душевного умиления, и, что более важно - мира и спокойствия в их семье, герцог Орлеанский продолжил свою речь. – Осмелюсь заметить, если бы я знал, что попаду в столь досадное положение, то велел бы весь свой костюм сделать красного цвета, тогда бы и моё лицо, алеющее от стыда за нерадивость, было бы весьма в тон ему. Как Вы считаете, герцогиня? – Месье скосил глаза на Генри и лучезарно улыбнулся. - Только подумать, до чего хороши во Франции времена года! Пожалуй, английской погоде есть чему поучиться у славного климата нашей страны, не так ли, герцогиня? – Филипп на миг отпустил локоть супруги, и тут же взял её ладонь в свою, чтобы с лёгким поклоном поцеловать. – Впрочем, сразу оговорюсь, что даже если все самые милые фрейлины моей супруги переедут на Туманный Альбион, то наш северный сосед всё-равно никоим образом не сравниться с Францией, ведь лишь в сиянии милостей Людовика Четырнадцатого можно представить себе столь прекрасную осень, весну и лето! – молодой человек по очереди кивнул герцогине Монгредьен, герцогине де Бриссак и принцессе Ориенской. Улыбка брата короля стала ещё шире, когда он повернулся всем корпусом к супруге и с самой невинной интонацией воскликнул. – Хотя, боюсь, от сегодняшней моей провинности меня не спасёт и благоволение Его Величества Вашему Высочеству, придётся мне искать спасения у фей! Монсеньор отпустил руку Генри, делая парочку коротких шажков к Анне де Сувре, и только тут заметил, что под личиной пирата Баязета, которого он собирался беспардонно оттеснить от девушки, отнюдь не Виллеруа, а будущий законный супруг маркизы де Куртенво – сам Франсуа ле Телье. - Эге, - в изумление невольно вырвалось у него. – Маркиз де Лувуа! Как Вы могли так подкрасться ко мне! Впрочем, ничего удивительного, учитывая до чего великолепна Невинность, тут бы и слона можно было спрятать, не то что честного сына министра, - Филипп на мгновение замешкался, не зная, куда деваться из этой неловкой ситуации, а затем порывисто обернулся к Людовику, с самой своей обаятельной улыбкой, смотря честными глазами полными братской любви в глаза монарху. – Ах, я погиб! Как видно, три желания у феи мне уже не попросить, ведь тут успели раньше меня, и ничего не остаётся мне, как ввериться покорнейшим образом Судьбе в Вашем исполнении, Ваше Величество! Надеюсь, Вы проявите снисхождение к Вашему вернейшему зрителю, и осчастливите меня возможностью наблюдать Ваш танец! В самом деле, если бы я был плох до того, что мне грозила бы Бастилия, я бы всё-равно последним желанием просил бы увидеть Вашу партию в этом превосходном балете! – герцог Орлеанский прижал ладони к сердцу, и тут же отдёрнул их, испугавшись, что примнёт розы на своём наряде, впрочем, неудачное отдергивание рук Его Высочество весьма ловко превратило в театральное протягивание ладоней в молебном жесте в сторону Людовика Четырнадцатого.

Генриетта Анна: Герцогиня Орлеанская предпочла не перебивать тот витиеватый поток любезностей, комплиментов и невинных колкостей, которыми ее супруг принялся сыпать перед присутствующими дамами и господами.Хотя,возможно, и не совсем невинных:мадмузель Одиже,которая неожиданно для Генриетты «нашлась» возле шевалье де Лоррена, густо покраснела при шуточке герцога относительно пастушечьего посоха ее кавалера, а мадмуазель де Сувре тоже поспешила потупить взгляд своих чудных глаз, когда Филипп Орлеанский обратил внимание на «фею» подле Лувуа.Что,ж ее муж сегодня явно в ударе и судя по взгляду Его Величества, который был неравнодушен к комплиментам, которыми его брат одновременно попытался уколоть супругу, наказание Филипп сегодня не понесет. Генриетта Анна миролюбиво улыбнулась мужу и за мгновение, во время которого герцог Орлеанский предстал перед потенциальной публикой кающимся аристократом,присоеденилась к мужу и взяла мужа под руку. -Мой дорогой супруг, Вы абсолютно правы,-елейным голосом произнесла Генриетта. – Желая не расставаться с роскошью природы и богатством Вашей родной Франции под сенью правления Его Величества, я приложила все усилия к тому, что бы навеки остаться сдесь.А потом избрала Вас в свои мужья, что бы быть ближе к благодатным лучам славы Вашего брата. Легким кивком головы и взглядом полным почтения к венценосном кузену, герцогиня подтвердила искренность своих слов и продолжила, одарив мужа взглядом полным нежности и супружеской любви, на этот раз обратившись к Людовику. -Сир, прошу Вас простить Вашего дорогого брата и моего возлюбленного супруга за это роковое стечение обстоятельств и позволить ему лицезреть Вас на сцене. Кому как не мне знать, как сильно мой муж этого жаждет.


Chantal Duvivier: Краем глаза пока другие придворные и король вели приятнейшую беседу, Шанталь продолжала поглядывать на шевалье де Лоррена и новую фрейлину принцессы. Да, - подумала она, заметив, что девушка тоже смотрит на нее, - кажется я ее заинтересовала. Уверена, что сейчас шевалье ее как раз посвящает в тонкости двора, а заодно и биографий собравшихся. Как бы в ответ на мысли герцогнии до нее донесся обрывок их разговора. Ну вот, что и требовалось доказать. - Улыбнулась Шанталь. От мыслей герцогиню отвлекло появление как всегда блистательного принца. О, - узрев брата короля и делая губокий реверанс подумала Шанталь, - не даром он так сильно задержался. Ну, собственно, ничего другого от Месье ожидать не приходится. Наряд герцога был блистателен как и он сам в этот вечер. Белоснежный камзол, обилие жемчуга и лент создавали непередаваемое впечалтление. Сделав еще один реверанс на комплименты герцога, девушка ответила: - Ваше высочество очень добры. Благодарю вас! Позвольте и мне выразить вам свое восхищение! Теперь я понимаю, что вынудило ваше высочество так долго лишать нас вашего общества. Ваш костюм неподражаем! Увидав, что принц подхватил Мадам под локоть, Шанталь слегка заволновалась. Нет, - неувенно размышляла она, очень надеясь не выдать своего волнения, - он же не может сейчас что-нибудь подстроить Мадам, не так ли? А если все же... О Бог мой! Шанталь кинула взгляд на шевалье, говорящий: "Вы же вмешатесь если что, правда?" Хотя, конечно, герцогиня изо всех сил надеялась, что вмешательство де Лоррена не потребуется.

Филипп д'Арманьяк: - Разумеется, мадемуазель, - глаза шевалье весело заблестели, - вы славное создание, а потому я и представить себе не могу, что вы способны кого-либо обидеть. Но вы совершенно правильно полагаете, что надо быть осторожнее в своих речах, по крайней мере, не доверять их тем, кто неверно истолкует ваши намерения. Одна оплошность, самая невинная - и на вас ляжет тяжелая печать немилости. Ах, Филипп, в тебе погиб моралист или, лучше сказать, автор книги описания придворных нравов. Мессиру де Ларошфуко пришлось бы потесниться на Олимпе своей славы моралиста... Де Лоррен обычно не без скепсиса взирал не только на окружавших его людей, большинство из которых вызывали его презрение или раздражение, иногда обоснованное их собственными пороками, на которые у отпрыска Лотарингского дома было какое-то особое чутье, иногда - его вздорным нравом и высокомерием. Но точно такие же чувства у себя вызывал он сам, а порывы ненависти к собственной натуре, впрочем, не слишком сильные и долго длящиеся, только усугубляли его отношение к окружающему миру. - Благодарю, сударыня. Приятно слышать этот комплимент от особы настолько утонченной и прекрасной... Но Филипп не успел в достаточной мере насладиться очередным приступом смущения Женевьевы - за кулисами наконец-таки появился герцог Орлеанский. Едкое замечание принца по поводу его оживленной беседы с подопечной капитана мушкетеров осталось бы без внимания молодого придворного: высокородный возлюбленный, скрепя сердце, вынужден был терпеть интрижки своего фаворита, благо все они длились недолго и внешне не вызывали у шевалье энтузиазма, достаточного, чтобы хоть в малейшей степени сравниться с его нежностями в отношении брата короля. Пусть дуется, думал Лоррен, вытерпеть знакомые упреки он сможет без труда, все лучше, чем вызывать подозрения касательно своих чувств к принцессе Генриетте-Анне. И все же пришлось состроить мину раскаивающегося грешника и попытаться попасться на глаза герцогу, когда он увидел встревоженный взгляд мадам Дювивье. - Простите, сударыня, какое бы удовольствие я ни получал в вашем общества, мне надобно переговорить с Его Высочеством. Увидимся на сцене. Улыбка доброго старшего брата сменилась на лице молодого человека выражением беспокойства, как только он отошел от мадемуазель Одиже и приблизился к принцу. Месье был увлечен произнесением красноречивых тирад, а потому заблудшему фавориту оставалось лишь молча попытаться поймать взгляд герцога Орлеанского, дабы тот увидел, в каком душевном смятении пребывает Филипп де Лоррен, почувствовав даже самую незначительную опасность утратить благораположение своего милого друга.

Медея-Женевьева: Женевьева вновь зарделась, но теперь уже от того, что ей удалось сделать какой-никакой комплимент. И она немного расстроилась, когда шевалье де Лоррен раскланялся с ней и присоединился к компании, состоящей исключительно из представителей высшего общества. Его высочество? Так значит, этот разряженный молодой человек и есть герцог Орлеанский. Женевьева с интересом наблюдала за действиями брата короля. Тот вёл витиеватые речи и рассыпался в комплиментах, и за эти несколько минут на его лице сменилась целая гамма выражений – от искренней улыбки до некоторого снисхождения к присутствующим. Из увиденного мадемуазель сделала вывод, что Монсеньор - прирождённый актёр. Она услышала за спиной покашливание. Обернувшись, Женевьева увидела мадемуазель де Санти, одну из девушек герцогини Орлеанской. -Вот это да! - Не скрывая удивления, воскликнула та.- Вам уже посчастливилось познакомиться с самим шевалье де Лорреном! -Как видите, - смущённо развела руками Женевьева. Мадемуазель взяла девушку за локоть и, бросив взгляд в сторону королевских особ, с видом заговорщицы потянула её в сторону. -В таком случае, я должна вам кое-что рассказать! Мадемуазель де Санти произнесла эти слова таким ядовитым тоном, что даже наивная Женевьева поняла, что следующая фраза может свести на нет ореол прекрасного принца и беcкорыстного друга, уже успевшим вселиться в её сознании. И тем не менее она, как и всякая девушка её возраста, была заинтригована. Де Санти прыснула, и уж было, открыла рот, чтобы прошептать на ухо новоиспечённой фрейлине некоторые подробности о шевалье, когда заметила, что к ним приближается граф де Терье. Юная сплетница тотчас ретировалась, оставив Женевьеву в явном недоумении. Ещё издали капитан оценил внешний вид своей подопечной. Ему нравилось простодушное и наивное выражение её глаз. Подойдя к мадемуазель, граф отметил, что девушка выглядит более оживлённой, чем обычно. Но это было вполне объяснимо в теперешней ситуации - первый выход на сцену и пребывание в высшем обществе могли, кого угодно разволновать. На обращение своего покровителя, Женевьева ответила как в тумане. Взяв её под руку, граф направился засвидетельствовать своё почтение его величеству и всем собравшимся. -Ваше величество, прошу покорнейше простить меня за отсутствие при вашем выходе. Это так непочтительно с моей стороны. –Де Терье низко опустил голову в знак своей вины. Граф повернулся в сторону герцога Орлеанского, отвесив тому не менее почтительный поклон. Взгляд его наткнулся на шевалье де Лоррена и капитан едва не поморщился, но усилием воли заставил себя изобразить некое подобие улыбки. Перед герцогиней Орлеанской граф поклонился так низко, будто приветствовал саму королеву. Затем капитан поцеловал руку принцессе Ориенской и мадам де Монтеспан, попутно вылив на них целый ушат комплиментов. Поочерёдно приветствовав герцогиню Монгредьен, мадемуазель де Бриссак и маркизу де Сувре, граф не поскупился на лестные слова в адрес каждой из дам. С трудом узнав маркиза де Лувуа, загримированного под пирата, капитан поклонился и ему.

Людовик XIV: Сплетни, перессуды и враждебность друг к другу некоторых придворных дам бросались в глаза даже не посвященному наблюдателю, и уже порядком начали надоедать королю, чьи мысли в эти минуты были далеко от придворных интриг. Поэтому он не ответил маркизе де Монтеспан, ожидающей его поддержки. Появление брата короля, сопровождаемого шлейфом сладкого аромата, от которого у многих защипало нос. Он поймал взгляд брата, полного раскаяния, подлинного или нет, угадать было невозможно, поскольку все жесты его высочества были до крайности преувеличенны, как и слова и в высшей степени красноречивые похвалы, которые тот принялся воздавать придворным дамам и самому Людовику, превознося до небес его талант танцора, который было невозможно поставить под сомнение, и упражняясь в своем искусстве лицедея, в котором брат короля приуспел так же, как сам король в балете. - Я не сержусь на вас, Филипп, - улыбнулся Людовик, которого насмешило представление его брата, - уверен, вы не уступите мне в танце, вы великолепный актер, - Луи снова и не без иронии улыбнулся брату, протянувшего руки в мольбе. Здесь внимание Людовика отвлек капитан де Терье, шедший к нему под руку с мадемуазель Одиже. - Это простительно только в том случае, если вас задержали не менее важные, чем балет, дела короля, - Людовик улыбнулся своему преданному капитану и продолжил, обращаясь к подопечной графа и все так же улыбаясь, поскольку был в наредкость замечательном настроении, - вы загладите вину вашего опекуна, порадовав нас своим дебютом, не так ли?

Олимпия де Сен-Леже: Появление принца Орлеанского хоть как-то разрядило накалившуюся атмосферу и заземлило молниеносную искру, пробежавшую между двумя очаровательными женщинами. Все-таки, было в нем какое-то обаяние, несмотря на противоестественные наклонности. Филипп был остроумен, а остроумных людей ценят и любят в обществе, им скорее прощают мелкие слабости и пороки, нежели прочим. Не успела Олимпия отдать должное уму и таланту общения герцога Орлеанского, как на нее снова обрушился шквал комплиментов капитана де Терье. Девушка доброжелательно улыбнулась, и поприветствовала красивого темноволосого мужчину киком головы, от чего ее роскошные медно-рыжие волосы, украшенные многочисленными цветами, рассыпались по плечам. Взгляд Олимпии скользнул по девушке. сопровождавшей капитана. -- Ваша подопечная, капитан? Должно быть, я что-то упустила, я вообще в последнее время почти выпала из придворной жизни, и не знаю последних новостей. Но... я вижу это прелестное создание первый раз. Не могли бы вы представить ее, как подобает?

Филипп Орлеанский: Его Высочество, едва лишь был подхвачен под руку завторившей ему в просьбах о «помиловании за опоздание» супругой, тут же сменил выражение лица на приличествующее случаю воодушевление от того, что рядом находиться любимая женщина. Однако Филипп весьма быстро скинул ладошку благоверной со своей руки, под предлогом того, что принялся показывать ей жемчужный орнамент кафтана, крутя рукав вправо-влево, так что держаться герцогине за верхнюю конечность мужа – представлялось абсолютно невозможным, да и неуместным. - Не правда ли, до чего милая эта штука – жемчуг? И, кажется, в таком количестве весит гораздо меньше, чем любой другой драгоценный камень. Иногда роскошь – крайне непосильная ноша, - и молодой человек тихо рассмеялся. – Но уж лучше нести её самому, чем доверять другим? – и, уже громче, обращаясь к королю, он добавил. – Позволю себе заметить, что у меня были прекрасные учителя танцев, и, к тому же, я имею счастье лицезреть перед собой живой пример изящества в каждом движении, что в жизни, что на сцена, - принц склонил голову, отступая на пару шагов назад, чтобы дать возможность «развлечь публику своим присутствием» новоприбывшему капитану мушкетёров и его пассии. Едва окинув взглядом спутницу ле Телье, Месье широко улыбнулся, немного откидывая голову назад, горделиво приподнимая подбородок, но всё лишь для того, чтобы воспользовавшись моментом «целования руки Мадам», отойти в сторонку к де Лоррену. - А что, изрядное собрание тут дев, мой друг? – Монсеньор едва заметно приподнял левую бровь, на миг скрываясь за спиной фаворита, чтобы тут же появиться у другого его плеча. Впрочем, так как рост шевалье весьма серьёзно вредил «величию принца», долго застаиваться рядом со своим товарищем молодой человек не стал. – Доложу тебе, что белый цвет всё-равно скоро выйдет из моды… - ироничная усмешка буквально на пару секунд искривила губы Филиппа, и тут же была сменена более приличествующей случаю великосветской улыбкой. – Да и, в самом деле, ты ведь тут дольше меня? И должен знать, кто именно играет Альсиданию! Всё пропустить, великая досада! Хотя я слышал, что это француженка! В правду, почему бы в королевском балете монарха Франции главную роль не танцевать француженке, вместо испанки? – он едва заметно пожал плечами, и, ещё переместившись в сторону от шевалье, оказался рядом с де Монтеспан. – Возможно, очаровательная маркиза, Вы мне поведаете, кто та счастливица, что составляет нашему августейшему герою пару в танце на арене? – взгляд и выражение лица молодого человека были до того невинны, что даже больной паранойей инквизитор не заподозрил бы подвоха, коль-скоро Месье пришла бы в голову мысль сказаться «агнцем божим». – Право слово, если бы я хоть на миг знал, до чего будет хороша зима в Вашем исполнении, то нарядился бы скорей снежинкой, чем пастухом! - Монсеньор с приятной улыбкой кивнул Атенаис, замирая в ожидании ответа, так что же за самая прекрасная дама Франции танцует Альсиданию, в притворном незнании, что это именно та самая особа, к которой Его Высочество и обращается.

Атенаис де Монтеспан: Маркиза де Монтеспан молча наблюдала за презабавной сценой, которую устроил герцог Орлеанский. Многочисленные комплименты, которыми одаривал герцог всех присутствующих, сыпались как из рога изобилия, но Француаза особо не обращала на это внимания. Она уничтожающим взглядом окинула короля и поспешно отвернулась, поджав губки. То, что Людовик не сказал ни слова, чтоб поддержать ее, задело гордую фаворитку. Весь ее вид говорил о том, что она еще долго не простит ему этого поступка. Мысли Атенаис прервал голос герцога Орлеанского, который вдруг оказался перед ней с самым невинным выражением лица, было ясно, герцог задумал очередную игру, выбрав своей очередной жертвой маркизу, упрямо делая вид, что не знает, кто играет в этом балете Альсидиану. - Мисье, боюсь если бы Вы были снежинкой, лучи нашего Солнца растопили бы Вас и тогда, так или иначе я бы стала причиной Вашей смерти - с притворной грустью в голосе ответила Француаза, невинно поглядывая на герцога - Так что к Вашему, а следовательно и к моему счастью, перед Вами стоит не зима, а как Вы выразились счастливица, которая составила пару Вашему августейшему брату... - Атенаис слащаво улыбнулась герцогу - Не могу поверить, Мисье, Вы не признали во мне королеву Альсидиану?

Chantal Duvivier: У Шанталь отлегло от сердца, когда принц наконец то отпустил руку Мадам. И что это я так волнуюсь? - С облегчением подумала девушка. - Для меня не свойственно. Наверное все эти события..., а может это из-за балета... Гецогиня поблагодарила за комплименты подошедшеего графа де Терье, в ответ сказав что-то незначительно любезное. Заметив необычное выражение лица графа, когда он смотрел на Лоррена, Шанталь не применула отметить, что между ними уже были, видимо, какие то перепетии. Очень интересно. Кажется шевалье нажил себе еще одного врага. Или граф нажил. Смотря с какой стороны посмотреть. Скорее со второй, чем с первой. А теперь шевалье еще и любезничает с подопечной де Терье. Ой как все нечисто. Услышав вопрос герцога Орлеанского, Шанталь не могла не улыбнуться - настолько забавно выглядел в ту минуту принц и настолько удивленными были взгляды стоящих рядом придворных. Да, Месье был в своем репертуаре. Ни видеть никого, кроме себя было вполне в его духе. - О, Монсеньора очевидно ослепили лучи нашего Солнца. Не иначе. - С лукавой улыбкой сказла Шанталь маркизе де Монтеспан. - Иначе он бы сразу понял, что никто кроме вас, мадам, не может играть Альсидиану.

Медея-Женевьева: -Ваше величество, я буду безмерно рада, если моё скромное выступление доставит Вам немного приятных минут. - Женевьева открыто, по-детски обезоруживающе улыбнулась. От проницательного взгляда графа де Терье не ускользнуло, что буквально перед его появлением между дамами пробежала чёрная кошка - об этом свидетельствовали надутые губки мадам де Монтеспан и неприкрытый задор в глазах госпожи де Сен-Леже Герцогиня Орлеанская, по-видимому, предпочла не ввязываться в бессмысленные женские чвары. Общество оживляло присутствие Монсеньора, который щебетал различные безделицы. Что ж, представился неплохой случай лично познакомить девушку со сливками французского двора. Капитан вновь поклонился и прикоснулся губами к руке принцессы Ориенской. -О, да, мадам, вы совершенно правы, я являюсь опекуном мадемуазель Одиже. Женевьева, - граф обернулся. Та стояла у него за спиной, и, хоть и улыбалась, глаза у нёё были словно у испуганного зверька. Девушка подошла поближе и присела в реверансе. И вместо того, чтобы скромно потупиться, весьма бесцеремонно уставилась на даму.

Олимпия де Сен-Леже: -- Что ж, мадемуазель Одиже... такая девушка, как вы, украсит любой двор! - улыбнулась Олимпия очаровательной, но немного робкой незнакомке. - Правда, ваша новая жизнь, помимо роз, сулит вам еще и шипы... Высокородные поклонники, козни соперниц - будьте готовы ко всему, милая Женевьева. Надеюсь, ваш опекун поможет вам все это выдержать!

Филипп д'Арманьяк: Держась немного поодаль от небольшой группы самых блестящих придворных во главе с государем, Филипп с иронией в глазах и с любезнейшей улыбкой на устах наблюдал за этим цветником, который на деле более походил на осиное гнездо. За внешнем благолепием и доброжелательной учтивостью скрывались борьба честолюбий и тщеславное стремление перещеголять один другого. В редкие минуты, например как сейчас, шевалье мог со стороны лицезреть суть версальской жизни, хотя в иные часы и сам был вовлечен во все эти страсти, на которые цвет дворянства променял мятежи Лиги и Фронды. Лоррена уже начинала тяготить эта болтовня, а главное, невозможность открыто любоваться герцогиней Орлеанской: если всех прочих дам он мог беззастенчиво разглядывать, одаривая их двусмысленной ухмылкой, то при Генриетте-Анне он начинал краснеть, а его такая естественная дерзость куда-то улетучивалась. Чтобы его тайна могла оставаться таковой, а также в целях сохранения своей репутации, в сторону принцессы смотреть не приходилось. Присутствие короля накладывало свои ограничения на манеры окружающих, а потому шевалье попеременно переводил взгляд то на Месье, порхавшего за кулисами, словно гигантский мотылек, то на молоденькую Одиже, всем своим видом показывая свою заинтересованность юной фрейлиной.

Генриетта Анна: Пока ее муж был увлечен почти невинным выяснением для себя того факта, что именно фаворитка его брата исполняет главную партию в сегодняшнем балете, Генриетте представилась редкая возможность немного перевести дух при этом не покидая изысканного общества. К тому же мадмуазель Дювивье поспешила на помощь мадам де Монтеспан, которая с чрезвычайно сладкой улыбкой на губах парировала комплименты и восторги герцога Орлеанского и герцогиня смогла не привлекая внимания осмотреться. А что бы ее минутная передышка от светских обязанностей имела благоприятную причину, Генриетта Анна попросила у одного из слуг воды. Через несколько минут тонкие пальцы герцогини осторожно держали хрустальную ножку бокала, а герцогиня неспешно сделала глоток. Взор ее снова привлекла юная мадмуазель Одиже,которую она неожиданно «обнаружила» подле шевалье де Лоррена. Теперь эта юная красавица мило ворковала со сплетницей де Сен-Леже,которая с видом хитрой холеной кошки присматривалась к серой мышке. Неужели герцогиня допустила промах, приняв за чистую монету кротость и скромность недавней воспитанницы уединенного пансиона? Судя по всему юной фрейлине азы придворного общения давались так же легко, как «Отце наш» перед сном, а значит и появление мадмуазель Одиже возле шевалье тоже не случайность..Понимая,что ее мысли снова возвращались к любовнику мужа, герцогиня Орлеанская поспешила отогнать их. Но кстати, где же он? Она осмотрелась, но вездесущего молодого человека к ее большому удивлению нигде не было.

Медея-Женевьева: В ответ на слова госпожи де Сен-Леже девушка вспыхнула, но сделала вид, что не поняла, о чём идёт речь. -О, мадам, я тоже на это надеюсь,- продолжая мило улыбаться, она размышляла, был ли в словах придворной дамы скрытый намёк. Женевьева украдкой взглянула в сторону шевалье де Лоррена и к своей радости удостоверилась, что он также поглядывает на неё. Эти игры не ускользнули от внимательного де Терье. Однако все свои эмоции он, как всегда, умело скрыл под маской внешнего спокойствия. - Мадемуазель только что из монастыря, и смущается по поводу и без оного.- Голосом иезуита произнёс граф, давая понять, что о легкомысленных поклонниках, и тем более о кознях и интригах столь юной особе думать не пристало. Её высочество требует от своих фрейлин безупречного поведения, и я уверен, что моя воспитанница оправдает возложенные на неё обязанности.- При этом он взял Женевьеву за руку и достаточно жёстко пожал её, желая акцентировать внимание девушки.

Генриетта Анна: Обмен взаимными любезностями, которые отчасти были приправлены всей гаммой чувств от ненависти до кокетства, был все же нарушен : один из распорядителей, низко кланяясь Его Величеству и всем присутствующим посмел напомнить благородному собранию о начале второго акта. За беседой придворные и Его Величество не заметили смены декораций и актеров, которые готовились к выходу на сцену, а потому все немедленно поспешили занять свои места, не желая гневить короля возможной задержкой. Итак, второй акт начинался…

Анна Австрийская: В тот день Анна против обыкновения прибыла поздно. Первый акт уже закончился и с этим было уже ничего не поделать. Но сказать, что королева сильно расстроилась этому опозданию было все-таки нельзя. Ведь ее любимец, Филипп, все равно танцевал во втором акте и это было отлично известно ее величеству. Дойдя до королевской ложи в сопровождении своих дуэний, а также нескольких придворных, королева приветливо приветствовала свою невестку, отметив про себя, что сегодня она еще печальнее чем обычно. Что было вполне понятно. Ведь королевой бала как всегда была не она, а бенефис маркизы де Монтеспан не заметил бы даже слепой. Мой сын неисправим. - Подумала Анна. - Ну как можно... Додумывать мысль не хотелось. Все и так было ясно. Бороться с Луи у королевы-матери все равно не было сил. Даже когда они были, то явного эффекта королева все равно не видела. Король всегда был упрям и поступал так, как хотел. Даже против воли своей матери. Но ее величество за долгие годы уже успела к этому привыкнуть. Хотя королева все равно до конца с этим не смирилилась, и при встрече решила если не высказать свое отрицательное отношение к этой затее старшего сына, то по крайней мере показать всем своим видом, что она думает по этому поводу. Еще раз ласково улыбнувшись невестке и милостиво приняв лживые комплименты окружающих, Анна опустилась в тяжелое, обитое бархатом и расшитое лилиями кресло рядом с молодой королевой. Второй акт должен был вот-вот начаться и Анна с интересом ожидала появления участников балета.

Олимпия де Сен-Леже: Если первый акт был полностью посвящен принцессе Альсидиане, то второй был написан специально для Его Величества, что весьма обрадовало Олимпию. Любой женщине гораздо приятнее посмотреть на необыкновенной красоты мужчину, искусно владеющего техникой танца, полюбоваться его грациозными движениями, нежели на амбициозную кокетку. Атенаис была настолько уверена в себе, что не отягощала свою голову мыслями о скорой отставке, и о том, что она может разделить судьбу Лавальер, которую отчаянно унижала. А Олимпия предвидела закат маркизы… Трудно сказать, сыграла здесь свою роль женская интуиция принцессы, или простая логика, или наблюдательность, но Олимпия была уверена, что новое увлечение короля не за горами – сказать по справедливости, она успела заметить, как надоело Людовику лицемерие и самолюбие его нынешней фаворитки. Мадемуазель де Сен-Леже, не очень-то горела желанием оказаться на месте Атенаис, зная, что непостоянная мужская природа Его Величества не позволяет ему задерживаться подолгу возле одной и той же дамы. Не хотелось падения и опалы… Тем временем, по ходу действия пьесы, раздались первые раскаты грома. Эол свирепствовал. Начиналась буря.

Анри де Шомберг: Заметив пояление королевы-матери, Шомберг тут же выпрямился в своём кресле. Он оглядел свиту королевы, герцогиня д'Отфор находилась чуть позади и приветливо улыбаясь говорила с кем-то из молодых вельмож, прешедших выразить своё почтение её величеству. Анри проследил взглядом за жестом молодого человека, заметив, что тот посылал приветствие одной из его младших сестёр, находившихся в свите королевы Марии-Терезии. Размять ноги перед началом второго акта балета, да и развеяться от звуков монотонной для военного слуха музыки было просто необходимым. Шомберг поднялся со своего места и направился в сторону её величества Анны Австрийской. Подойдя ближе, Анри не мог не заметить лёгкую тень недовольства на лице её величества. Не нужно быть искушённым интриганом, чтобы не понять причину. Её величеству уже успели доложить, причём в самых восторженных тонах, как прекрасно исполнила свою партию мадам де Монтеспан. - Ваши Величества, позвольте заверить вас в моём почтении и преданности! - обратился Шомберг, как только королева-мать остановила на нём свой взгляд. Было верхом неприличия обратиться к королеве-матери первым, да ещё и миновав при этом саму королеву, восседавшую рядом. Мадам д'Отфор нервно замахала веером, недовольная развязанностью своего пасынка. Но Шомберг улыбнулся обеим королевам такой по-мальчишески непосредственной улыбкой, что его появление вызвало лишь короткие смешки молоденьких фрейлин, и едва слышный шелест перешёптываний старших матрон.



полная версия страницы