Форум » Королевские Резиденции » Эпизод "Альсидиана" » Ответить
Эпизод "Альсидиана"
Лувуа: Время: 18 сентября, 1664 года. После полудня, вечер, ночь. Место действия: Версаль, Королевская Опера в северном крыле дворца. Участники эпизода: музыканты, танцоры и зрители, а так же слуги и челядь.
Лувуа: 18 сентября должно было ознаменовать начало осенних празднеств в Версале, и открытием этих празднеств определен был стать большой королевский балет с участием в качестве танцора самого короля и его приближенных и фаворитов. Придворные хорошо помнили майские торжества того же года, тогда почти двухнедельные балы, карнавалы, грандиозный балет на музыку Люлли и постановка комедии Мольера были посвящены Людовиком XIV мадемуазель де Лавальер. И теперь при дворе перешептывались, что новый праздник, дОлжный по всем признакам превзойти праздник прошедший, готовится потому, что в сердце короля теперь царит новая фаворитка, мечтающая во всем затмить скромницу Луизу. Для таких перешептываний было достаточно поводов, начиная с того, что главную женскую роль в предстоящем балете, - роль королевы Альсидианы, - должна была танцевать ни кто иная, как очаровательная мадам де Монтеспан. Подготовка к балету велась загодя. Произведение, взятое за основу, было сказочно-эпическим, - мифические существа, далекие райские острова, сокровища, пираты и приключения. И для того, чтобы воплотить задуманное в жизнь, десятки плотников, художников, портных, пиротехников трудились, не покладая рук, превращая недостроенное еще здание Королевской Оперы в Сцену будущей грандиозной постановки. Огромные хитроумные декорации, призванные изображать то бурные волны, с которыми сражаются корабли короля Полександра, то экзотический остров – вотчину королевы Альсидианы, то блистательный королевский двор, собирались и монтировались буквально день и ночь на протяжении последних двух недель. Музыканты под присмотром неистового Люлли разучивали ноты, танцоры – па, а хор – тексты песнопений. Ну а придворные… Придворные по обыкновению сплетничали. О том, насколько смелым будет наряд Альсидианы-Монтеспан. О том, что муж маркизы, этот «сумасшедший рогоносец» де Монтеспан, в открытую пообещал, якобы, свести счеты с королем. О том, что в балете будет танцевать невеста маркиза Лувуа, а день свадьбы, одной из самых ожидаемых свадеб этого года, так и не назначен еще. О том, что из Лондона прибыл новый посол, в свите которого несколько блестящих английских дворян, заскучавших по обществу герцогини Орлеанской. О том… Да мало ли о чем могут сплетничать при дворе…
Филипп д'Арманьяк: До выхода на сцену пастухов и пастушек было еще много времени: пока что восторженные зрители, не занятые в постановке, внимали балетным па, исполняемым Его Величеством в роли странствующего принца. Шевалье де Лоррен бесцельно слонялся за кулисами, скорее, он невозможности найти себе место, нежели послушать сплетни высокородных танцоров, чья трескотня не прекращалась даже во время божественного пения м-ль Илер и м-ль де Ла Барр. Впрочем, поводов для болтовни всегда находилось немало, а сегодня тем более - главную женскую роль в балете исполняет не королева, а маркиза де Монтеспан, монаршья пассия!.. Филипп, откровенно говоря, был далек мыслями от обсуждения альковных радостей христианнейшего короля. Прибытие нового английского посланника его тревожило куда больше: пригожий милорд был родом из Англии, а следовательно, стал вхож в круг принцессы Орлеанской на правах дорогого гостя. Не имея никаких поводов, как и прав, для ревности, шевалье де Лоррен уже начинал испытывать смутную тревогу, граничащую со злостью. Была бы его воля, самоуверенный посол был бы давно отправлен в Лондон. Если не к прародителям - при виде его британской физиономии рука молодого человека так и тянулась к шпаге... Дабы отвлечься от неприятных мыслей, Филипп принялся разглядывать тех, с кем ему предстояло выступить через какое-то время. Среди них была и молоденькая девушка, которую он недавно заприметил в свите Мадам. Воспитанница того самого де Терье поступила на службу к герцогине несколько дней назад и уже была поспешно введена на роль одной из пастушек в "Альсидиану". Что из себя представляла эта молодая особа, на которой они с Филиппом Орлеанским желали отыграться за обиду, нанесенную ее опекуном, шевалье пока что не знал, так что прежде чем что-либо предпринимать, стоило как следует к ней присмотреться.
Людовик XIV: Людовик XIV собирался на долгожданный балет в самом замечательном расположении духа. Облачаясь в новый костюм, король напевал мелодии из "Альсидианы". Над его костюмом, сделанным специально для предстоящего балета, работали придворные художники и лучшие портные королевства, он был весь расшитый золотом, убранный разноцветными драгоценными камнями, тончайшими кружевами и изящными бантами, так как исполнял роль короля Полександра, Людовик ослеплял своим великолепием. В прошедших репетициях, в ходе которых придворные, и даже юные девушки, едва представленные ко двору, разучивали роли, король успел заметить мадемуазель де Сувре, которой справедливо, как казалось Людовику, была отдана роль Невинности, и с которой он познакомился в день злополучной охоты прямо в лесу, а так же юную племянницу своего капитана, которая должна была исполнять пастушку. Эти репетиции принесли Людовику немало радостных минут, позволивших ему забыть о заговоре, имевшем место всего пять дней назад, хотя все блюда, подаваемые королю сначала пробовали дегустаторы, но эта мера оказалась напрасной - все они остались живы и здоровы. Сейчас его волновало другое - как двор воспримет маркизу де Монтеспан в главной роли, роли королевы Альсидианы, и как она сама с ней справится. Ранее на балетах он не обращал внимания на ее второстепенные партии, полностью увлеченный скромной Луизой Лавальер, которую теперь и вовсе не было видно, впрочем он и не старался разглядеть ее в зале, увлеченный собственными па и пируэтами, изображая борьбу с волнами. Людовик предвкушал встречу с Алдьсидианой и аплодисменты, которые немпременно за этим последуют. Королева в этой роли выглядела бы смешно, к тому же, она была беременна. Так же король с любопытсвом ожидал дебюта мадемуазель де Сувре. А пока он с удовлетворением поглядывал на своих приближенных и друзей, танцующих рядом с ним, изображая команду его корабля.
Генриетта Анна: Генриетта еще раз взглянула на свое отражение в зеркале, пытаясь уловить малейший беспорядок в своем костюме или прическе, но прилежные служанки и костюмеры, под неусыпным оком которых одевались все участники постановки, не позволили пристальному взгляду августейшей актрисы найти хоть какой-либо изъян в наряде. -Что ж, весьма мило и мне идет,-наконец вынесла свой вердикт герцогиня и позволила парикмахеру последними шпильками прикрепить к прическе изящную шляпку из итальянской соломки с кокетливыми лентами и букетиком полевых цветов. Ожидая окончания куафера, герцогиня обвела взглядом отведенную ей комнату: достаточно обширное помещение недалеко от сцены, где бы герцогиня Орлеанская смогла бы привести себя в порядок к своему выходу на сцену. Увы и ах, а ее кузен питал огромную страсть к театру и танцам, а потому хотя бы пару раз в году версальские подмостки озарял его талант и вот уже второй раз на этих подмостках блистала его новая фаворитка. При воспоминании о перспективах лицезреть мадам де Монтеспан на сцене Генриетта презрительно поморщилась – эта самоуверенная выскочка и интриганка доставляла принцессе массу мелких неприятностей, хотя по сравнению с ней последнее недоразумение в лице шевалье де Лоррена,который все это время после их неожиданного свидания и его не менее неожиданных признаний, буквально стал ее тенью,Монтеспан казалась лишь незначительной проблемой. Но о шевалье потом,потом..Сейчас любое напоминание об этом придворном красавце приводило Генриетту Анну в смятение и она начинала чувствовать беспокойство – увы, со стороны этого человека она привыкла получать лишь мелкие и крупные неприятности.. Принцесса сделать над собой усилие и переключила свое внимание на разговоры своих рейлин,которым этим вечером не предстояло выйти на сцену. В основном все разговоры и сплетни этим вечером сходились на трех основных предметах. Первым и главным конечно же являлась королева.Марии-Терезии не удалось сказаться больной и супруг под страхом ужасного скандала заставил робкую, но гордую испанку присутствовать на сегодняшнем представлении. Зная нелюбовь Ее Величества к новой фаворитке короля придворные то и делали, что гадали как поведет себя королева. Очень многие считали, что Марии-Терезии под силу сегодня войти в ложу с гордо поднятой головой, сияя знаменитыми испанскими бриллиантами из своего приданого. Вторым предметом стали сегодняшние дебютантки: этим вечером их было необычайно много и среди них ярко выделялась таинственная невеста мсье Лувуа, некая мадмуазель де Сувре,ранее не представленная ко двору официально. И хотя кто-то из фрейлин отметил, что эта особа брала участие в недавней охоте и даже привселюдно упала с лошади, Генриетте это имя ничего не говорило и она решительно не припоминала неловкой красавицы. Так что сегодня решительно все будут следить за каждым шагом на сцене новопредставленной Невинности. А вот предмет слухов под номером три не давал покоя всем придворным дам в первую очередь. Им являлся некий молодой дворянин из свиты английского посла, который прославился тем, что еще до своего прибытия в столицу снискал славу пылкого поклонника герцогини Орлеанской и ее красоты. И именно этим вечером этот воздыхатель должен был предстать перед предметом своего обожания..Губы герцогини тронула кокетливая улыбка – ну какой женщине не будет приятно такое проявление рыцарства? Да, у этого молодого человека был прекрасный козырь в руках…
Атенаис де Монтеспан: Маркиза де Монтеспан появилась за кулисами, когда балет уже был в полном разгаре. Людовик, во всем своем блеске уже очаровывал зрителей своими превосходными па. За кулисами же царил шум и гам. Она готова была поклясться, что за секунду до того, как она появилась в поле зрения бесчисленных танцоров и придворных, которые имели счастье принимать участие в балете, она отчетливо слышала свое имя. Мысли о том, что ее имя сейчас у всех на устах вызвало у маркизы довольную улыбку. Пестрота нарядов радовала глаза. Даже Версаль не часто видел такое количество столь экстравагантных и пестрых нарядов. Яркие краски, золото и серебро, драгоценные камни...каждый костюм выделялся какой-то своей особенностью. Маркиза же тоже не осталась в долгу. Ее платье было неподражаемо красиво и на столько же смело. Греческий стиль ,золотистая органза , расшитая серебристыми нитками и украшенная многочисленными драгоценностями оставляла мало места для фантазии. Запястья маркизы были украшены многочисленными браслетами , на пальчиках переливались всеми цветами радуги драгоценные камни. Волосы маркиза оставила распущенными, они золотистым водопадом падали ей на плечи, лишь несколько прядей были заведены назад и заколоты золотистым гребнем. Атенаис беззаботно оглядывалась по сторонам, то что через несколько мгновений она должна будет появится на сцене ничуть ее не беспокоило, она была занята разглядыванием присутствующих. Ее взгляд наткнулся на шевалье де Лоренна, она почтительно кивнула ему в знак приветствия, довольно улыбнулась, отворачиваясь к сцене, ожидая ,когда первый акт подойдет к концу.
Chantal Duvivier: Так как до появления времен года было еще очень и очень далеко, Шанталь не спешила. С невероятной тщательностью она осматривала себя в зеркале, надеясь найти хоть малейший изъян в своем туалете. Потратив на изучение себя в зеркале около получаса и вконец измучив несчастных служанок, Шанталь наконец осталась довольна. Золотое платье шло ей к лицу удвительно. Герцогиня Монгредьен заказала его уже давно и над ним трудилась лучшая парижская швея. О том сколько денег на него потрачено герцогиня старалась не думать. Так как в балете Шанталь изображала осень, она решила выбрать золотой цвет, хотя изначально швеи предлагали ей коричневый. Но герцогиня осталась неприклонна. Золотой косаж идельно облегал тонкую талию, пышные шелковые юбки были расшиты диковинными листьями, такие же листья были нашиты и на маленькие парчовые туфельки Шанталь. Изящную голову венчала высокая прическа, украшенная золотыми заколками, тоже изображавшими диковинные листья. Корзинка с плодами тоже была уже готова. Самые спелые плоды были тщательно уложены служанками, знающими тебовательность госпожи. Тем не менее Шанталь все же несколько раз проверила наличие корзины, заставляя нервинчать служанок. Наконец удовлетворившись осмотром, Шанталь покинула небольшую комнатку находившуюся недалеко от комнаты Мадам. Выйдя в коридор герцогиня сразу же окунулась в смех, разговоры, сплетни и море красок придворной толпы. Вежливо раскланиваясь и принимая комплименты, Шанталь прогуливалсь по коридору недалеко от сцены. Заметив шевалье, девушка не смогла сдержать улыбки. Молодой человек приглядывался к какой то молоденькой придворной, которую Шанталь еще не имела счастья лицезреть. - Любуетесь дамами, шевалье? - Негромко спросила Шанталь, неслышно прилизившись сзади к де Лоррену.
Анна де Сувре: Анне повезло гораздо больше многих. Швеям не пришлось долго трудиться над нарядом «невинности», сурового вида дама, по словам отца одна из лучших парижских портних, оглядев мадемуазель, вынесла вердикт «природа уже обо всем позаботилась, на мою долю остается самая малость». Простой белый корсет, стянувший талию девушки так туго, что, казалось, её можно было обхватить двумя ладонями, воздушная юбка длиной до щиколоток и тонкое полупрозрачное белое покрывало, наброшенное на свободно распущенные волосы и нежной белизны плечи, - вот и весь туалет. Корсаж и локоны танцовщицы были украшены живыми цветами вместо драгоценностей, так что юная «невинность» источала вокруг себя тонкий цветочный аромат, который нельзя было спутать даже с самыми изысканными духами. Прислушиваясь к течению музыки и стараясь успокоить бешено колотящееся сердечко, Анна поднималась на сцену. Её партия была одной из первых сегодня, ведь сцена, когда Невинность изгоняет из королевства Альсидианы Ненависть, Гнев, Ревность и прочие низменные человеческие желания и пороки, являла собой начало первого акта балета. Растворяясь в зовущих аккордах увертюры и ангельских голосах, исполняющих сольные партии концерта, мадемуазель де Сувре все еще слегка недоумевала – как так случилось, что она, вчерашняя провинциалка, вот-вот примет участие в столь блистательной постановке. Была ли это заслуга маркиза де Куртенво, во что бы то ни стало решившего повыгоднее представить дочь при дворе? Или виной всему оказался какой-нибудь неизвестный девушке доброжелатель? Анна не была уверена наверняка, инициатива исходила от самого Люлли, присутствовавшего на церемонии представления девушки ко двору, имевшей место на следующий день после памятной королевской охоты. Придворный композитор и балетмейстер довольно бесцеремонно разглядывал юную маркизу во время самой церемонии, а после нее подошел осведомиться, любит ли мадемуазель танцевать, и если любит, случалось ли ей исполнять партии в балете и не желает ли она попробовать себя на сцене. В присутствии отца ответить любимцу короля отказом не было никакой возможности. Тем более, что Люлли не ошибся - Анна действительно обожала танцевать. Будущие «жертвы» Невинности уже кружились по сцене, терроризируя жителей острова и пытаясь пробудить в них порочные желания, до дебюта оставались считанные минуты, и Анна в последний раз бросила осознанный взгляд в зал на зрителей. Потом, когда мелодия позовет её за собой, он будет думать о музыке и только о ней. А пока… А пока мадемуазель де Сувре искала взглядом жениха. И в который раз напрасно. За прошедшую неделю они виделись всего пару раз мельком, и у девушки зародилось странное и неприятное подозрение, что будущий муж её сторонится. Это было грустно, обидно, и постепенно становилось оскорбительно. Особенно сегодня. Чисто и пронзительно в мелодию танца влилась новая тема, и Анна, на мгновение закрыв глаза, собираясь с духом, выскользнула под свет ламп, окруженная белоснежным ореолом развевающейся при каждом движении тонкой ткани.
Филипп д'Арманьяк: - Да, мадам, - Филипп достаточно пробыл при дворе, чтобы научиться не пугаться неожиданных появлений из-за спины, а потому на его лице не отразилось ничего, кроме формальной вежливости. - Сегодняшний праздник - услада для глаз любого мужчины. Шевалье переложил в другую руку пастушичий посох, щедро увитый гирляндами и слишком нарядный, чтобы погонять ими скот, и принялся разглядывать наряд герцогини де Монгредьен. - Полагаю, и вы уже успели покорить сердце какого-нибудь именитого странника или же важного гостя из свиты Полександра?
Медея-Женевьева: Прошло несколько дней, как мадемуазель Одиже была представлена принцессе Орлеанской. Мадам приняла её вполне благосклонно, уделив место меж своих фрейлин, правда слишком близко девушка не была приближена. Первые два дня к Женевьеве присматривались, затем она стала выполнять мелкие поручения. И тут, совершенно неожиданно, герцогиня велела ей подменить фрейлину, не имевшую возможности принять участие в королевском балете. Портниха спешно подогнала костюм пастушки и вот теперь девушка стояла за кулисами королевского театра. Выглядела она более чем очаровательно. На Женевьеве был наряд в народном стиле, правда все его составные шились из дорогих материй: белоснежная рубашка, с вырезом, открывавшим плечи, корсаж с частой шнуровкой, широкая красная юбка, укороченная так, что были видны щиколотки, накрахмаленный чепец и сабо, наподобие деревенских. Для полноты картины нехватало лишь овечки. Шум и гам, сплетничание дам, беготня слуг - вся эта возня нравились девушке. Герцогиня Орлеанская ещё находилась в своих комнатах и Женевьева, а также ещё несколько молоденьких девушек, исполнявшие пастушек,в ожидании Мадам стояли у занавеси и по очереди подглядывали в щёлку за действием на сцене. Более всего девушку занимало выступление его величества. Громкая музыка, пение, грандиозные декорации - вся обстановка была для неё внове, а потому безумно интересной. На мгновение она отвернулась и поймала устремлённый на неё взгляд. Обладателем выразительных серо-голубых глаз оказался весьма красивый юноша в костюме пастуха. Впрочем, Женевьева тут же забыла о нём и, приподнявшись на цыпочки, продолжила любоваться королевским танцем.
Chantal Duvivier: - Услада особенно для ваших глаз, шевалье. - Лукаво улыбнувшись, земетила Шанталь. - Ведь всем известно, что именно вы один из самых искусных ценителей красоты при дворе. Насчет сердца пока не знаю. Может быть, но вот только этот таинственный незнакомец еще не раскрыл мне своих чувств. Может позже. - Негромко рассмеялась герцогиня. - А вы что думате о моем наряде? Право же хочется узнать мнение эксперта. - Но, мне показалось, - все с той же милой улыбкой продолжила герцогиня, неожиданно сменяя тему, - что кое кто заинтересовал вас больше остальных. Ммм,- протянула девушка, - думаю я не ошибусь, если скажу, что воон та девушка, очень сильно привлекает ваше внимание. Даже может быть черезмерно. Не боитесь неудовольствия герцога, милейший де Лоррен? Или пользуетесь случаем пока он вас не видит? Уж вы то умеете пользоваться случаем. - С этими словами Шанталь еще раз одарила шевалье загадочной улыбкой. - Вы знаете кто это барышня? Ах, да, кажется я видела ее недавно. Она вроде новая фрейлина Мадам. - С напускным равнодушием заметила Шанталь.
Marie-Marguerite: Герцогиня де Бриссак в очередной раз подошла к зеркалу. Она пригладила высокую сложную причёску и аккуратно убрала за ухо выбившийся локон. Хороша, ничего не скажешь! В резном зеркале отражалась придворная дама, само изящество и изысканность. Зелёное платье, богато отделанное вышитыми стеблями трав и бутонами цветов, несомненно украшало юную Марию-Маргариту. На голове герцогини сияла диадема, призванная изображать венок из золотых цветов, а на ногах красовались туфельки, расшитые бутонами роз. Маргарит, а герцогиня предпочитала, чтобы её называли именно так, совершенно не торопилась. Она играла роль весны, а времена года должны были появиться на сцене ближе к концу пьесы. Наконец, девушка добавила к своему образу последний штрих - букет цветов, и, открыв дверь, отправилась на поиски своей старшей подруги, герцогини Монгредьен. К счастью, идти было недалеко: вскоре Маргарит увидела Шанталь, мило беседующую с шевалье де Лорреном. Герцогиня лукаво улыбнулась и поспешила присоединиться к их разговору. - Рада встрече с Вами, дорогая Шанталь! Шевалье?.. - девушка поощряюще улыбнулась.
Филипп д'Арманьяк: - Мадам, страх не из тех чувств, что двигают мной в отношении Его Высочества. Он создает лишь рабскую покорность, но не желание служить и от души доставлять радость. Ох уж эти извечные намеки на их с герцогом дружбу! Филиппу уже порядком надоели эти женские перешептывания и хихикание. Можно подумать, со своими мужьями и любовниками эти особы ведут себя как-то иначе... - Мадемуазель... не знаю точно, как ее имя, - слукавил де Лоррен. Благодаря обширным связям и желанию всегда оставаться на том месте, куда его вознесла судьба, он всегда был обо всем осведомлен... - эта юная особа весьма прелестна, но прошу вас, герцогиня, не сводите любой мой жест или взгляд к желанию более близкого знакомства, тем более что мне не слишком хочется иметь дело с ее опекуном, - поморщился Филипп. - Да-да, я знаю, что это тот самый де Терье... несносный человек, несносный... Так что не станем касаться этого семейства, сударыня, лучше поговорим о более приятных предметах. К примеру, ваш наряд - это что-то божественное, вам он очень к лицу, мадам, - еще одним томным взглядом окинув свою собеседницу, шевалье склонился над ее рукой, запечатлев на ней поцелуй несколько более долгий, чем то предписывалось этикетом.
Генриетта Анна: Ее Светлость и ее свита ожидали своего череда выйти на сцену и тут же наблюдали за разворачивающимся действием. Вот на сцену выпорхнуло юное создание в облаке невесомого белого покрывала и за кулисами тут же пронесся шепот : это Невинность в исполнении той самой мадмуазель де Сувре,особа которой будоражила умы сплетниц и сплетников всех мастей. Слухи действительно не лгали: мадмуазель была очень мила собой и метр Люлли не ошибся в исполнительнице, которая буквально излучала нежность и невинность юной девы. -Я полагаю, что мсье Лувуа весьма повезло с нареченной,-благожелательно отметила Генриетта Анна и окружавшие ее дамы наперебой принялись соглашаться с герцогиней. Тем временем у Ее Светлости возник один из распорядителей. В его обязанности входило следить за своевременным выходом на сцену исполнителей и с самого первого взгляда Генриетта поняла о чем сейчас пойдет речь. - Мадам герцогиня, мое почтение,-ели сдерживая волнение произнес мужчина,- известно ли Вашей Светлости где находиться Ваш сиятельный супруг? Совсем скоро ваш выход, но я не вижу герцога среди актеров. Герцогиня Орлеанская вздохнула - как обычно Филипп до самой критической минуты будет стоять перед зеркалом и появиться в самую последнюю минуту. -Не волнуйтесь,мсье,мой супруг не заставит себя долго ждать,-попытавшись успокоить служащего, ответила герцогиня. Но распорядитель лишь сокрушенно пожал плечами и с поклоном удалился, а Генриетта обвела взглядом придворных-ее дражайщему супругу следовало поспешить, а у герцогини не было ни малейшего желания самолично стучать в его гримерную. И тут ее взгляд выхватил из толпы актеров знакомую фигуру – чуть поодаль от герцогини и ее свиты стоял шевалье де Лоррен премило переговаривающийся с переливающейся всеми оттенками золотого и оранжевого мадмуазель Дювивье в костюме Осени. Непроизвольно на устах герцогини Орлеанской заиграла озорная улыбка: шевалье чудо как был хорош в костюме пастушка с увитым цветами посохом, да только плохо скрываемая хмурость сводила на нет общий романтический настрой, задаваемый костюмом. Такой себе сердящийся купидон. Генриетта поспешила скрыть свою улыбку за раскрытым веером и решила подойти к любовнику мужа – присутствие Шанталь должно было избавить герцогиню от неловкой сцены. - Доброго вечера,сударь!Я вижу костюм пастушка Вам так же к лицу, как и костюм главного щеголя двора Его Величества и Его Светлости, моего мужа.Кстати,Вы не в курсе где он? – непринужденно поинтересовалась Генриетта Анна,изящно закрыв расписной веер.
Лувуа: Маркиз Лувуа и правда последние несколько дни с изобретательной старательностью избегал общества своей очаровательной невесты. Рискуя навлечь на себя гнев отца, который находил этот им же и устроенный брак чрезвычайно выгодной партией, и ненужное внимание падкого на сплетни двора. Неожиданная страсть, которой Франсуа воспылал так некстати к молодой графине Суассон, сбила обычно сдержанного в проявлении своих чувств Ле Телье с толку. Ко всему прочему объект этот страсти столь же старательно сторонился маркиза, как сам маркиз – своей невесты. Была ли эта женская уловка, направленная на то, чтобы еще сильнее подзадорить соискателя, или графиня и правда (если верить сплетням) была раздосадована на королеву из-за вмешательства Марии-Терезии в какие-то её договоренности, но прекрасная Олимпия теперь при дворе практически не появлялась, а разумных причин явиться к ней в дом у Лувуа не находилось. Дела министерства, - все эти сметы, жалобы и отчеты поставщиков фуража и строителей, - абсолютно не лезли в голову молодого человека, за бумагами его удерживала лишь врожденная усидчивость и чувство долга по отношению к родителю. Нет, невеста была сейчас решительно некстати. К началу балета маркиз бесстыдно опоздал. Непростительная неучтивость, причиной которой послужила затянувшаяся беседа с Ле Телье-старшим. О чем? Ну, разумеется, о свадьбе. День которой Лувуа так и не удосужился назначить. – Вы уже не ребенок, сын мой, - заявил Франсуа отец с заметным недовольством. – Я привык доверять и доверяться вам в делах государственных. Право, не понимаю, как человек, способный спланировать и организовать военную компанию, тушуется перед такой безделицей, как женитьба. Сегодня же, вы слышите, сегодня же успокойте злоязыких сплетников, которые только и ждут возможности лишний раз ославить наше семейство. Переговорите с отцом мадемуазель и самой мадемуазель. Переговорите с королем, наконец. Лувуа давно уж взял за правило не спорить с отцом. Сегодня, так сегодня. И гори оно всё огнем. Когда он входил в зал королевской оперы, первый акт «Альсидианы» был в самом разгаре. Если бы Франсуа был в настроении прислушиваться, он без сомнения услышал бы восторженные перешептывания придворных о том, что мадемуазель, исполняющая партию Невинности, чудо как хороша и полностью соответствует своей роли. Но это был как раз тот деть, когда до досужей болтовни Ле Телье не было абсолютно никакого дела.
Chantal Duvivier: - Да, да, шевалье. - Легко согласилась герцогиня. - Конечно же. Служение герцогу не может не приносить радости. Кроме, конечно, отдельных случаев. - Вздохнула девушка некстати вспомнив отвратительную сцену, устроенную Месье своей супруге. Быстро отгнав неприятные мысли, Шанталь опять непринужденно улыбнулась шевалье. - Мадмуазель Одиже. Так кажется ее зовут. Весьма юна для двора, вам не кажется? Она еще такой нераспустившийся цветок. Как бы двор негативно не повлиял на нее. А то недолго и завянуть. Вы же знаете такие случаи, шевалье. Не хотелось бы, чтобы юную мадмуазель постигла та же участь. При словах де Лоррена об опекуне юной мадмуазель, Шанталь подумала: Ага. Не все так мирно. Чем же интересно успел ее опекун неугодить шевалье? В любом случае этой милой даме надо весьма остерегаться де Лоррена. Его взгляды могут быть вполне не невинны. Решив не продолжать неприятную для шевалье тему, герцогиня Монгредьен с удовольствием приняла комплименты де Лоррена, заметив: - Ваш костюм тоже превзошел все ожидания. Роль пастушка вам идет невероятно, месье. Шанталь хотела сказать еще что-то, но в это время к ним приблизилась еще одна фрейлина Мадам и подруга Шанталь, мадмуазель де Бриссак. Обернувшись к Марии-Маргарите, герцогиня Монгредьен улыбнувшись ответила: - Ах, приветствую вас, Мария. Чудесный праздник, не так ли? Платье очень идет вам. Прямо настоящая весна! Я вот как раз говорила шевалье как ему невероятно идет костюм пастуха, не так ли? Как раз в это самое время Шанталь заметила, что и Мадам тоже решила присоединиться к беседе. Сделав глубокий реверанс, Шанталь сказала: - Доброго вечера, Ваше высочество. Вы сегодня великолепны.
Филипп д'Арманьяк: Шевалье собирался было с томным видом отвергнуть комплименты дам, хотя они были ему весьма приятны, и высказать меланхолию и равнодушие к светским радостям, которыми он успел пресытиться - хотя и не настолько, чтобы отказываться от них вовсе, - когда рядом возникла герцогиня Орлеанская. Как всегда хороша, в востроге можно даже позабыть, как сердечно привечает она английского посла. Только почему-то в сотый раз хочется скрежетать зубами от ярости и ревности, когда думаешь, что после слов, сказанных ею всего несколько дней назад в ту случайную встречу в парке, она снова может легко перейти в стан его недругов. - Мадам, благодарю за ваши похвальные слова, - с глубоким поклоном приветствовал принцессу Филипп. - Позвольте же мне вызвать восхищение вашим нарядом... Я уже давно не видел Монсеньора, - под "давно" подразумевалось время чуть более четверти часа, - но полагаю, что задержка Его Высочества вызвана лишь желанием соответствовать в элегантности и красоте его супруге. Обычный набор любезностей высокопоставленной даме, не должный вызвать никаких подозрений. Шевалье де Лоррен старался придать своему лицу самое безмятежное выражение, чтобы никто не заподозрил о мыслях и чувствах, бродящих в его душе. Пусть лучше считают его нахальным юнцом, не способным ни на какие иные эмоции, кроме распутства или коварства, в конце концов, ему было даже все равно, что о нем станут думать. Лишь бы не коснулись самого дорогого. Искренние чувства были не в чести при дворе, и сам Филипп был любителем понасмешничать над теми, кто поддавался сердечным порывам или же был настолько неразумен и неосторожен, что демонстрировал всему свету свои душевные привязанности, ограничивавшиеся не только альковными прелестями.
Генриетта Анна: Абсолютно «церемониальная» улыбка в ответ на весьма дежурный комплимент – вот и все, что шевалье получил взамен на свою любезность.Увы,но более ничего она не смогла изобразить: любые другие выражения ее чувств были предназначены скорее для приватной беседы, вроде той встречи в парке, но никак ни для двора в присутствии фрейлин. -Что ж, пусть будет так, как Вы сказали ,шевалье, ведь мы оба знаем как Его Светлость неравнодушен к своим костюмам и бантам,-непринужденно произнесла Генриетта, перекладывая из руки в руку все тот же веер, хотя в тоже время она чувствовала себя весьма неловко. Взгляд де Лоррена плохо скрывал его совсем не безразличные чувства к герцогине Орлеанской и ей был в тягость этот взгляд – ответь ни «да»,ни «нет» она еще не решила. А потому она поспешила сменить тему и обратила свой взор на мадмуазель Дювивье и мадмуазель де Бриссак,ее новую фрейлину. - О,Шанталь,дитя мое,Вы прекрастны!Дайте мне рассмотреть Ваш костюм поближе. Он чудо как хорош и Вы выглядите как истинная Осень, в избытке золота и красок что ей так к лицу,- и тут же Генриетта обратилась к стоящей рядом Марии-Маргарит,скромно стоявшей чуть в стороне от своей госпожи. -Мадмуазель де Бриссак,подите же ближе к нам и позвольте нам рассмотреть о Вас в образе Весны,-Генриетта жестом позволила девушке подойти к ней. -Право слово, этот цвет Вам так к лицу, что все еще надолго запомнят такую свежую и очаровательную девушку,-благодушно улыбнувшись, герцогиня в тоже время старалась не смотреть на шевалье де Лоррена, который теперь наверняка не покинет общества герцогини и ее дам до самого выхода на сцену.
Лувуа: Мрачная задумчивость молодого человека была нарушена появлением подле его персоны одного из придворных балетмейстеров. – Господин Лувуа, такая досадная случайность, маркиз де Виллеруа подвернул ногу сегодня утром во время верховой прогулки, - затараторил стройный напудренный человечек, у которого, казалось, вовсе не было возраста. – Сожалею, действительно, очень досадно. Виллеруа, помимо того, что слыл приятелем ле Телье, был великолепным танцором и, кажется, должен был танцевать партию в сегодняшнем балете. Замороченный личными проблемами и любовными терзаниями, Лувуа так и не увиделся с этим молодым придворным, хотя тот почти неделю назад вернулся из инспекции пограничных гарнизонов. Ну, если, конечно, можно было считать «инспекцией» вояж по резиденциям провинциальных аристократов, где столичного гостя встречали сплошь балами и приемами. – Маркиз должен был танцевать сегодня. Баязета, предводителя пиратов, - продолжал сокрушаться балетмейстер, и Франсуа никак не мог сообразить, зачем ему все это знать и к чему клонит собеседник. – Балет на грани срыва. Его величество еще ничего не знает, а когда узнает… О, это ужасно! Но господин Люлли полагает, что вы могли бы спасти положение! – Вот как? И каким же образом? – слегка опешил Ле Телье. – Вы с маркизом Виллеруа примерно одного роста, и… - Нет! Вы с ума сошли. Лувуа мгновенно представил, что за посмешищем вознамерился выставить его этот любезный господин. – Передайте вашему Люлли, что я не репетировал, не знаю роли и вообще… плохо танцую. Последнее было неправдой, танцевать Франсуа скорее не любил, чем не умел, находя это развлечение пустой тратой времени. – Ваша милость, на фоне короля все танцуют отвратительно, - пылко заявил балетмейстер. - Никто не заметит вашей оплошности. Он молитвенно сложил руки, размышляя к чему вернее взывать, чтобы уговорить маркиза – к доброте или к чувству долга. У Ле Телье-младшего, насколько он знал, второе преобладало над первым. – Только представьте, как будет разочарован король, если такой великолепный спектакль расстроиться из-за одной мелочи. Ну, что вам стоит, господин маркиз?!
Медея-Женевьева: Женевьева и дальше бы глазела на пируэты его величества, но из этого забытья девушку вывел распорядитель балета. Высокий седовласый месье, в прошлом великолепный танцор, бесцеремонно назвал юных фрейлин трещотками и голосом, не терпящим возражений, приказ повторить слова финальной пасторали. Месье до дрожи в коленках боялся, что юные дебютантки осрамятся перед королём и всем блестящим обществом. Что поделаешь, девушке пришлось покорно внять словам старика. Взяв из его рук бумагу с напечатанным текстом, она отошла в сторону и для отвода глаз пробежалась несколько раз по строфам. Распорядитель удовлетворенно кивнул и удалился устраивать разнос остальным актрисам. Женевьева, знавшая изящные стихи назубок, сложила лист и, заведя руки за спину, принялась рассматривать окружающих. Мимо неё проплыла дама в невообразимо-сказочном костюме. Молоденький статист, стоявший подле Женевьевы, шепнул, что это мадам де Монтеспан, королевская фаворитка. Вскоре появилась и герцогиня Орлеанская. Девушка поспешила поклониться, но Мадам её не заметила. Едва повернув голову, мадемуазель проследила, куда направилась принцесса. Она остановилась у небольшой группы, состоявшей из двух молодых дам, одетых в костюмы Осени и Весны, и сероглазого «пастушка». Внезапно Женевьеве захотелось рассмотреть юношу поближе и она слегка подалась вперёд.
Мигель де Гарсиа: ВД. - Написано совместно с Николеттой. -Как вы думаете, мне удастся сыграть мою роль? - спросила Николетта, слегка приподняв голову, и кокетливо улыбаясь. -- А почему бы и нет? - тихо проговорил герцог, убирая с лица девушки изящный темный локон. - Если кто-нибудь, особенно зоркий и въедливый, не узнает в леди Равенстель Николетту Адилье, актрису королевского театра, - прибавил он, с особой интонацией подчеркнув слово "актриса". Да, мадемуазель Адилье потрясающе красива, безмерно талантлива, но она всего лишь актриса, и то, что она легко может изобразить английскую аристократку, не придаст ей благородства по рождению, она была и останется девицей с парижского Дна, а значит, не пара испанскому герцогу. -Не узнают, - подтвердила Николетта. - На сцене мне приходится носить отвратительные парики и уродовать лицо жутким гримом. Я сама себя не узнаю, когда гляжу в зеркало... Мигель невольно констатировал тот факт, что таинственная незнакомка леди Равенстель куда больше похожа на настоящую Николетту Адилье, чем примадонна королевской труппы, играющая на сцене роли, совершенно ей чуждые. Увидев, как потускнели глаза мнимой леди Равенстель, герцог смягчился, и почти нежно сказал своей прелестной спутнице. -- Успокойтесь, милая гостья, у вас все получится. Я обещаю вам, что сегодня все мужчины будут смотреть на вас, и только на вас. Он взял в свою сильную руку изящную и хрупкую ладонь Николетты, нежно погладил тонкие пальцы. Единственное, что он мог себе позволить в присутствии титулованных особ королевского двора. А так хотелось прильнуть к ее губам, пить ее легкое дыхание, целовать каждую черточку ее лица. Неимоверным усилием герцог отогнал от себя подобные мысли. - Вы очень любезны, герцог, но я совсем не стремлюсь к этому. Будет достаточно, если на меня будет смотреть только один мужчина - тот, который находится со мною рядом, - ответила Николетта, входя в роль, и пытаясь придать своему голосу английский акцент. -- Говорите, как можете, миледи, - шепнул честолюбивой красавице герцог. - Английский акцент вам не идет. Вы родились во Франции, а англичанкой стали благодаря удачному браку... Но герцогу не удалось закончить начатую фразу - было объявлено о начале представления. Он с интересом смотрел на прекрасный танец очаровательной Атенаис де Монтеспан, которую по праву можно было считать королевой нынешнего бала, восхищался ее красотой, грацией и очарованием, заставляя себя не думать об авантюристке, сидевшей рядом с ним. Надо отдать должное "леди Равенстель", она просто блестяще изображала истинно английское спокойствие и равнодушие к происходящему, пренебрежение к чужой стране, которая, как казалось ей, во всем уступает ее родине.
Людовик XIV: Пока за кулисами и в зрительном зале продолжались перешептывания и сптлетни, Людовик продолжал танцевать и время от времени с удовлетворением для своего самолюбия ловил на себе восхищенные взгляды, на которые неизменно отвечал одной из своих королевских улыбок, которые, правда, предназначались скорее самому королю. Он был безусловно доволен балетом. Декорации были превосходны, музыка чудесна, костюмы изысканны, дамы ослепительны. А самым блистательным был он сам, что для Людовика всегда было на первом месте, и так должно было быть для всех. Тем не менее, Людовик был не настолько ослеплен своим безусловным успехом, чтобы не обратить внимание на удачные партии прочих танцоров. Завершив очередную партию, Луи воспользовался несколькими свободными от па минутами, чтобы отдохнуть. Король, вытирая вспотевший лоб платком, поправляя парик и манжеты, прошел за кулисы, где стояли кавалеры и дамы, ожидающие своего выхода. Среди них была и принцесса с фрейлинами и шевалье де Лорреном. Людовик направился к ним и чуть не наткнулся на неожиданно подавшуюся вперед девушку, в которой он узнал юную племянницу капитана мушкетеров. - А, это вы, мадемуазель? Почему я не видел вашего опекуна? С его стороны было бы дурно не явиться поглядеть на ваш дебют. Я сделаю ему выговор, - Людовик поклонился и после своих слов пошел дальше, к группе, окружающей принцессу Орлеанскую. Его встретили почтительными поклонами и Людовик приготовился с самодовольной улыбкой отвечать на похвалы, которые ему, вне сомнений, воздадут за прекрасный танец. - Ну, как вы находите балет, господа? - он так же с улыбкой, но церемонно поклонился придворным.
Анна де Сувре: Закончив танец, Анна, сопровождаемая аплодисментами зрителей, упорхнула за кулисы. На смену ей на сцену посыпались танцоры, изображающие двор Альсидианы, а затем показалась и сама королева волшебного острова, неотразимая мадам де Монтеспан, чье появление вызвало волну оживления в зале. За кулисами в это время собралось общество не менее блистательное, чем в зрительном зале. По крайней мере тут присутствовал сам король, герцогиня Орлеанская и её с супругом многочисленная свита, состоящая большей частью из молодых дам и кавалеров и практически в полном составе танцующая в сегодняшнем балете. Мадемуазель де Сувре понимала, что милая светская болтовня – неотъемлемая часть придворного время провождения, и, раз она уже представлена ко двору, не будет никакой неучтивости в том, что и она присоединится к какой-нибудь живописной группе пастушков и пастушек, пиратов или иных сказочных обитателей «Альсидианы». Но сначала Анна все же решила дать себе минутный отдых. Грудь девушки, беспощадно утянутая корсетом, волнительно вздымалась. Мадемуазель прислонилась к стене, чуть запрокинув голову и стараясь поскорее восстановить дыхание после танца. И мало задумываясь в этот момент, насколько далекие от невинных мысли может сейчас вызывать вид её «Невинности».
Олимпия де Сен-Леже: -- Божественно! - произнесла Олимпия. До появления на сцене мадемуазель де Сен-Леже, оставалось еще много времени, и на протяжении всего спектакля девушка с интересом следила за действием. - А каким же еще может быть представление, в котором участвуете вы, Ваше Величество? - добавила принцесса Ориенская и улыбнулась. Ее слова не были проникнуты подобострастной придворной лестью, а выглядели как констатация факта, нечто само собой разумеющееся и не подлежащее оспариванию. Как и многие женщины, Олимпия искренне восхищалась Королем-Солнцем, и считала, что присутствие богоравного Людовика украсит любое театральное действо, а уж если его Величество сыграет в нем главную роль...
Филипп д'Арманьяк: Герцогиня и дамы из ее свиты погрузились в разговор, поддерживать который шевалье попросту не был в состоянии, если не считать поддакиваний и пустых комплиментов. Подолгу вертеться перед зеркалом, подбирая камзол к броши или же панталоны к плюмажу на шляпе, был способен герцог Орлеанский, при котором в такие минуты, вернее, часы, Филипп состоял в качестве зрителя, развалившись в кресле и поглощая вино бокал за бокалом, дабы жизнь казалась более веселой. Зная, что сам он всегда выглядит хорошо, даже с помятой после дружеской попойки физиономией или бурной ночи, проведенной в чьем-нибудь алькове, шевалье не так трепетно относился к бантам и кружевам, отдав эту сторону своего быта на откуп камердинеру, вкусу которого он вполне мог довериться. Впорочем, сейчас было не время смотреть так пристально на Генриетту и пытаться если не словом, так взглядом выразить ей свои чувства. Ради ее же собственной безопасности, стоило покинуть эту премилую компанию, что шевалье де Лоррен и сделал, предварительно испросив разрешение пойти поискать герцога, чей выход уже приближался. Однако Филипп не сразу отправился в комнату, где наводил красоту принц Орлеанский, потому как почувствовал на себе взгляд той самой девушки, о которой они всего десять минут назад беседовали с герцогиней де Монгредьен. На ней был наряд пастушки, а значит, они вместе станут выступать на сцене. Чем не повод познакомиться?.. - Вижу, мадемуазель, вы в нетерпении предстать перед почтенной публикой. Уверен, господа придворные будут приятны удивлены, увидев такую очаровательную пастушку. Позвольте представиться, шевалье де Лоррен, из свиты Его Высочества герцога Орлеанского, - за неимением шляпы, Филипп приложил руку к венку, красовавшемуся на его белокурых кудрях.
Медея-Женевьева: Бегавшие по коридору слуги заслоняли всю картину. Женевьева крутила головой налево и направо, и вошла в такой раж, что едва не задела проходящего мимо господина. Подняв глаза, она онемела от страха. Перед ней стоял …король. Девушка поспешила поклониться. Она ожидала замечаний в свой адрес и готова была немедля согласиться в своей неуклюжести, но его величество, пребывая в самом, что ни на есть восторженном состоянии от тех оваций, что устроили ему зрители, мягко улыбнулся и не без некой иронии осведомился о месье де Терье. Честно говоря, Женевьева и не заметила его отсутствия за кулисами, и после слов короля она устыдилась своей невнимательности. -Ваше величество, - наконец-то дар речи вернулся к ней,- смею Вас заверить, что граф непременно будет на балете. Вероятнее всего он настолько увлёкся службой, что посмел пропустить Ваше великолепное выступление.- Эту фразу девушка выпалила на одном дыхании, чуть не задыхаясь от сознания, что обращается к самому королю. Монарх не ответил, но ещё раз улыбнулся и направился к своей кузине, принцессе Генриетте. Едва переведя дух, Женевьева гадала, стоит ли ей подойти к мушкетёру, стоявшему на посту и узнать, где граф, но тут судьба уготовила ей ещё одну встречу в лице того самого молодого дворянина. Они встретились взглядами, и мадемуазель поспешила отвести глаза, но было уже поздно. Приблизившись к девушке, юноша тут же сделал ей комплимент и представился шевалье де Лорреном. Женевьева почувствовала, что краснеет. Она ещё не умела вести себя непринужденно, как это было свойственно дамам при дворе, да к тому же в обществе мужчин она совсем не бывала. Но, как того требует этикет, мадемуазель присела в хорошо заученном реверансе и назвалась. -Мадемуазель Одиже, фрейлина Её Высочества герцогини Орлеанской.
Chantal Duvivier: Комплименты принцессы очень польстили самолюбию Шанталь и она с удовольствием давала рассмотреть наряд не только принцессе, но и окружающим дамам. - Вы так добры, Ваше Высочество. - Почтительно поблагодарила герцогня принцессу. - Но все позвольте мне заметить, что с вами мне сравниться. Ваш наряд великолепен и способен затмить что угодно. Между тем краем глаза Шанталь заметила, что юная дева, так заинтересовавшая шевалье кажется тоже им заинтересовалась и поглядывает в их сторону. Так, так. - Ехидно подумала герцогиня. - Птичка уже попала в клетку? Или летит туда? Но додумать Шанталь не успела. Повернув голову, она увидела, что к их небольшой группе приближается сам король. Шанталь с природной грацией сделала глубокий ревернс и склонила голову. - Ваше Величество, - произнесла герцогиня, - балет великолепен. Он прекрасен еще и потому, что в нем принимает участие наш августейший монарх, радующий нас своей грацией и красотой. Пока дамы делали комплименты королю, Шанталь успела заметить, что шевалье откланялся, под придлогом поисков герцога, но сам тем временем остановился не так далеко и уже разговаривает с юной мадмуазель Одиже.
Филипп д'Арманьяк: - Свита Мадам отныне выглядит еще более великолепно, - отвесил очередной комплимент шевалье. Залившись румянцем, мадемуазель Одиже потупила взгляд, что позволило Филиппу более свободно ее разглядеть. Прелестный ребенок, до того стеснительный и невинный, что будет жаль ее обидеть. Впрочем, план действий по отмщению капитану королевской охраны еще не был продуман, так что участь ее воспитанницы не была решена окончательно. С самым безмятежным и доброжелательным видом, вполне соответствующим пастушку из идиллической пьесы, де Лоррен решил расположить к себе юную дебютантку, сыграв роль приветливого товарища по несчастью... - Как вы находите службу в Пале-Рояле, сударыня? Не скучаете по дому? Молодым особам бывает нелегко привыкнуть к той круговерти, что творится в Версале. Помнится, когда я впервые попал сюда, то очень долго не мог свободно разговаривать, а передвигался, словно каменный истукан, так боялся сделать неправильный шаг или сказать неверное слово, - рассмеялся Филипп.
Медея-Женевьева: -Неужели?- с лёгким недоверием спросила девушка. Глядя на этого светского льва, трудно было поверить в достоверность его слов. Но разве монахини не говорили ей, что изящные манеры и грациозные движения - дело наживное? Фрейлины, с которыми она успела познакомиться, утверждали, что придворные принца Филиппа все сплошь и рядом - жеманные кривляки, но шевалье оказался таким милым и любезным… Женевьева с явным детским простодушием взглянула на него. Волнение, овладевшее её, улеглось, и девушка приветливо улыбнулась. - По правде, говоря, порой мне бывает крайне неловко, я всего несколько дней как представлена герцогине. Но мои обязанности совсем не трудны, а великолепие Пале-Рояля может затмить лишь Версаль. И ещё меня часто навещает мой опекун.…
Генриетта Анна: -Ваше Величество, думаю я выражу общее мнение, что балет просто бесподобен,-герцогиня Орлеанская радушно улыбнулась своему венценосному кузену и после изящного реверанса подала Людовику руку для поцелуя. -Вы сегодня просто бесподобны, Ваше Величество. Если все участники балета будут так же воодушевлены, то это представление войдет в хроники театрального исскуства,-продолжила Генриетта Анна с самой обаятельной улыбкой, наблюдая как в глазах ее кузена блеснула гордость за самого себя. Все мужчины любят лесть и если правильно дозировать этот бальзам на душу такого человека, каким был Людовик, то можно будет многого добиться.Увы,об этом секрете прекрасно ведала не только его кузина, но августейшие любовницы. Будь сегодня Генриетта чуточку по-азартней,то она бы непременно поинтересовалась бы участью королевы, которая сейчас в одиночестве находилась в своей ложе, созерцая как ее супруг на сцене добивается руки и сердца царственной Альсидианы.Видит Бог, сердце исполнительницы главной роли уже было в руках «первого» актера, а его рука давно уже находилась в ее полнейшем распоряжении. Но герцогини не хотелось портить сегодняшний вечер напоминанием об королеве и Генриетта предпочла скромно промолчать, предоставляя заботу о августейшем настроении испанки на милость ее фрейлин. - Кстати, Ваше Величество, позвольте представить Вам двух очаровательных особ, которые дебютируют на сцене этим вечером, - герцогиня Орлеанская как бы невзначай обратила внимание короля на двух своих фрейлин.Девушки стояли на почтительно расстоянии от герцогини и короля и Генриетта жестом пригласила их подойти ближе. -Мадмуазель Дювивье сегодня сыграет Осень,а мадмуазель де Бриссак дебютирует под ликом вечно юной Весны, - герцогиня отошла чуть назад, желая увидеть впечатление царственного кузена, которое эти дамы могли произвести на короля.
Лувуа: – Я капитулирую, - безрадостно буркнул «господин маркиз», уступая пресловутому чувству долга. В конце концов несколько па на сцене (и изрядная доля язвительных комментариев, которая за этим, наверняка, последует) – это то, что Франсуа в состоянии был пережить. Несказанно обрадованный подобным поворотом дела балетмейстер немедленно поволок жертву за кулисы в гримерную, на ходу пересказывая будущему Баязету подробности сюжета и фигуры танца. – Это хуже, чем я думал, - процедил Лувуа, узрев ожидающий его костюм, при первом же взгляде на который в голову лезли мысли о турках-янычарах. – И вот такое… себе заказал маркиз Виллеруа? – Вы – брюнет, вам пойдет красное, - немедленно польстил его собеседник, деловито снимая детали восточного разбойничьего туалета с вешалки и протягивая их ле Телье. – Одевайтесь, ваша милость, и смотрите на меня. Я покажу вам несколько совершенно необходимых в танце фигур. Страдальчески скривившись, Лувуа начал свое превращение в бутафорского разбойника. Бутафорского, потому что на этом костюме Баязета было столько золота и драгоценностей, что он смело мог оставить свое ремесло и купить себе небольшой остров по соседству с островом Альсидианы. Со стоическим терпением мученика маркиз вынес помощь двух лакеев и куафера, примчавшихся невесть откуда по знаку балетмейстера. Пока первые двое возились с турецким кушаком и бутафорской саблей Баязета, третий, к огромному неудовольствию Франсуа, взялся подводить ему глаза, чернить брови и накладывать румяна, стараясь придать лицу ле Телье «разбойничье» выражение. – Я сгною вас в тюрьме, любезный, - желчным шепотом пообещал сын министра «художнику», мельком разглядев свое отражение в зеркале. – И для этого мне вовсе не понадобится зловеще вращать глазами. Все случится мирно… Напуганный подобной откровенностью, итальянский мерзавец, возомнивший себя Рафаэлем, оставил его в покое, и молодой человек вздохнул с заметным облегчением. – Я все понял. Или по крайней мере достаточно, - уверил он продолжающего пританцовывать балетмейстера. – Прекратите паясничать и дайте мне пройти. Трагически заломив брови, танцор уступил ему дорогу. Мысленно решив, что скороспелый маркиз полностью соответствует тому, что про него болтают – заносчив, груб и неучтив. Получив свободу, Баязет оказался за кулисами, где к тому времени собралось изрядное количество только что закончивших свои партии или наоборот ожидающих выхода на сцену танцоров. В глазах рябило от ярких красок и блеска драгоценностей, так что взгляд Франсуа ухватился за белое пятно неожиданно простого платья прислонившейся к стене девушки, как за спасительный ориентир – белый парус в бурном море. – Мадемуазель, позвольте к вам присоедини… - и осекся, вглядевшись в лицо дамы. Более нелепого совпадения нельзя было и представить. Из всего многообразия девиц и дам он выбрал в собеседницы собственную невесту. Дьявольщина!
Анна де Сувре: Анна в некотором изумлении подняла глаза на мужчину вызывающе-разбойничьей наружности и слова дежурной придворной любезности замерли у нее на губах. Маркиз Лувуа! – Вы не находите, сударь, что наши роли сегодня не совпадают? – Вырвалась у девушки острота, которую какой-нибудь придворный балагур, возможно, счел бы удачной. Но в которой, если позабыть об «Альсидиане», слышалась накопившаяся обида мадемуазель де Сувре на то, что ей уже который день пренебрегают, превращая тем самым в объект любопытных взглядов и сочувственных сплетен.
Marie-Marguerite: Мария-Маргарита польщённо улыбнулась: стоило ей присоединиться к Шанталь, как она оказалась в самом центре изысканного общества. Для начала она ответила на комплимент своей подруги: - Сегодня просто чудесный день, а праздник воистину великолепен! Благодарю. Дорогая Шанталь, вы сегодня выглядите потрясающе! До сегодняшнего дня я и не догадывалась, что осень может быть такой прекрасной... Завершив свою речь, герцогиня заметила, что Мадам тоже присоединилась к беседе. Мадемуазель де Бриссак сделала глубокий реверанс и, склонив голову, заметила: - Добрый вечер, Ваше Высочество. Вы сегодня восхитительны!.. Услышав комплимент Мадам и заметив её благосклонность, Мария подошла поближе и сделала ещё один реверанс. - Ах, Ваше Высочество, вы так любезны. Я счастлива, что само средоточие красоты, обратило на меня своё драгоценное внимание... Однако герцогиня не успела договорить: к их маленькой группке приближался Его Величество. Девушка сделала самый глубокий и уважительный реверанс и скромно потупилась.
Лувуа: - Ну, еще бы, вы же танцуете «Невинность», - хмуро парировал Франсуа, в раздражении из-за того, что его угораздило вообще начать этот разговор, а особенно из-за того, что он только что получил завуалированный намек убираться к черту. Причем, намек совершенно заслуженный. – Невинность, знаете ли, маркиза, при этом дворе не в моде! Сказанное прозвучало откровенной грубостью, и ле Телье, сообразив, что он сейчас оказался далеко за рамками приличий, тут же пошел на попятную. – Простите меня, мадемуазель. Это вовсе не то, что я имел ввиду. То есть… Вам ужасно не повезло с избранником, Анна, - резюмировал молодой человек, не желая больше усугублять и так донельзя неловкую ситуацию. - Кого угодно спросите, что за вздорный и грубый человек маркиз Лувуа. И вам тут же с радостью раскроют глаза на вашу незавидную участь. Доброхотов вокруг предостаточно.
Людовик XIV: Людовик был чувствителен к похвалам, поэтому не отнесся к ним, как к должному, а пресполнился замечательным настроением, которое всегда к нему приходило, когда он не только был доволен собой, но и слышал лестные для себя отзывы из уст окружающих. К тому же, они были не так уж и не искренни. Ему тут же захотелось отдать должное любезностям очаровательных дам, осыпающих его похвалами. Он поцеловал руку принцессе Ориенской, ибо от нее первой он услышал комплимент, который он оценил больше прочих. После он с улыбкой поклонился представленным ему дамам. - Сударыни, небо еще не видело столь прекрасных времен года, - поклонился Его Величество, восхищенный бстистательными костюмами и их не менее блистательными обладательницами, - однако всем временам года я предпочитаю лето, - Людовик прищурился, кинув взгляд на Олимпию де Сен-Леже. - Я рад, что вы разделяете мое восхищение сегодняшним празднеством, - он сменил тему, не предоставляя дамам возможности обдумать его последние слова, - Ваше Высочество, почему я до сих пор не видел вашего супруга, моего брата? Надеюсь, он здоров?
Генриетта Анна: Герцогине пришлось сделать над собой усилие что бы ее улыбка не была столь ироничной.Здоров ли герцог Орлеанский?Если вчера вечером и этой ночью он не принялся за бурне возлияния в компании своих приближенных,то наверное чувствует он себя превосходно.. -Ваше Величество,насколько мне известно из уст шевалье де Лоррена,то Ваш брат сейчас приводит в порядок свой костюм и появиться с минуты на минуту,-с максимально возможной непринужденостью ответила Генриетта. -У меня нет причин не верить словам мсье шевалье,если он только не уклоняеться от своих обязанностей довереного лица герцога и говорит правду-кратко добавила она,произнеся эту колкую фразу так,что бы ее услышали все окружавшие придворные. Да,она до сих пор не верила де Лоррену.Не верила и пока не собиралась менять своего отношения к нему:по ее глубокому убиждению привычка "играть на публику" под дудку и вкусы Филипа Орлеанского так быстро не проходит.
Анна де Сувре: – Я предпочла бы составить о своем избраннике собственное мнение, - осторожно заметила Анна, обращая к собеседнику взгляд, в котором вместо недавней обиды можно было разглядеть теперь мягкое сочувствие. – Я понимаю вас, маркиз, быть объектом пристального внимания болтунов далеко не всегда приятно. И мы оба не хотели бы этого, не так ли? Улыбнувшись, девушка протянула ле Телье руку. – Меня ноги не держат от волнения. Ума не приложу, как я умудрилась исполнить свою партию на глазах такого количества людей. Я была бы вам очень признательна, сударь, если бы вы позабыли на время свою роль преданной опоры монархии, и послужили опорой одной до смерти перепуганной «Невинности». Если, конечно, вас это не затруднит… Воспитательницы в монастыре учили мадемуазель де Сувре, что искать примирения – участь и обязанность женщины. Даже если не прав был мужчина. Эти наставления давно устарели, но Анна еще слишком недолго пробыла в Версале, чтобы самостоятельно прийти к подобному выводу.
Филипп д'Арманьяк: - Пройдет совсем немного времени - и вы будете чувствовать себя в этих декорациях как дома, - простодушно улыбнулся молодой человек. Для придания разговору большей непринужденности, Филипп оперся на пастушичий посох. - Ее Высочество - добрая госпожа, вам не придется изнывать от ее капризов или странных поручений. Так что позвольте еще раз искренне порадоваться за вас. О том, какие речи сейчас вела принцесса Генриетта, шевалье, к счастью для себя, не мог слышать, иначе его и без того хмурое настроение, тщательно маскируемое мнимой жизнерадостностью, было бы окончательно испорчено. Оставалось лишь гадать, о чем переговариваются царственные кузены, изредко поглядывая в его собственную сторону. - И главное, вам совершенно не придется скучать, сударыня. Ее Высочество, как вы знаете... или успеете узнать, любит веселье. По моему скромному убеждению, оно больше приличествует юности, чем постоянные молитвы... Эти слова де Лоррена заставили покраснеть бывшую воспитанницу урсулинок, еще не привыкшую к тому, что благочестие при дворе было показным, а вовсе не продиктованным любовью к Господу и страхом перед Адом. - В конце концов, если веселье не губит душу, то почему бы не воздать ему должное? - снова рассмеялся Филипп.
Медея-Женевьева: Опьянённая придворной суматохой, Женевьева не могла не признать, что такой образ жизни нравится ей куда более затворничества. Но в словах де Лоррена ей почудились фривольные нотки, и это не замедлило вызвать новый приступ смущения. Девушка, не зная, куда деть руки, теребила листок с текстом своего выступления и молча корила себя за то, что каждая фраза молодого человека вгоняет её в краску. А ей совсем не хотелось, чтобы шевалье принял её за непроходимую дурочку. Мадемуазель мельком глянула в конец коридора, в надежде увидеть там графа де Терье. Уж он бы разрядил ситуацию… Но капитана всё ещё не было. До неё доносились обрывки фраз, которыми обменивалась стоящая неподалёку компания. Женевьева заметила, что за ними с откровенным любопытством наблюдает девушка, представляющая в сегодняшнем балете Осень. -Кто эта дама?- Спросила она у шевалье, желая выйти из неловкого положения.
Атенаис де Монтеспан: Как только король закончил свое выступление, а в след за ним и молодая особа, в которой маркиза узнала невесту маркиза Лувуа, Француаза уверенной походкой вышла на сцену. По рядам зрителей пронесся тихий шорох, десятки пар глаз с восхищением уставились на маркизу, которая на сцене чувствовала себя как в своей стихии. Еще бы! Ведь сейчас она королева волшебного острова и ей поклоняются как божеству! Что может быть лучше? Тщеславная улыбка заиграла на губах маркизы, окруженная вниманием, она уверенно двигалась по сцене в превосходном танце. Ее движение были легки и непринужденны , каждый взмах руки сопровождался негромким перезвоном браслетов на руках маркизы. В это время на сцене поклонники королевы соревновались за внимание прекрасной дамы. Француаза в свою очередь грациозно танцевала, выражая благосклонность то одному, то другому поклоннику. Под конец танца Атенаис все таки начала выдыхаться, на ее высоком лбу появилось несколько капелек пота, а дыхание стало более частым. Наконец музыка умолкла и маркиза поспешила покинуть сцену. За кулисами она наконец глубоко вздохнула и убрала с лица несколько золотых прядей. Несколько рассеяно оглянувшись по сторонам, она увидела Людовика, окруженного изысканным обществом. Слащаво улыбнувшись, она немедленно направилась в его сторону. - Ваше Величество… - Атенаис жеманно улыбнулась – Вам не стыдно? Вы затмили собой столь изысканное общество? – она широким жестом обвела присутствующих. Ее взгляд остановился на герцогине Орлеанской.- Герцогиня, Вы просто превосходно выглядите! Просто очаровательно, как идет вам этот костюм! Герцогиня Монгредьен, вы как всегда очаровательны…- взгляд маркизы наткнулся на маркиза Лувуа – О, маркиз Лувуа! Ваша невеста сегодня была просто неподражаема! Истинная невинность, Вы так не думаете? - игривая улыбка появилась на устах фаворитки. – О, шевалье де Лоррен! А Вы как всегда пытаетесь очаровать всех молоденьких девушек при дворе? – она с интересом разглядывала молодую особу, которую еще ни разу не видела при дворе.
Лувуа: Франсуа в полной мере оценил деликатность своей невесты. Особенно удивительную, если учесть, что пред ним стояла недавняя воспитанница монастырского пансиона, совсем еще неопытная в делах придворных. И демонстрировала маркизу образчик стратегии, достойной матерого политика. Лувуа всегда тушевался, обнаружив у женщины наличие ума, гораздо сильнее, чем перед просто красотой, которой блистали придворные дамы, и к которой молодой человек сделался уже привычным. При первой их встрече на охоте Анна показалась ему некстати подвернувшимся под руку очаровательным ребенком, да и только. Сейчас время было задуматься о том, верным ли оказалось первое впечатление. – Я почту за честь поддержать вас, сударыня. Ле Телье учтиво подставил мадемуазель де Сувре локоть, на который она могла бы опереться. И, как того требовали приличия и присутствие за кулисами короля, повел девушку к той группе придворных, что беседовали с его величеством. Появление их подле Людовика совпало с возвращением со сцены королевы Альсидианы. Маркиза де Монтеспан, сияющая от самодовольства после танца, что без сомнения, ей удался, щедро рассыпала комплименты и не обошла ими и приближающуюся пару. – Я только об этом и думаю, мадам, - с поклоном маркиз вернул Атенаис улыбку за улыбку. – Счастлив, что наши мнения совпадают.
Олимпия де Сен-Леже: -- О да, маркиза, - решила присоединиться к беседе Олимпия, - мадемуазель де Сувре превосходно сыграла свою роль. Впрочем, почему это я говорю - сыграла? Она была в ней самой собой, не правда ли? - она одарила ласковым взглядом растерявшуюся от комплиментов Анну. Признаться, самовлюбленность мадам де Монтеспан всегда раздражала принцессу Ориенскую. Олимпия живо представила, как отреагировала бы фаворитка на комплимент Его Величества, адресованный мадемуазель де Сен-Леже. Но, слава богу, гордая Атенаис при этом не присутствовала...
Филипп д'Арманьяк: Филипп, посмеиваясь в душе над застенчивостью своей собеседницы, оглянулся на ту, которая внезапно привлекла внимание мадемуазель Одиже. - Если вы с ней до сих пор не познакомились, то рано или поздно это случится. Это Шанталь Дювивье, герцогиня де Монгредьен. Как и вы, она состоит в штате Ее Высочества. И, кажется, она знает, кто вы... - де Лоррен не отказал себе в удовольствии сказать это с такой интонацией, что даже от вполне невинной фразы бедная девушка снова залилась краской. - Как я понимаю, вы почти ни с кем не знакомы при дворе? Странно, что ваш опекун не представлял вас своим друзьям. Впрочем, господин де Терье - человек занятой, так что это понятно... Шевалье жаждал еще поразглагольствовать по поводу неминуемого успеха Медеи-Женевьевы, но появление королевской фаворитки прервало поток его красноречия. Атенаис, где бы она ни появлялась, будь то светский салон или месса, неизбежно оказывалась в центре внимания, которое, после ее вхождения в особую милость у августейшего сластолюбца, сделалось еще большим. Поклонившись маркизе де Монтеспан, Филипп не стал отвечать не ее замечание, стараясь держаться в присутствии короля и герцогини Орлеанской как можно скромнее.
Chantal Duvivier: Шанталь сделала еще один грациозный реверанс на комплименты Его величества. - Вы очень добры, сир. - Почтительно ответила девушка. Лето? Вот как. - Подумала про себя Шанталь, улыбаясь комплименту короля Олимпии де Сен-Леже. - Очень интересно. Ищите женщину? Нет. С мадам де Монтеспан ей не соперничать. По краней мере такой агрессивной конкуренции она не выдержит. Как бы в ответ на мысли герцогини Монгредьен, Атенаис, уже закончивашая танцевать, приблизилась к группе придворных с самой милой и самой опасной улыбкой. - Благодарю вас, мадам. - Одарив Антенаис такой же милой улыбкой, ответила Шанталь. - Вы сегодня затмили всех. Истинная Альсидиана. Вряд ли кто-то смог бы вас затмить в этой роли, маркиза. Как раз в это время к группе приблизилиась еще одна пара - маркиз де Лувуа с будущей супругой. Сделав легкий реверанс, Шанталь с участием спросила у подошедшей девушки: - Как вы себя чувсвтвуете, дорогая? Это ужасное проишествие на охоте... - Добавила герцогиня намного тише. - Надеюсь, теперь все в порядке?
Медея-Женевьева: В глазах шевалье плясали озорные огоньки. У Женевьевы промелькнула догадка, что ему видимо, доставляет удовольствие видеть, как она смущается и краснеет. Пожалуй, пытка стала затягиваться. Она ещё раз посмотрела в сторону герцогини. -О, знать и помнить каждого человека - несомненное достоинство. От этого, как я понимаю, зависит отношение окружающих. Этот принцип стоит взять на вооружение. Появилась маркиза де Монтеспан. Сияющая, преисполненная достоинством, она прошла, обдав мадемуазель и шевалье пряным ароматом амбры и мускуса, не без интереса взглянув на девушку. Женевьева почтительно склонилась. «Пытаетесь очаровать всех молоденьких девушек при дворе? »А что, она, хоть и не отдавала себе отчёта, действительно была очарована Филиппом. Он был красив, любезен и его комплименты вызывали приятную дрожь. К компании придворных подошла пара - молодой человек в костюме пирата и девушка, немногим старше самой Женевьевы. Она танцевала в первом акте и, танцевала, надо сказать, неподражаемо. Неожиданно для себя самой, Женевьева наклонилась к шевалье: -Вы правы, мне, увы,- она вздохнула,- мало кто знаком при дворе. Не согласитесь ли вы стать на некоторое время наставником и назвать мне имена присутствующих? - И она улыбнулась такой кокетливой улыбкой, что на щеках заиграли ямочки.
Людовик XIV: - Герцогу следовало бы поторопиться, - нахмурил брови Людовик, недовольный такой задержкой брата и тем, что тот не видел его великолепных па. Через несколько минут после появления Людовика за кулисами, к группе им возглавляемой присоединилась мадам де Монтеспан, за блистательным танцем которой он внимательно следил из-за занавеса, несмотря на то, что в это время отвешивал комплименты другим дамам. - Мадам, мне не может быть более стыдно, чем вам, ваше сияние затмевает солнце, - король, приветствуя свою любовницу, коснулся губами ее руки, - вам необычайно к лицу роль королевы, - многозначительно заметил он и обвел взглядом придворных. Людовик не сразу узнал Лувуа в костюме пирата и загримированным лицом. Его брови удивленно поползли вверх, когда он понял, что это вовсе не Вильруа, который должен был играть роль Баязета. - Маркиз, это вы? А где Вильруа? - крайне изумленно поинтересовался Луи, позабыв поздороваться с мадемуазель де Сувре, которую будующий муж вел под руку. Зато он отметил, что танцевала будующая маркиза де Лувуа превосходно.
Филипп д'Арманьяк: - Если такая очаровательная особа просит меня об этом, то не выполнить ее просьбу было бы для меня настоящим позором, - шевалье снова поцеловал руку девушки. - К тому же если она весьма умна, что сразу проникает в тайны поведения при дворе. Что ж, извольте, я представлю вам здесь присутствующих. Точнее, скажу вам, кто есть кто в этом большом... - Филипп собирался было сказать "в этом большом серале", но решил пощадить чувства Медеи-Женевьевы и ограничился более мягкой характеристикой, - нет, грандиозном сосредоточением цвета французского дворянства. Полагаю, Его Величество вы уже сумели узнать. Он красив, галантен и поистинне царственен, так что совершенно не нуждается в представлении. Дама, любовь которой он завоевывает на подмостках, уже давно ему покорилась, хотя порой сложно сказать, кто в этой паре играет роль завоевателя, - Филипп произнес это уже совсем шепотом, хотя глаза его проказливо блестели. - Мадам де Монтеспан отменно чувствует себя в качестве метрессы и вряд ли потерпит соперницу... Вы уже знакомы с Ее Высочеством, так что имели возможность убедиться в ее доброте и грациозности во всем, что бы она ни делала. Мадам Дювивье, ваша будущая компаньонка в свите Мадам, особа достойная, полагаю, ее дружба станет для вас опорой при дворе, как и герцогиня де Бриссак, которая стоит с ней рядом... "Если женская дружба вообще существует..." - добавил про себя де Лоррен. - Молодой человек, одетый пиратом, это маркиз де Лувуа, доверенное лицо короля, сын военного министра, помощник своего отца и, вероятно, его преемник на этом посту. Этот человек уже пользуется большим влиянием, думаю, со временем по могуществу он не будет уступать самому Кольберу. А юная особа рядом с ним - его невеста, дочь месье де Сувре. Она всего лишь несколько дней в Версале, так что вы с ней в одинаковом положении, - ободряюще улыбнулся Филипп, завершая краткий экскурс в некоторые особенности жизни при дворе.
Генриетта Анна: Генриетта предпочла промолчать на укор кузена, но через несколько минут она поняла, что тема закрыта – к собравшейся компании высокородных актеров снизошла главная прима этого общества. Мадам де Монтеспан,затянутая в шелк и бархат, в облаке духов и блеске драгоценностей закончила свою первую партию и теперь спешила перевести дух в обществе Его Величества, который немедленно позабыл и о брате, и о его опоздании. Герцогиня хотя и недолюбливала амбициозную фаворитку Людовика, но все же предпочитала не выказывать своего отношения открыто: в конце концов,Атенаис была достаточно умна и предпочитала лишний раз не нарушать хрупкого перемирия, которое установилось между ними. А потому герцогиня Орлеанская с самым радушным видом приняла комплимент мадам де Монтеспан. -Благодарю Вас, дорогая Атенаис!Вы были бесподобны и как я уже говорила Его Величеству, об этой постановке будут еще очень долго говорить с восхищением. В разговор тут же вступила мадам де Сен-Леже,за которой Генриетта Анна порой наблюдала со стороны. Видимо сегодня красавица Олимпия была столь околдована ролью роскошного Лета, что абсолютно позабыла об осторожности и напропалую принялась кокетничать с Его Величеством. Ее лесть и запал, с которым она превозносила происходящие, просто удивляли герцогиню Орлеанскую, но появление нынешней фаворитки несколько остудил пыл красавицы, но явно не лишил ее азарта. Что ж, будет за чем понаблюдать и о чем посплетничать после представления.. А тем временем, пока мадам де Монтеспан осыпала всех присутствующих лестными комплиментами, к обществу короля и его кузины присоединился мсье де Лувуа, которого Генриетта сначала и не узнала: грим и костюм отчаянного пирата Баязета делали его неузнаваевым.Вопрос несколько расстеряного кузена к Лувуа опередил вопрос Генриетты Анны к стоявшей рядом Шанталь: если герцогине не изменяла память, то эту роль репетировал мсье Вилльруа,знатный танцор и участник всех последних балетов. Выслушав весьма емкие объяснения молодого политика в пол-уха, герцогиня переключила свое внимание на очаровательное создание, что скромно стояло около мсье Лувуа и держало его под руку. Ею оказалась та самая девушка, которая совсем недавно блестяще исполнила на сцене партию Невинности и теперь в своих скромных белых одеяниях ярко контрастировала с остальными придворными, разодетыми в пух и прах. И надо сказать это сравнение было в пользу юной особы.
Медея-Женевьева: «Всё же мадемуазель де Сувре находится в гораздо лучшем положении, чем я», - с грустью подумала девушка. Ей вдруг вспомнилась Тарья. Неожиданная встреча закончилась ничем. Последний раз она видела цыганку там, на дороге. Женевьева подозревала, что та таки попала под стражу. Но сейчас ей совершенно не хотелось ворошить прошлое. Шевалье всё ещё держал её, горевшую огнём от поцелуя, руку. Ей донельзя хотелось, чтобы этот миг длился как можно дольше, но пальцы предательски дрожали, и она сделала мягкую попытку высвободиться. -Благодарю вас, месье, за столь ёмкие разъяснения. Теперь я чувствую себя намного увереннее. – Она показала свои перламутровые зубки. – Надеюсь, с вашей помощью я вскоре буду знать в лицо каждого придворного. - Женевьева старалась говорить как можно безмятежнее. Ну а где же Его высочество?
Атенаис де Монтеспан: Маркиза де Монтеспан с блаженной улыбкой выслушивала комплименты присутствующих. Действительно, сегодня она была королевой бала, а не жалкая испанка, которая в данный момент сидела в зале. - Я рада, что Вы так считаете, дорогая герцогиня Монгредьен, буду ждать с нетерпением Вашего выхода на сцену, уверенна, Вы будете неподражаемы –маркиза улыбнулась и повернулась к королю, который учтиво поцеловал ее ручку – Ваше Величество, Вы говорите, что моя скромная особа смогла затмить Ваше сияние? Вы мне просто льстите! – Атенаис с наигранной скромностью опустила ресницы. На ее щеках появился легкий румянец, но не от ложной скромности, скорее от удовольствия. - Большее спасибо, мадам! Вы знаете, Ваше мнение для меня очень много значит! - маркиза отвесила легкий поклон герцогине Орлеанской, которой где-то в глубине немного опасалась. С первой же ихней встречи между герцогиней и маркизой пробежала черная кошка и обе дамы не упускали возможности при каждой встрече отвесить друг другу колкость.
Лувуа: - Маркиз, к несчастью, подвернул ногу, - поморщившись, пояснил ле Телье королю. - Во всяком случае так уверял меня один из придворных балетмейстеров. Тот самый, кому я обязан этим нарядом… «Паяцца», - едва не вырвалось у Франсуа, но он вовремя прикусил язык, прекрасно зная, с какой серьезностью Людовик (а следовательно, и весь двор) относятся к балетам вообще и к этому сегодняшнему в частности. То, что многим казалось честью, Лувуа виделось досадным недоразумением, но об этом вовсе не обязательно было оповещать окружающих. – Таким образом случай оказал мне честь, которая миновала меня стараниями Люлли. Если мэтр увидит вашего покорного слугу на сцене, его хватит удар. Поэтому, ваше величество, гример не жалел сажи и румян. Ложь во спасение… Не знаю, смогу ли я сойти за Виллеруа, но по крайней мере я не похож на себя самого. Франсуа высмеял себя со всей возможной безжалостностью. Спокойно и методично, так же, как он привык заниматься делами, и прежде, чем это сделает кто-то другой. – У меня лишь два утешения на сегодняшний вечер – удовлетворение, которое испытывает ваше величество от «Альсидианы». И общество мадемуазель Невинности.
Филипп д'Арманьяк: - Если вы доверите мне честь ознакомить вас с обитателями двора, то я приложу все усилия, чтобы уже совсем скоро вы чувствовали себя в Пале-Рояле и в Версале как дома. Сложно было держать грань между положением доброжелателя и искусителя, но, кажется, Филиппу это пока что вполне удавалось, по крайней мере, такая невинная особа как воспитанница графа де Терье вряд ли могла ощутить эту разницу. - Его Высочество... - шевалье де Лоррен оглянулся, но знакомой фигуры в роскошном костюме пастуха не увидел, лучше сказать, принц Орлеанский, всегда привлекавший к себе внимание, сейчас в глаза не бросался, а значит, попросту отсутствовал за кулисами. - Видимо, он продолжает приводить в порядок свой туалет, чтобы не отставать от своей сиятельной супруги.
Анна де Сувре: Анна стояла, почтительно склонив голову, как и подобает её роли и положению, опираясь на локоть «предводителя пиратов» и буквально кожей чувствуя направленные на нее взгляды придворных. И лишь когда король заговорил с её женихом, мадемуазель де Сувре позволила себе поднять взгляд на блистательное общество Версаля, окружающее его величество. Герцогиню Орлеанскую и её дам Анна уже видела, правда, мельком. Вспомнила она лишь Шанталь, эта девушка проявила к ней участие после её падения с лошади на охоте. Не узнать же мадам де Монтеспан было просто невозможно, как невозможно не отыскать луну на ночном небе. Солнцем же по праву оставался король Людовик. Его величество был чудо как хорош в своем балетном костюме героя-принца, и так мало походил на властителя, что мадемуазель де Сувре наблюдала во время своего представления ко двору в тронном зале, что Анна невольно заулыбалась, подумав о том, как меняет людей одежда. – Я обещаю послужить вам достойным утешением, месье Баязет, - заметила она тихо, когда Лувуа закончил свое самобичевание. – С позволения его величества, разумеется. И девушка грациозно присела в реверансе.
Людовик XIV: Льстивые похвалы импульсивной Монтеспан нравились королю, но они были льстивыми так же, как и ее скромность - притворной. В отличии от мадемуазель де Сен Леже, на которую он прежде не обращал внимания. Но сейчас был склонен это сделать, поскольку находился в некоем романтическом очаровании от представления и скорее оценил искренность, как ему показалось, принцессы Ориенской, на которую теперь не без интереса поглядывал, нежели привычную жеманность Монтеспан. - Напротив, мадам, я говорю то, что думаю, - ответил он Монтеспан, зардевшейся румянцем от удовольствия. - Вот как! - король не без некоторого удивления выслушал рассказ Лувуа, - в таком случае, я очень надеюсь на вас, маркиз. Кстати, скоро наш выход, вы успели разучить партию? - Людовику еще не приходилось видеть ле Телье в балетах и ему бы очень не хотелось, чтобы "Альсидиана" проиграла из-за замены Вилльруа на Лувуа. - Уверен, общество мадемуазель де Сувре будет для вас лучшим утешением, ее дебютом восхищается весь двор, как вы заметили, и я присоединяюсь к общему мнению.
Анри де Шомберг: Музыка как всегда воздействовала на Шомберга самым успокаивающим образом - не прошло и пятнадцати минут первого акта, как он уже видел второй и третий, причём, в таких смелых и ярких тонах... Сидевший рядом с герцогом граф де Монтень тщетно пытался привлечь внимание соседа к реальной сцене. Если бы он только знал, что накануне Анри провёл всю ночь за картами в салоне мадам Скюдери, оставив там сумму, на которую можно было с блеском бы экипировать новый полк. - Я что-то упустил, граф? - тихо спросил Шомберг, открыв глаза и обводя взглядом зал, восторженно аплодировавший кому-то, только что ускользнувшему со сцены. - Увы, герцог, вы не увидели саму мадам де Монтеспан. Она была просто на вершине своего очарования. - Какая досада, - пробормотал Анри про себя. Что же он скажет теперь в качестве приветственного комплимента блистательной фаворитке короля? - Не досадуйте так, кажется, она должна появиться в финальной сцене ещё раз. - Я весь внимание, - Шомберг выпрямился в своём кресле и, чтобы не ослабить своё внимание на сцене в нужный момент, принялся разглядывать присутствующих. Прошу прощения, если я "проспал" весь балет и не увидел даже финала.
Медея-Женевьева: -Я буду вам весьма признательна, месье, если вы окажете мне такую услугу,- сказала она смущённым голосом в ответ на доверительное предложение Филиппа. Знакомство с молодым аристократом приводило её в восторг, и она охотно продолжила бы его. Мадемуазель удивило, что принц так долго прихорашивается, когда как его супруга уже давно готова предстать перед публикой. Она посчитала, что мужчина, который так рьяно следит за внешним видом, должно быть выглядит презабавно. И не успев, как следует обдумать, мысль тут же была озвучена. Едва слова слетели с языка, девушка поняла, что сказала, что- то не то и залилась краской. Фраза была сказана достаточно громко, и Женевьева испугалась, что её предположения долетели до королевских ушей. Сердце заколотилось так неистово, что шевалье, должно быть, слышал его удары. От досады она даже закусила губу.
Филипп д'Арманьяк: В неосторожных словах девушки была своя доля правды, так что непредвзятый слушатель лишь посмеялся бы над этим замечанием. Только вот предметом его был брат короля, который сейчас присутствовал среди актеров и к тому же не жаловался на дурной слух... - Что поделать, мадемуазель Одиже, - пожав плечами, Филипп заговорил нарочито громко, - Версаль настолько прекрасен, что мне приходится соответствовать ему. Но этот дворец строили годами, так что те часы, что я провожу за туалетом способны создать лишь жалкое подражание. А потому не исключено, что я и в самом деле выгляжу забавно. Шевалье непринужденно рассмеялся. Оплошность юной дебютантки необходимо было скрыть, и что руководило этим порывом со стороны де Лоррена, сложно было сказать даже ему самому.
Филипп Орлеанский: Филипп крутился перед зеркалом вот уже примерно минут двадцать. Крутился в прямом смысле этого слова, поворачиваясь к нему то правым то левым боком, со всей возможной критичностью разглядывая небольшие красные бантики в своём парике. Изначально наряд Месье подразумевал лишь один такой кокетливый бант в волосах с левой стороны, но в последнюю секунду молодому человеку показалось, что слева он смотрится плохо, и он потребовал приколоть такой же справа, чтобы сравнительным методом (хотя костюм был определён и утверждён ещё за несколько недель до балета) выявить, как же наилучшим способом себя украсить. Именно эти бантики и задержали герцога Орлеанского от появления в закулисье ещё десять минут назад, как раз под конец первого акта. Когда можно было бы с обычной придворной лестью врать всем выступавшим, как-то королю, де Монтеспан и прочим менее заметным танцорам, до чего они хорошо плясали, при этом не застав большей части их танца. Но, увы и ах… Принц задерживался, и от этого хотел выбрать ещё быстрей, и всё никак не мог решить. Наряд Его Высочества состоял из мягких белых туфель, белого же цвета чулок и штанов. Красные ленточки аккуратно перетягивали «шорты Монсеньора» чуть выше колен. Не заправленная белая рубашка, камзол с парочкой натуральных роз, наличие которых заставляло Его Высочество каждые полминуты спрашивать окружающих, не покраснел ли у него нос от пыльцы, хотя какая там пыльца на розах? Поверх всего был одет белый же кафтан, который по всей длине рукавов, на спине и груди герцога был изукрашен жемчужинами в серебряных оправах, весь данный верх ювелирного искусства был пришит к кафтану широкими красными нитями. Так же красными ленточками были перевязаны локти и запястья Месье. В общем и целом, Филипп хотел создать нечто сродни летящему образу, когда при каждом его па в балете, эти самые ленты бы красиво развивались. В общем, представься какому-нибудь пастуху работать в таких одеждах, он бы долго не продержался. Наконец, решившись избавиться от банта с левой стороны парика, брат короля глубоко вдохнул, поворачиваясь спиной к зеркалу, сделав небрежное движение кистью руки, разгоняя столпившихся за своей спиной слуг, и весьма быстрой походкой выходя из своей гимёрки. Едва молодой человек вышел и вежливо раскланялся с придворными, оказавшимися рядом с его «покоями звезды», как ему указали на группу «одаренную Высочайшей Милостью», присутствием Августейшей Особы Его Величества. Герцог Орленаский несколько секунд разглядывал тех, кто окружал короля, потом коротко усмехнулся, и неспешно подошёл ко всем этим господам и дамам. Лицо Филиппа выражало самую настоящую христианскую кротость и смирение. Его Высочество остановился на шаг позади своего фаворита, шевалье де Лоррена, буквально на мгновение поймав взгляд Людовика, и тут же потупившись, с театрально-громким тяжёлым вздохом человека, осознающего всю вину своего поведения.
Олимпия де Сен-Леже: Нельзя сказать, чтобы Олимпия Ориенская питала неприязнь или вражду к мадам де Монтеспан, но самомнение королевской фаворитки ее возмущало. Надо отдать должное принцессе Генриетте - она была единственным человеком, способным поставить гордячку на место, и сделать это легко, красиво и непринужденно. Быть бы ей королевой, а не супругой женоподобного Монсеньора! Если между маркизой и герцогиней Орлеанской возникали трения и разногласия, Олимпия всегда принимала сторону Ее Высочества. Может, это объяснялось не только неоспоримой правотой герцогини Орлеанской, но и личными симпатиями девушки - жеманству и претенциозности она всегда предпочитала истинное величие и благородство. -- Вы полагаете, маркиза, что Ее Высочество вам льстит, желая завоевать симпатию столь сиятельной особы? - всегда прямая и бескомпромиссная, мадемуазель де Сен-Леже решила назвать вещи своими именами. В голосе Олимпии промелькнула легкая издевка - слишком очевидна была дистанция между принцессой, пусть отвергнутой собственным мужем, но все же царственной особой, и придворной дамой. Как бы не пыжилась и не надувалась нынешняя пассия Людовика, но даже любовь величайшего из земных властителей не в состоянии сделать ее равной королям.
Медея-Женевьева: Она подняла на шевалье виноватые глаза. -Я никого не хотела обидеть,- решила оправдаться девушка. Она понизила голос.- Мне следует быть осторожнее в своих мыслях и поступках. Смех Филиппа вернул ей самообладание. Женевьева, не удержавшись, также рассмеялась. Его остроумный выход из щекотливой ситуации окончательно покорил мадемуазель, и она совершенно искренне прониклась благодарностью к де Лоррену. Неискушённой девушке, попавшей в круговерть королевского двора и находившейся здесь, по сути, на птичьих правах, льстило внимание столь блестящего придворного. -О, месье, примите на веру мои слова - вы выглядите чудесно!- Она сказала это с неподдельным восхищением. И только потом заметила, что за плечами шевалье стоит молодой человек, разодетый в пух и прах, надушенный до такой степени, что у нее защекотало в носу.
Атенаис де Монтеспан: Атенаис снисходительно посмотрела на принцессу Ориенскую. Маркиза никогда не воспринимала Олимпию как опасную для своей личности особу, скорее напротив, Француазу она забавляла, каждый раз бросая колкость, пытаясь этим вывести ее из себя ...впрочем все это было безрезультатно, как и в этот раз. - Я полагаю, мадам, что столь сиятельная личность, как наш король, не опустится до того, чтоб лестью завоевывать расположение той или иной особы, напротив, я бы характеризовала Его Величество как человека прямолинейного, который всегда говорит все как есть, не так ли Ваше Величество? - она бросила игривый взгляд на короля, не на мгновение не сомневаясь, что Людовик поддержит ее. Маркиза было уже открыла рот, чтоб сказать очередную колкость, но тут же сменила воинственное выражение лица на благожелательную улыбку, продолжая играть роль милой и доброжелательной дамы. Внезапно разговоры слегка приутихли, взгляды присутствующих были обращены куда-то за спину маркизы. Заинтригованная столь странным поведением придворных, Француаза поспешила оглянутся. чтоб узнать, что вызвало у придворных столь странную реакцию... Ну конечно же это был сиятельный герцог Орлеанский в ярком костюме пастуха. Явная насмешка появилась на губах маркизы, а в глазах читалась враждебность. Француаза не была злопамятной...просто она была злой и отличалась отличной памятью и недавняя встреча с герцогом у отеля Камю все никак не выходила из головы фаворитки. Костюм брата его Величества поражал своей яркостью и нелепостью, а раскаяное выражение лица, столь наигранное и неправдоподобное вызывало улыбку, если не сказать большего. - Мисье...- маркиза склонила голову в знак приветствия - Что вас так задержало? Вы пропустили столь блистательное выступление вашего брата! Как вам не стыдно? - в голосе Атенаис угадывались циничные нотки, но на лице продолжала играть милая улыбка.
Генриетта Анна: О том, что в обществе «избранных» появился ее муж,Генриетта поняла даже не повернув головы в сторону Филиппа – густой и сладчайший аромат духов, которыми муж щедро сбрызнул не только парик и шею, но и весь костюм, немедленно привлек ее внимание, а уж вкусы и любимые запахи супруга Генриетта знала превосходно. А потому когда мадам де Монтеспан старательно пыталась придать своему лицу выражение непринужденного благоговения при весьма посредственных усилиях скрыть истинную неприязнь, а венценосный кузен устремил раздраженный и несколько обиженный взгляд на брата, герцогиня Орлеанская обернулась к мужу с самой нежной улыбкой. В ближайшие пять минут Филипп будет каяться в своем опоздании, грешить на нерасторопных камердинеров, портных или гримеров и посыпать голову пеплом в связи с тем, что он пропустил первую партию Людовика в сегодняшней постановке Генриетте предоставлялась возможность перевести дух перед неизбежным началом весьма занимательного вечера.
Филипп Орлеанский: Филипп, выдержав приличествующую моменту паузу, а заодно убедившись, что окружающие аристократы обратили на его прибытие внимание, довольно ловко проскользнул мимо де Лоррена вперёд, коротко проведя ладонью по пастушьему посоху своего фаворита, с едва слышным сарказмом проговорив: - Какое у Вас орудие, друг мой! Ничего удивительного, что Вы завлекли столь прекрасную даму себе в пару, - оценив таким образом спутницу шевалье, которую принц толком и не разглядел, так как не обернулся, молодой человек тут же продолжил говорить. – Я? Пропустил выступление брата, - он возвёл руки к небу, слегка пошевелив ими, на манер качающихся ветвей дерева, отчего красные ленты пришли в волнение, как на воображаемом ветру. – Позволю себе заметить, прекрасная маркиза, что это большой промах с моей стороны, лишить себя удовольствия лицезреть танец Его Величества… Однако, как добрый подданный, я очень волнуюсь за репутацию нашего монарха, и никак не хочу добавить ему славы братоубийцы! Ведь, Святые Небеса, кто бы только мог знать, до чего у меня перехватывает дыхание, едва я вижу, как безупречно танцует Король-Солнце! Увы, я от восхищения не могу сделать и вдоха… - Его Высочество виновато развёл руками в стороны, при этом довольно глубоко кланяясь в сторону Людовика, и, быстро переместившись через центр своеобразного кружка, подцепляя Генриетту Английскую под локоть с видом полного душевного умиления, и, что более важно - мира и спокойствия в их семье, герцог Орлеанский продолжил свою речь. – Осмелюсь заметить, если бы я знал, что попаду в столь досадное положение, то велел бы весь свой костюм сделать красного цвета, тогда бы и моё лицо, алеющее от стыда за нерадивость, было бы весьма в тон ему. Как Вы считаете, герцогиня? – Месье скосил глаза на Генри и лучезарно улыбнулся. - Только подумать, до чего хороши во Франции времена года! Пожалуй, английской погоде есть чему поучиться у славного климата нашей страны, не так ли, герцогиня? – Филипп на миг отпустил локоть супруги, и тут же взял её ладонь в свою, чтобы с лёгким поклоном поцеловать. – Впрочем, сразу оговорюсь, что даже если все самые милые фрейлины моей супруги переедут на Туманный Альбион, то наш северный сосед всё-равно никоим образом не сравниться с Францией, ведь лишь в сиянии милостей Людовика Четырнадцатого можно представить себе столь прекрасную осень, весну и лето! – молодой человек по очереди кивнул герцогине Монгредьен, герцогине де Бриссак и принцессе Ориенской. Улыбка брата короля стала ещё шире, когда он повернулся всем корпусом к супруге и с самой невинной интонацией воскликнул. – Хотя, боюсь, от сегодняшней моей провинности меня не спасёт и благоволение Его Величества Вашему Высочеству, придётся мне искать спасения у фей! Монсеньор отпустил руку Генри, делая парочку коротких шажков к Анне де Сувре, и только тут заметил, что под личиной пирата Баязета, которого он собирался беспардонно оттеснить от девушки, отнюдь не Виллеруа, а будущий законный супруг маркизы де Куртенво – сам Франсуа ле Телье. - Эге, - в изумление невольно вырвалось у него. – Маркиз де Лувуа! Как Вы могли так подкрасться ко мне! Впрочем, ничего удивительного, учитывая до чего великолепна Невинность, тут бы и слона можно было спрятать, не то что честного сына министра, - Филипп на мгновение замешкался, не зная, куда деваться из этой неловкой ситуации, а затем порывисто обернулся к Людовику, с самой своей обаятельной улыбкой, смотря честными глазами полными братской любви в глаза монарху. – Ах, я погиб! Как видно, три желания у феи мне уже не попросить, ведь тут успели раньше меня, и ничего не остаётся мне, как ввериться покорнейшим образом Судьбе в Вашем исполнении, Ваше Величество! Надеюсь, Вы проявите снисхождение к Вашему вернейшему зрителю, и осчастливите меня возможностью наблюдать Ваш танец! В самом деле, если бы я был плох до того, что мне грозила бы Бастилия, я бы всё-равно последним желанием просил бы увидеть Вашу партию в этом превосходном балете! – герцог Орлеанский прижал ладони к сердцу, и тут же отдёрнул их, испугавшись, что примнёт розы на своём наряде, впрочем, неудачное отдергивание рук Его Высочество весьма ловко превратило в театральное протягивание ладоней в молебном жесте в сторону Людовика Четырнадцатого.
Генриетта Анна: Герцогиня Орлеанская предпочла не перебивать тот витиеватый поток любезностей, комплиментов и невинных колкостей, которыми ее супруг принялся сыпать перед присутствующими дамами и господами.Хотя,возможно, и не совсем невинных:мадмузель Одиже,которая неожиданно для Генриетты «нашлась» возле шевалье де Лоррена, густо покраснела при шуточке герцога относительно пастушечьего посоха ее кавалера, а мадмуазель де Сувре тоже поспешила потупить взгляд своих чудных глаз, когда Филипп Орлеанский обратил внимание на «фею» подле Лувуа.Что,ж ее муж сегодня явно в ударе и судя по взгляду Его Величества, который был неравнодушен к комплиментам, которыми его брат одновременно попытался уколоть супругу, наказание Филипп сегодня не понесет. Генриетта Анна миролюбиво улыбнулась мужу и за мгновение, во время которого герцог Орлеанский предстал перед потенциальной публикой кающимся аристократом,присоеденилась к мужу и взяла мужа под руку. -Мой дорогой супруг, Вы абсолютно правы,-елейным голосом произнесла Генриетта. – Желая не расставаться с роскошью природы и богатством Вашей родной Франции под сенью правления Его Величества, я приложила все усилия к тому, что бы навеки остаться сдесь.А потом избрала Вас в свои мужья, что бы быть ближе к благодатным лучам славы Вашего брата. Легким кивком головы и взглядом полным почтения к венценосном кузену, герцогиня подтвердила искренность своих слов и продолжила, одарив мужа взглядом полным нежности и супружеской любви, на этот раз обратившись к Людовику. -Сир, прошу Вас простить Вашего дорогого брата и моего возлюбленного супруга за это роковое стечение обстоятельств и позволить ему лицезреть Вас на сцене. Кому как не мне знать, как сильно мой муж этого жаждет.
Chantal Duvivier: Краем глаза пока другие придворные и король вели приятнейшую беседу, Шанталь продолжала поглядывать на шевалье де Лоррена и новую фрейлину принцессы. Да, - подумала она, заметив, что девушка тоже смотрит на нее, - кажется я ее заинтересовала. Уверена, что сейчас шевалье ее как раз посвящает в тонкости двора, а заодно и биографий собравшихся. Как бы в ответ на мысли герцогнии до нее донесся обрывок их разговора. Ну вот, что и требовалось доказать. - Улыбнулась Шанталь. От мыслей герцогиню отвлекло появление как всегда блистательного принца. О, - узрев брата короля и делая губокий реверанс подумала Шанталь, - не даром он так сильно задержался. Ну, собственно, ничего другого от Месье ожидать не приходится. Наряд герцога был блистателен как и он сам в этот вечер. Белоснежный камзол, обилие жемчуга и лент создавали непередаваемое впечалтление. Сделав еще один реверанс на комплименты герцога, девушка ответила: - Ваше высочество очень добры. Благодарю вас! Позвольте и мне выразить вам свое восхищение! Теперь я понимаю, что вынудило ваше высочество так долго лишать нас вашего общества. Ваш костюм неподражаем! Увидав, что принц подхватил Мадам под локоть, Шанталь слегка заволновалась. Нет, - неувенно размышляла она, очень надеясь не выдать своего волнения, - он же не может сейчас что-нибудь подстроить Мадам, не так ли? А если все же... О Бог мой! Шанталь кинула взгляд на шевалье, говорящий: "Вы же вмешатесь если что, правда?" Хотя, конечно, герцогиня изо всех сил надеялась, что вмешательство де Лоррена не потребуется.
Филипп д'Арманьяк: - Разумеется, мадемуазель, - глаза шевалье весело заблестели, - вы славное создание, а потому я и представить себе не могу, что вы способны кого-либо обидеть. Но вы совершенно правильно полагаете, что надо быть осторожнее в своих речах, по крайней мере, не доверять их тем, кто неверно истолкует ваши намерения. Одна оплошность, самая невинная - и на вас ляжет тяжелая печать немилости. Ах, Филипп, в тебе погиб моралист или, лучше сказать, автор книги описания придворных нравов. Мессиру де Ларошфуко пришлось бы потесниться на Олимпе своей славы моралиста... Де Лоррен обычно не без скепсиса взирал не только на окружавших его людей, большинство из которых вызывали его презрение или раздражение, иногда обоснованное их собственными пороками, на которые у отпрыска Лотарингского дома было какое-то особое чутье, иногда - его вздорным нравом и высокомерием. Но точно такие же чувства у себя вызывал он сам, а порывы ненависти к собственной натуре, впрочем, не слишком сильные и долго длящиеся, только усугубляли его отношение к окружающему миру. - Благодарю, сударыня. Приятно слышать этот комплимент от особы настолько утонченной и прекрасной... Но Филипп не успел в достаточной мере насладиться очередным приступом смущения Женевьевы - за кулисами наконец-таки появился герцог Орлеанский. Едкое замечание принца по поводу его оживленной беседы с подопечной капитана мушкетеров осталось бы без внимания молодого придворного: высокородный возлюбленный, скрепя сердце, вынужден был терпеть интрижки своего фаворита, благо все они длились недолго и внешне не вызывали у шевалье энтузиазма, достаточного, чтобы хоть в малейшей степени сравниться с его нежностями в отношении брата короля. Пусть дуется, думал Лоррен, вытерпеть знакомые упреки он сможет без труда, все лучше, чем вызывать подозрения касательно своих чувств к принцессе Генриетте-Анне. И все же пришлось состроить мину раскаивающегося грешника и попытаться попасться на глаза герцогу, когда он увидел встревоженный взгляд мадам Дювивье. - Простите, сударыня, какое бы удовольствие я ни получал в вашем общества, мне надобно переговорить с Его Высочеством. Увидимся на сцене. Улыбка доброго старшего брата сменилась на лице молодого человека выражением беспокойства, как только он отошел от мадемуазель Одиже и приблизился к принцу. Месье был увлечен произнесением красноречивых тирад, а потому заблудшему фавориту оставалось лишь молча попытаться поймать взгляд герцога Орлеанского, дабы тот увидел, в каком душевном смятении пребывает Филипп де Лоррен, почувствовав даже самую незначительную опасность утратить благораположение своего милого друга.
Медея-Женевьева: Женевьева вновь зарделась, но теперь уже от того, что ей удалось сделать какой-никакой комплимент. И она немного расстроилась, когда шевалье де Лоррен раскланялся с ней и присоединился к компании, состоящей исключительно из представителей высшего общества. Его высочество? Так значит, этот разряженный молодой человек и есть герцог Орлеанский. Женевьева с интересом наблюдала за действиями брата короля. Тот вёл витиеватые речи и рассыпался в комплиментах, и за эти несколько минут на его лице сменилась целая гамма выражений – от искренней улыбки до некоторого снисхождения к присутствующим. Из увиденного мадемуазель сделала вывод, что Монсеньор - прирождённый актёр. Она услышала за спиной покашливание. Обернувшись, Женевьева увидела мадемуазель де Санти, одну из девушек герцогини Орлеанской. -Вот это да! - Не скрывая удивления, воскликнула та.- Вам уже посчастливилось познакомиться с самим шевалье де Лорреном! -Как видите, - смущённо развела руками Женевьева. Мадемуазель взяла девушку за локоть и, бросив взгляд в сторону королевских особ, с видом заговорщицы потянула её в сторону. -В таком случае, я должна вам кое-что рассказать! Мадемуазель де Санти произнесла эти слова таким ядовитым тоном, что даже наивная Женевьева поняла, что следующая фраза может свести на нет ореол прекрасного принца и беcкорыстного друга, уже успевшим вселиться в её сознании. И тем не менее она, как и всякая девушка её возраста, была заинтригована. Де Санти прыснула, и уж было, открыла рот, чтобы прошептать на ухо новоиспечённой фрейлине некоторые подробности о шевалье, когда заметила, что к ним приближается граф де Терье. Юная сплетница тотчас ретировалась, оставив Женевьеву в явном недоумении. Ещё издали капитан оценил внешний вид своей подопечной. Ему нравилось простодушное и наивное выражение её глаз. Подойдя к мадемуазель, граф отметил, что девушка выглядит более оживлённой, чем обычно. Но это было вполне объяснимо в теперешней ситуации - первый выход на сцену и пребывание в высшем обществе могли, кого угодно разволновать. На обращение своего покровителя, Женевьева ответила как в тумане. Взяв её под руку, граф направился засвидетельствовать своё почтение его величеству и всем собравшимся. -Ваше величество, прошу покорнейше простить меня за отсутствие при вашем выходе. Это так непочтительно с моей стороны. –Де Терье низко опустил голову в знак своей вины. Граф повернулся в сторону герцога Орлеанского, отвесив тому не менее почтительный поклон. Взгляд его наткнулся на шевалье де Лоррена и капитан едва не поморщился, но усилием воли заставил себя изобразить некое подобие улыбки. Перед герцогиней Орлеанской граф поклонился так низко, будто приветствовал саму королеву. Затем капитан поцеловал руку принцессе Ориенской и мадам де Монтеспан, попутно вылив на них целый ушат комплиментов. Поочерёдно приветствовав герцогиню Монгредьен, мадемуазель де Бриссак и маркизу де Сувре, граф не поскупился на лестные слова в адрес каждой из дам. С трудом узнав маркиза де Лувуа, загримированного под пирата, капитан поклонился и ему.
Людовик XIV: Сплетни, перессуды и враждебность друг к другу некоторых придворных дам бросались в глаза даже не посвященному наблюдателю, и уже порядком начали надоедать королю, чьи мысли в эти минуты были далеко от придворных интриг. Поэтому он не ответил маркизе де Монтеспан, ожидающей его поддержки. Появление брата короля, сопровождаемого шлейфом сладкого аромата, от которого у многих защипало нос. Он поймал взгляд брата, полного раскаяния, подлинного или нет, угадать было невозможно, поскольку все жесты его высочества были до крайности преувеличенны, как и слова и в высшей степени красноречивые похвалы, которые тот принялся воздавать придворным дамам и самому Людовику, превознося до небес его талант танцора, который было невозможно поставить под сомнение, и упражняясь в своем искусстве лицедея, в котором брат короля приуспел так же, как сам король в балете. - Я не сержусь на вас, Филипп, - улыбнулся Людовик, которого насмешило представление его брата, - уверен, вы не уступите мне в танце, вы великолепный актер, - Луи снова и не без иронии улыбнулся брату, протянувшего руки в мольбе. Здесь внимание Людовика отвлек капитан де Терье, шедший к нему под руку с мадемуазель Одиже. - Это простительно только в том случае, если вас задержали не менее важные, чем балет, дела короля, - Людовик улыбнулся своему преданному капитану и продолжил, обращаясь к подопечной графа и все так же улыбаясь, поскольку был в наредкость замечательном настроении, - вы загладите вину вашего опекуна, порадовав нас своим дебютом, не так ли?
Олимпия де Сен-Леже: Появление принца Орлеанского хоть как-то разрядило накалившуюся атмосферу и заземлило молниеносную искру, пробежавшую между двумя очаровательными женщинами. Все-таки, было в нем какое-то обаяние, несмотря на противоестественные наклонности. Филипп был остроумен, а остроумных людей ценят и любят в обществе, им скорее прощают мелкие слабости и пороки, нежели прочим. Не успела Олимпия отдать должное уму и таланту общения герцога Орлеанского, как на нее снова обрушился шквал комплиментов капитана де Терье. Девушка доброжелательно улыбнулась, и поприветствовала красивого темноволосого мужчину киком головы, от чего ее роскошные медно-рыжие волосы, украшенные многочисленными цветами, рассыпались по плечам. Взгляд Олимпии скользнул по девушке. сопровождавшей капитана. -- Ваша подопечная, капитан? Должно быть, я что-то упустила, я вообще в последнее время почти выпала из придворной жизни, и не знаю последних новостей. Но... я вижу это прелестное создание первый раз. Не могли бы вы представить ее, как подобает?
Филипп Орлеанский: Его Высочество, едва лишь был подхвачен под руку завторившей ему в просьбах о «помиловании за опоздание» супругой, тут же сменил выражение лица на приличествующее случаю воодушевление от того, что рядом находиться любимая женщина. Однако Филипп весьма быстро скинул ладошку благоверной со своей руки, под предлогом того, что принялся показывать ей жемчужный орнамент кафтана, крутя рукав вправо-влево, так что держаться герцогине за верхнюю конечность мужа – представлялось абсолютно невозможным, да и неуместным. - Не правда ли, до чего милая эта штука – жемчуг? И, кажется, в таком количестве весит гораздо меньше, чем любой другой драгоценный камень. Иногда роскошь – крайне непосильная ноша, - и молодой человек тихо рассмеялся. – Но уж лучше нести её самому, чем доверять другим? – и, уже громче, обращаясь к королю, он добавил. – Позволю себе заметить, что у меня были прекрасные учителя танцев, и, к тому же, я имею счастье лицезреть перед собой живой пример изящества в каждом движении, что в жизни, что на сцена, - принц склонил голову, отступая на пару шагов назад, чтобы дать возможность «развлечь публику своим присутствием» новоприбывшему капитану мушкетёров и его пассии. Едва окинув взглядом спутницу ле Телье, Месье широко улыбнулся, немного откидывая голову назад, горделиво приподнимая подбородок, но всё лишь для того, чтобы воспользовавшись моментом «целования руки Мадам», отойти в сторонку к де Лоррену. - А что, изрядное собрание тут дев, мой друг? – Монсеньор едва заметно приподнял левую бровь, на миг скрываясь за спиной фаворита, чтобы тут же появиться у другого его плеча. Впрочем, так как рост шевалье весьма серьёзно вредил «величию принца», долго застаиваться рядом со своим товарищем молодой человек не стал. – Доложу тебе, что белый цвет всё-равно скоро выйдет из моды… - ироничная усмешка буквально на пару секунд искривила губы Филиппа, и тут же была сменена более приличествующей случаю великосветской улыбкой. – Да и, в самом деле, ты ведь тут дольше меня? И должен знать, кто именно играет Альсиданию! Всё пропустить, великая досада! Хотя я слышал, что это француженка! В правду, почему бы в королевском балете монарха Франции главную роль не танцевать француженке, вместо испанки? – он едва заметно пожал плечами, и, ещё переместившись в сторону от шевалье, оказался рядом с де Монтеспан. – Возможно, очаровательная маркиза, Вы мне поведаете, кто та счастливица, что составляет нашему августейшему герою пару в танце на арене? – взгляд и выражение лица молодого человека были до того невинны, что даже больной паранойей инквизитор не заподозрил бы подвоха, коль-скоро Месье пришла бы в голову мысль сказаться «агнцем божим». – Право слово, если бы я хоть на миг знал, до чего будет хороша зима в Вашем исполнении, то нарядился бы скорей снежинкой, чем пастухом! - Монсеньор с приятной улыбкой кивнул Атенаис, замирая в ожидании ответа, так что же за самая прекрасная дама Франции танцует Альсиданию, в притворном незнании, что это именно та самая особа, к которой Его Высочество и обращается.
Атенаис де Монтеспан: Маркиза де Монтеспан молча наблюдала за презабавной сценой, которую устроил герцог Орлеанский. Многочисленные комплименты, которыми одаривал герцог всех присутствующих, сыпались как из рога изобилия, но Француаза особо не обращала на это внимания. Она уничтожающим взглядом окинула короля и поспешно отвернулась, поджав губки. То, что Людовик не сказал ни слова, чтоб поддержать ее, задело гордую фаворитку. Весь ее вид говорил о том, что она еще долго не простит ему этого поступка. Мысли Атенаис прервал голос герцога Орлеанского, который вдруг оказался перед ней с самым невинным выражением лица, было ясно, герцог задумал очередную игру, выбрав своей очередной жертвой маркизу, упрямо делая вид, что не знает, кто играет в этом балете Альсидиану. - Мисье, боюсь если бы Вы были снежинкой, лучи нашего Солнца растопили бы Вас и тогда, так или иначе я бы стала причиной Вашей смерти - с притворной грустью в голосе ответила Француаза, невинно поглядывая на герцога - Так что к Вашему, а следовательно и к моему счастью, перед Вами стоит не зима, а как Вы выразились счастливица, которая составила пару Вашему августейшему брату... - Атенаис слащаво улыбнулась герцогу - Не могу поверить, Мисье, Вы не признали во мне королеву Альсидиану?
Chantal Duvivier: У Шанталь отлегло от сердца, когда принц наконец то отпустил руку Мадам. И что это я так волнуюсь? - С облегчением подумала девушка. - Для меня не свойственно. Наверное все эти события..., а может это из-за балета... Гецогиня поблагодарила за комплименты подошедшеего графа де Терье, в ответ сказав что-то незначительно любезное. Заметив необычное выражение лица графа, когда он смотрел на Лоррена, Шанталь не применула отметить, что между ними уже были, видимо, какие то перепетии. Очень интересно. Кажется шевалье нажил себе еще одного врага. Или граф нажил. Смотря с какой стороны посмотреть. Скорее со второй, чем с первой. А теперь шевалье еще и любезничает с подопечной де Терье. Ой как все нечисто. Услышав вопрос герцога Орлеанского, Шанталь не могла не улыбнуться - настолько забавно выглядел в ту минуту принц и настолько удивленными были взгляды стоящих рядом придворных. Да, Месье был в своем репертуаре. Ни видеть никого, кроме себя было вполне в его духе. - О, Монсеньора очевидно ослепили лучи нашего Солнца. Не иначе. - С лукавой улыбкой сказла Шанталь маркизе де Монтеспан. - Иначе он бы сразу понял, что никто кроме вас, мадам, не может играть Альсидиану.
Медея-Женевьева: -Ваше величество, я буду безмерно рада, если моё скромное выступление доставит Вам немного приятных минут. - Женевьева открыто, по-детски обезоруживающе улыбнулась. От проницательного взгляда графа де Терье не ускользнуло, что буквально перед его появлением между дамами пробежала чёрная кошка - об этом свидетельствовали надутые губки мадам де Монтеспан и неприкрытый задор в глазах госпожи де Сен-Леже Герцогиня Орлеанская, по-видимому, предпочла не ввязываться в бессмысленные женские чвары. Общество оживляло присутствие Монсеньора, который щебетал различные безделицы. Что ж, представился неплохой случай лично познакомить девушку со сливками французского двора. Капитан вновь поклонился и прикоснулся губами к руке принцессы Ориенской. -О, да, мадам, вы совершенно правы, я являюсь опекуном мадемуазель Одиже. Женевьева, - граф обернулся. Та стояла у него за спиной, и, хоть и улыбалась, глаза у нёё были словно у испуганного зверька. Девушка подошла поближе и присела в реверансе. И вместо того, чтобы скромно потупиться, весьма бесцеремонно уставилась на даму.
Олимпия де Сен-Леже: -- Что ж, мадемуазель Одиже... такая девушка, как вы, украсит любой двор! - улыбнулась Олимпия очаровательной, но немного робкой незнакомке. - Правда, ваша новая жизнь, помимо роз, сулит вам еще и шипы... Высокородные поклонники, козни соперниц - будьте готовы ко всему, милая Женевьева. Надеюсь, ваш опекун поможет вам все это выдержать!
Филипп д'Арманьяк: Держась немного поодаль от небольшой группы самых блестящих придворных во главе с государем, Филипп с иронией в глазах и с любезнейшей улыбкой на устах наблюдал за этим цветником, который на деле более походил на осиное гнездо. За внешнем благолепием и доброжелательной учтивостью скрывались борьба честолюбий и тщеславное стремление перещеголять один другого. В редкие минуты, например как сейчас, шевалье мог со стороны лицезреть суть версальской жизни, хотя в иные часы и сам был вовлечен во все эти страсти, на которые цвет дворянства променял мятежи Лиги и Фронды. Лоррена уже начинала тяготить эта болтовня, а главное, невозможность открыто любоваться герцогиней Орлеанской: если всех прочих дам он мог беззастенчиво разглядывать, одаривая их двусмысленной ухмылкой, то при Генриетте-Анне он начинал краснеть, а его такая естественная дерзость куда-то улетучивалась. Чтобы его тайна могла оставаться таковой, а также в целях сохранения своей репутации, в сторону принцессы смотреть не приходилось. Присутствие короля накладывало свои ограничения на манеры окружающих, а потому шевалье попеременно переводил взгляд то на Месье, порхавшего за кулисами, словно гигантский мотылек, то на молоденькую Одиже, всем своим видом показывая свою заинтересованность юной фрейлиной.
Генриетта Анна: Пока ее муж был увлечен почти невинным выяснением для себя того факта, что именно фаворитка его брата исполняет главную партию в сегодняшнем балете, Генриетте представилась редкая возможность немного перевести дух при этом не покидая изысканного общества. К тому же мадмуазель Дювивье поспешила на помощь мадам де Монтеспан, которая с чрезвычайно сладкой улыбкой на губах парировала комплименты и восторги герцога Орлеанского и герцогиня смогла не привлекая внимания осмотреться. А что бы ее минутная передышка от светских обязанностей имела благоприятную причину, Генриетта Анна попросила у одного из слуг воды. Через несколько минут тонкие пальцы герцогини осторожно держали хрустальную ножку бокала, а герцогиня неспешно сделала глоток. Взор ее снова привлекла юная мадмуазель Одиже,которую она неожиданно «обнаружила» подле шевалье де Лоррена. Теперь эта юная красавица мило ворковала со сплетницей де Сен-Леже,которая с видом хитрой холеной кошки присматривалась к серой мышке. Неужели герцогиня допустила промах, приняв за чистую монету кротость и скромность недавней воспитанницы уединенного пансиона? Судя по всему юной фрейлине азы придворного общения давались так же легко, как «Отце наш» перед сном, а значит и появление мадмуазель Одиже возле шевалье тоже не случайность..Понимая,что ее мысли снова возвращались к любовнику мужа, герцогиня Орлеанская поспешила отогнать их. Но кстати, где же он? Она осмотрелась, но вездесущего молодого человека к ее большому удивлению нигде не было.
Медея-Женевьева: В ответ на слова госпожи де Сен-Леже девушка вспыхнула, но сделала вид, что не поняла, о чём идёт речь. -О, мадам, я тоже на это надеюсь,- продолжая мило улыбаться, она размышляла, был ли в словах придворной дамы скрытый намёк. Женевьева украдкой взглянула в сторону шевалье де Лоррена и к своей радости удостоверилась, что он также поглядывает на неё. Эти игры не ускользнули от внимательного де Терье. Однако все свои эмоции он, как всегда, умело скрыл под маской внешнего спокойствия. - Мадемуазель только что из монастыря, и смущается по поводу и без оного.- Голосом иезуита произнёс граф, давая понять, что о легкомысленных поклонниках, и тем более о кознях и интригах столь юной особе думать не пристало. Её высочество требует от своих фрейлин безупречного поведения, и я уверен, что моя воспитанница оправдает возложенные на неё обязанности.- При этом он взял Женевьеву за руку и достаточно жёстко пожал её, желая акцентировать внимание девушки.
Генриетта Анна: Обмен взаимными любезностями, которые отчасти были приправлены всей гаммой чувств от ненависти до кокетства, был все же нарушен : один из распорядителей, низко кланяясь Его Величеству и всем присутствующим посмел напомнить благородному собранию о начале второго акта. За беседой придворные и Его Величество не заметили смены декораций и актеров, которые готовились к выходу на сцену, а потому все немедленно поспешили занять свои места, не желая гневить короля возможной задержкой. Итак, второй акт начинался…
Анна Австрийская: В тот день Анна против обыкновения прибыла поздно. Первый акт уже закончился и с этим было уже ничего не поделать. Но сказать, что королева сильно расстроилась этому опозданию было все-таки нельзя. Ведь ее любимец, Филипп, все равно танцевал во втором акте и это было отлично известно ее величеству. Дойдя до королевской ложи в сопровождении своих дуэний, а также нескольких придворных, королева приветливо приветствовала свою невестку, отметив про себя, что сегодня она еще печальнее чем обычно. Что было вполне понятно. Ведь королевой бала как всегда была не она, а бенефис маркизы де Монтеспан не заметил бы даже слепой. Мой сын неисправим. - Подумала Анна. - Ну как можно... Додумывать мысль не хотелось. Все и так было ясно. Бороться с Луи у королевы-матери все равно не было сил. Даже когда они были, то явного эффекта королева все равно не видела. Король всегда был упрям и поступал так, как хотел. Даже против воли своей матери. Но ее величество за долгие годы уже успела к этому привыкнуть. Хотя королева все равно до конца с этим не смирилилась, и при встрече решила если не высказать свое отрицательное отношение к этой затее старшего сына, то по крайней мере показать всем своим видом, что она думает по этому поводу. Еще раз ласково улыбнувшись невестке и милостиво приняв лживые комплименты окружающих, Анна опустилась в тяжелое, обитое бархатом и расшитое лилиями кресло рядом с молодой королевой. Второй акт должен был вот-вот начаться и Анна с интересом ожидала появления участников балета.
Олимпия де Сен-Леже: Если первый акт был полностью посвящен принцессе Альсидиане, то второй был написан специально для Его Величества, что весьма обрадовало Олимпию. Любой женщине гораздо приятнее посмотреть на необыкновенной красоты мужчину, искусно владеющего техникой танца, полюбоваться его грациозными движениями, нежели на амбициозную кокетку. Атенаис была настолько уверена в себе, что не отягощала свою голову мыслями о скорой отставке, и о том, что она может разделить судьбу Лавальер, которую отчаянно унижала. А Олимпия предвидела закат маркизы… Трудно сказать, сыграла здесь свою роль женская интуиция принцессы, или простая логика, или наблюдательность, но Олимпия была уверена, что новое увлечение короля не за горами – сказать по справедливости, она успела заметить, как надоело Людовику лицемерие и самолюбие его нынешней фаворитки. Мадемуазель де Сен-Леже, не очень-то горела желанием оказаться на месте Атенаис, зная, что непостоянная мужская природа Его Величества не позволяет ему задерживаться подолгу возле одной и той же дамы. Не хотелось падения и опалы… Тем временем, по ходу действия пьесы, раздались первые раскаты грома. Эол свирепствовал. Начиналась буря.
Анри де Шомберг: Заметив пояление королевы-матери, Шомберг тут же выпрямился в своём кресле. Он оглядел свиту королевы, герцогиня д'Отфор находилась чуть позади и приветливо улыбаясь говорила с кем-то из молодых вельмож, прешедших выразить своё почтение её величеству. Анри проследил взглядом за жестом молодого человека, заметив, что тот посылал приветствие одной из его младших сестёр, находившихся в свите королевы Марии-Терезии. Размять ноги перед началом второго акта балета, да и развеяться от звуков монотонной для военного слуха музыки было просто необходимым. Шомберг поднялся со своего места и направился в сторону её величества Анны Австрийской. Подойдя ближе, Анри не мог не заметить лёгкую тень недовольства на лице её величества. Не нужно быть искушённым интриганом, чтобы не понять причину. Её величеству уже успели доложить, причём в самых восторженных тонах, как прекрасно исполнила свою партию мадам де Монтеспан. - Ваши Величества, позвольте заверить вас в моём почтении и преданности! - обратился Шомберг, как только королева-мать остановила на нём свой взгляд. Было верхом неприличия обратиться к королеве-матери первым, да ещё и миновав при этом саму королеву, восседавшую рядом. Мадам д'Отфор нервно замахала веером, недовольная развязанностью своего пасынка. Но Шомберг улыбнулся обеим королевам такой по-мальчишески непосредственной улыбкой, что его появление вызвало лишь короткие смешки молоденьких фрейлин, и едва слышный шелест перешёптываний старших матрон.
Анна Австрийская: Разглядывая роскошные декорации, Анна рассеянно слушала бесконечные комплименты придвонрых танцу короля, а главное его любовницы, госпожи де Монтеспан. Такие разговоры слегка нервировалли королеву-мать. Посмотрев на невестку, она поняла, что и ей такая неприкрытая лесть была не по душе. - Я вижу вам нравится, господа. - Как всегда немного резко заметила ее величество. - Это хорошо. Значит балет действительно удался. Вскоре мы тоже сможем насладиться танцами. - Подвела черту Анна, тем самым давая понять, что тема закрыта. Придворне слегка стушевались, что не могло не понравится Анне, не привыкшей, чтобы ее приказания, пусть даже косвенные, не выполнялись немедленно. Мария-Терезия благодарно улыбнулась свекрови. Для ее истрезанного сердца эти разговоры были как яд на открытую рану. Услышав позади шепот придворных, Анна, обернувшись увидела приблизившегося молодого герцога Д’Аллюэна. Королева-мать слегка нахмурилась при обращении герцога. При ее дворе никогда не нарушали канонов и современная развязанность молодых придворных была Анне не по душе. Но, видя что молодая королева благосклонно улыбнулась героцогу королева-мать решила не гневаться, хотя и сделала вид, что рассержена. - Ах, это вы, герцог. Приятно видеть вас. - Слегка холодновато заметила Анна. - Но отчего вы здесь? Вы не танцуете? Неужели наш сын не выделил вам ни одной роли? Или он считает, что вы и так играете одну из основных ролей на поле брани и поэтому лишил вас возможности продемонстрировать ваши артистические таланты?
Анри де Шомберг: Шомберг ответил королеве-матери взглядом, полным наигранного отчаяния, и даже позволил себе подмигнуть сидевшим позади неё фрейлинам. Да, на поле брани он играет главную роль, а здесь... Анри с улыбкой представил себя на сцене... нет, не то, чтобы он был лишён гибкости и грации, но при всём своём уважении и любви к Людовику, маршал не мог разделить пристрастие своего монарха к танцам. - Боюсь, что для меня не нашлось бы достойной роли, Ваше Величество, - ответил он со смиренным поклоном, - Да и к тому же, я только сегодня утром прибыл в Париж, и даже не успел ещё засвидетельствовать своё почтение и преданность его величеству. Видя лёгкое раздражение, в котором изволила пребывать королева-мать, Шомберг счёл за лучшее ретироваться, однако, как и подобает любезному придворному, успел задать дежурный вопрос: - Могу ли я быть чем-нибудь полезен вам, ваше величество?
Анна Австрийская: Месье де Шомберг очевидно подумал, что в связи с возрастом Анна не может видеть его заигрываний с юными фрейлинами молодой-королевы, но это было не так. Королева-мать, будучи очень внимательной и даже в старости сохранив хорошее зрение, заметила подмигивания герцога. Помилуй Бог, - с возмущением подумала королева, - возможно ли было такое при дворе моего мужа? Нравы, о нравы. - Достойной роли, вот как. Быть может, быть может...- Все еще пребывая в легком раздражении, ответила королева. - Вам что-то помешало встретиться с Его Величеством? Вы же знаете, что наш сын встает рано, так что вы его вряд ли потревожили бы. Кроме того, думаю, ему было бы приятно вас видеть вас. Стало быть, вашей встрече с королем помешало что-то серьезное? - Полезны?- Спросила Анна, услышав вопрос герцога. - Можете. Оставшись с нами ненадолго и рассказав нам что-нибудь интересное. Думаю, мне и Ее Величеству и дамам будет интересно послушать.
Филипп д'Арманьяк: Пока в зале и за кулисами все ожидали выхода на сцену Его Величества, шевалье, повидавший немало подобных представлений, быть может, лишь немногим уступающих в пышности нынешнему, маялся от скуки. Поток красноречия принца Орлеанского мог сравниться с беседой одновременно с пятью-шестью дамами, что само по себе было испытанием не из легких, а сегодня, когда вокруг и так не умолкали перешептывания и громкие возгласы вкупе с торжественной музыкой, казался Филиппу фонтаном, от которого стоит держаться подальше, если не желаешь намочить накрахмаленные кружева. Изначальный порыв быть рядом с герцогом миновал, когда фаворит понял, что участвовать в этом закулисном поединке остроумий, в центре которого оказался Его Высочество, у него нет ни малейшего желания. Зато принцесса сумела незаметно отделиться от компании, окружившей ее царственного кузена и супруга, и теперь находилась в непосредственной близости от маленькой группы, которую составляли лишь мадемуазель Одиже и сам шевалье. Дабы не показаться неучтивым в жадных до любых мелочей глазах наблюдателей, Филипп снова склонился перед принцессой.
Генриетта Анна: За годы многолетней практики Генриетта Анна научилась оставаться одна наедине со своими мыслями даже в самом шумном обществе, а потому ее некоторая отдаленность от основной группы придворных, в которой после ухода Его Величества на сцену теперь виртуозно и не без удовольствия блистал ее муж, она восприняла как настоящий подарок судьбы. Но счастье не может длиться вечно и когда герцогиня в очередной раз опустила свой бокал на стоящий рядом столик, что бы отдышаться, перед ней неожиданно возник шевалье де Лоррен. Весь в лентах и кружевах, он ярким всплеском возник перед ней как черт из табакерки. -Господи,шевалье,да Вам следует быть посыльным Его Величества или на худой конец шпионом. У Вас талант появляться неожиданно и заставать других в врасплох, - Генриетта Анна перевела дух и насмешливо смерила любовника мужа смешливым взглядом. -О, да Вы у нас везде успели, мой нежный пастушок. Уже и овечку себе нашли, - шепотом произнесла герцогиня и на ее нежных губах заиграла лукавая улыбка и она взглядом указала на нежное создание позади шевалье. – Ни на минуту вас оставить нельзя.
Филипп д'Арманьяк: При упоминании мадемуазель Одиже Филипп оглянулся в сторону юной дебютантки. - Боюсь, этот ягненок вовсе не из моего стада, Мадам, - так же шепотом отвечал шевалье, улыбавшийся с ничуть не меньшим лукавством, чем принцесса. - Вашему Высочеству ведь известно, как любят живописцы рисовать детей, играющих с ягнятами, это такие умилительные сцены, лишенные всяческого намека на дурные помыслы и уж тем более деяния. Будь на месте Генриетты кто-то другой, де Лоррен подумал бы, что она его ревнует, однако появление подобных чувств со стороны герцогини оказалось бы слишком большим счастьем для Филиппа, чтобы быть правдой. - Что же до моих талантов, то я вовсе не желал застигнуть врасплох Ваше Высочество, а всего лишь намеревался выразивать вам свое почтение и восхищение. При дворе улыбаться полагалось даже злейшим врагам, а именно таковыми в глазах всего света были принцесса и шевалье. Однако за формальной учтивостью, неизбежно пропитанной выпестованной за долгие годы иронией, скрывались более добрые намерения, чем то можно было предположить.
Генриетта Анна: -Не уже ли все так невинно,шевалье?Право же, после стольких длительного общения с Вами мое воображение рисует абсолютно другие картины,- Генриетта Анна кокетливо надула губки. И вправду, со стороны вся это очаровательная комедия выглядела не более чем очередным обменом любезностями между злейшими врагами, так что герцогиню сейчас мало интересовало мнение очевидцев этой милой сцены. Но в глубине души она прекрасно помнила недавнее признание де Лоррена в пале-рояльском парке и его кроткий взгляд и тут горячность с которой упал розовый бутон на пыльную дорожку, и как этот же бутон был нежно перепрятан у самого сердца юноши.. Кто-то когда-то сказал, что ничто так не делает женщину красивой, как вожделение других мужчин. Что ж, возможно ли герцогине Орлеанской стать самой красивой женщиной Версаля и затмить несносную Монтеспан в глазах придворных путем страсти этого хлыща или же за этим крылось нечто иное? В любом случае шевалье ничего не мешает быть влюбленным, но вопрос в том добьется ли он статуса возлюбленного.. -Вы выражаете мне эти качества уже второй раз за этот вечер,шевалье. – после некоторой паузы продолжила герцогиня. -Может быть, Вам хотелось бы выразить какие-то другие чувства, м? – и полушепотом добавила она, так что бы ли только они вдвоем.
Филипп д'Арманьяк: - Хотелось бы, - голос молодого человека внезапно сделался серьезным, хотя на лице по-прежнему играла учтивая любезность, за которой могло скрываться что угодно, включая желание отправить своего собеседника на тот свет, причем, незамедлительно. - Но те чувства, которые я бы хотел положить к вашим ногам, вряд ли стоит демонстрировать на глазах у прочих, Мадам. Осмелюсь предположить, что они имеют ценность, лишь когда все способствует искренности... Компания, окружившая герцога Орлеанского, разразилась смехом, видимо, отреагировав таким образом на очередную остроту Его Высочества. - Впрочем, иногда очень сложно сохранять благоразумие. Я люблю вас, Мадам, и если желаете, могу повторить это снова.
Генриетта Анна: Генриетта неопределенно улыбнулась и скрыв свою улыбку за веером, произнесла: -А что по Вашему способствует искренности для подобных чувств? Мне такие обстоятельства в жизни не встречались, но возможно Вы готовы поделиться ими?- и она с наигранным безразличием взглянула на собеседника поверх веера. В головке герцогини зарождался план, план отчаянный и дерзкий и если он провалиться, то скандала было не избежать. Раз де Лоррен так пылко заверяет ее в своих неожиданно вспыхнувших чувствах, то почему бы не дать ему шанс свободно выказать их герцогине. Чем больше герцогиня Орлеанская будет говорить «нет»,тем с большим упорством этот мальчишка будет добиваться ее «да» и если Генриетта была права на счет розыгрыша, то в конце концов шевалье сможет скомпрометировать ее. Ну а если она сама начнет подстрекать его к более активным действиям, то любовник мужа окажется в ее полной власти и она сама сможет посмеяться над ним, герцогом и всей сворой его прихвостней. Единственным вариантом, при котором этот безукоризненный план мог бы потерпеть крах была искренность чувств шевалье де Лоррена, но каждый раз когда подобная перспектива возникала перед Генриеттой она старалась отогнать ее от себя.Она действительно не верила этому юнцу и ее мнение мало что могло изменить.. -У Вас целый второй акт впереди, мсье де Лоррен, и так как у меня сегодня хорошее настроение, то можете поделиться своими блестящими идеями.
Филипп д'Арманьяк: - Мадам, у меня их нет, - честно признался де Лоррен. - Моя самая заветная мечта - услышать те же слова из ваших уст, однако... я не вижу никакого иного способа заслужить ваше благорасположение, кроме как стараться быть вам наиболее полезным, не компрометируя вашей репутации своими действиями. Такое излияние искренних чувств не было в духе молодого человека, выросшего при дворе, но что более было удивительно, он не собирался прибегать к своим излюбленным методам соблазнения, проверенным уже не на одной красавице и безотказно срабатывавшим, о чем, к удовольствию самого "испытателя", судачили многие. - Вы мне по-прежнему не верите, - шевалье улыбнулся, - и я не удивлен. И все-таки, Мадам, не стоит видеть во мне врага или человека, который хочет посмеяться над вами. В этой ситуации скорее я попаду в смешное положение...
Генриетта Анна: - Вы просто составите мне компанию в этой шутке, дорогой шевалье, но не более, - сверкнув глазами поверх веера, бросила герцогиня Орлеанская. -У меня нет причин Вам верить, совсем нет. И тем более, я не понимаю почему я должна немедленно пересмотреть свои взгляды в отношении Вас. Вы любите меня? Что ж если это правда, в чем я сильно сомневаюсь, то любите себе на здоровье, я Вам не стану мешать. Но не рискуйте ставить мне палки в колеса, шевалье де Лоррен. В этом случае я найду способ Вас очень серйозно осадить. Тон, которым было это сказано, был самым серозным и обстоятельным. Что ж, раз любимец мужа вдруг решил воспылать чувствами к женщине и не нашел ничего лучшего. как возлюбить жену любовника своего, то пусть. Она намеревалась держать его этой страстью на коротком поводке: врагов при дворе у очаровательной герцогини хватало, так что контроль над одним давал некоторое успокоение. - Только знаейте, дорогой де Лоррен, я конечно похожа на своего мужа, но вздыхающее под моими окнами кавалеры долго не выдерживают. Если человек мне не по душе, то я просто нахожу быстрый способ от него избавиться. А потому не ждите сдачи крепости в максимально быстрые сроки. Вы будите очень, очень долго ждать, -с злорадной улыбкой добавила Генриетта. -Опомнитесь пока не поздно. Кое-кто совсем не будет против ощутить на себе Ваши таланты покорителя женских сердец,- изящным взмахом своего веера, она указала в сторону стоявшей рядом мадмуазель Одиже. -Меня же Вы ничем не удивите,поверьте..
Филипп д'Арманьяк: - Мадам, рискую показаться Вам навязчивым, но я готов ждать сколь угодно долго. Даже если надежда на взаимность окажется миражом. Имей Филипп возможность слышать себя со стороны, пребывай он в более трезвомыслящем состоянии или окажись подле него любая другая особа, он бы только подивился своим речам. Дамы любят решительность в сочетании с видимостью рыцарского служения, а он сейчас больше походил на глупого юнца, обчитавшегося трактатов о высокой и чистой любви, принадлежащих перу либо неисправимых идеалистов, либо прожженных циников, и теперь потерявшего дар убедительной речи подле объекта поклонения. Только сейчас шевалье стал осознавать, что все, что он говорит, правда - и это даже пугало его. Парировать выпад против его похождений в качестве дамского угодника де Лоррен не стал. Оправдываться было бы слишком смешно и нелепо, учитывая список его побед, которых, впрочем он не считал нужным стыдиться. Однако к своей небольшой тираде надо было добавить что-то еще. - Вы говорите о видимости чувств, когда за ней не кроется никакой сути. А суть, полагаю, следует охранять от жадных и завистливых глаз, что я и собираюсь делать, - Филипп снова поклонился, приложив руку к груди.
Генриетта Анна: -Главное, что бы не только Вы знала, что кроется за семью печатями, - пожав плечами, ответила Генриетта Анна и выразительно взглянула на шевалье. Не знай она его не первый год, то могла бы подумать, что герцогине пришлось говорить с юным мальчишкой, который начинался рыцарских романов и грез и Прекрасной даме в обличье земной женщины. Но нет, перед ней все так же стоял любовник ее мужа, шевалье де Лоррен и именно он говорился с ней о высоких чувствах.. Как право странен бывает этот мир.. -Что ж, раз Вы готовы ждать, то я готова проверить Ваше терпение,мсье. И знаете, мне это будет даже интересно как долго Вы продержитесь.
Филипп д'Арманьяк: - Я ваш покорный слуга, Мадам, - Филипп еще раз поклонился. Личико герцогини, его взгляд не источали дружелюбия. С одной стороны, это было тягостно для ее собеседника, которым отныне завладела мечта добиться от этой миниатюрной женщины хотя бы тени той благосклонности, что щедро дарили ему другие. С другой же, никто вокруг и заподозрить бы не смог, что предметом разговора между принцессой и фаворитом ее мужа может быть нечто иное, кроме обмена колкостями, за которыми прячется неутолимая ненависть друг к другу. - Эта тайна известна Вашему Высочеству и никому больше. В ваших руках оружие, способное меня погубить. In manus Tuas... - шевалье, словно вспомнив о годах, проведенных им в коллеже, завершил свой ответ латинской фразой из Евангелия.
Генриетта Анна: - Бог мой, в Вас проснулся от глубокого сна мальтийский рыцарь? Право слово,шевалье,не отбрасывайте тень на весь орден,- с язвительной ноткой парировала Генриетта Анна. В конце концов, признание в любви не повод лишать себя любимого занятия, каковым бы обмен колкостями пускай и с одной стороны. - Кстати, а каким образом Вы будите объясняться с моим мужем и Ваши любовником по совместительству? Или Вы легко поделите свои чувства между нами? Задавая этот вопрос, герцогиня если сдержалась от смеха, ведь вопрос было чем провокационный. Она была уверена, что от Филиппа шевалье не отвадит даже самая страшная кара за подобные отношения, а что же тогда говорить об ухаживании за герцогиней?
Людовик XIV: Зал разрывался от аплодисментов в нетерпении от длительного ожидания короля-солнца. Иные из придворных, желая угодить его величеству, отбивали ритм ладонями до такой степени, что белые холеные ладони покрывались красными пятнами. Но никто и не мыслил выказывать недовольство от заминки. Его Величество имел серьезную причину для задержки. Людовик самым тщательным образом поправлял свой костюм перед огромным зеркалом в специально отведенной для короля гримерной комнате, пока ему подкручивали усы и завивали парик. И, наконец, под гром оваций, Людовик, сопровождаемый своей свитой, изображавшей доблестных моряков, появился на сцене. Которая, кстати сказать, была весьма плохо освещена и трудно сказать по какой именно причине: по той ли, что предстояла мрачная сцена, изображающая морскую стихию, или по той, что Король-Солнце и сам являл собою ярчайшее из светил. Несмотря на умение скрывать самую бурную радость под непроницаемой маской надменности, коим Луи овладел в совершенстве, он ликовал. Самовлюбленный монарх вдыхал пары фимиама, курившиеся из неисчерпаемых источников французского королевства, коие здесь представляло несколько сотен избранных дворян, до исступления рукоплескавших молодому королю, которому предстояло стать великим. Людовик, вдохновленный овациями, начал свой изящный танец. Декорации, к несчастью, были еще далеки от совершенства, но даже неискушенный зритель без труда мог определить, что изображала разыгранная сцена. Так убедительно танцевал король Полександр со своими верными спутниками, боровшимися со всеми четырьмя ветрами.
Филипп д'Арманьяк: - Мне нечего делить, Ваше Высочество. То, что я испытываю к вам, и то, что привязывает меня к вашему супругу, суть чувства, разнящиеся по своей природе. Хотя бы потому, что вы - женщина, а Месье - мужчина. Бедняжка мадемуазель де Фиенн, бывшая фрейлина герцогини, теперь растила своего сына от шевалье де Лоррена в провинциальном поместье своего отца, и должности в свите принцессы ее лишил не кто иной, как сгоравший от ревности Филипп Орлеанский. Скандал был слишком громким, как и связь молодого повесы с рядом других придворных дам, чтобы можно было усомниться в том, что Филипп де Лоррен вовсе не потерян для женского общества, несмотря на свое недвусмысленное положение при особе брата Его Величества. - К тому же близость к герцогу - шанс для меня постоянно находится рядом с вами, Мадам...
Генриетта Анна: -Ах, если так.. Шевалье де Лоррен. Вы меня только что успокоили, - герцогиня заметно оживилась за все время этого двусмысленного разговора. -С учетом бурной ревности моего мужа на Ваши интрижки с некоторыми дамами, присутствующими и уже нет при дворе Его Величества и при моем дворе, думаю вас связывает страсть вполне физического характера. А раз так и в отношении моей особы Вы испытываете совсем противоположные чувства, -Генриетта нарочно заговорила очень серьйозным и обстоятельным тоном, - то мне остается области куртуазных восхвалений. В принципе, в этом нет ничего компрометирующего для меня. Вы лишь пополните когорту моих воздыхателей , шевалье, и не более того. С самым невинным видом она умело указала де Лоррену на то место, на которое он мог рассчитывать. Увы, это было незавидное место: герцогиня конечно же любила когда ей посвящали стихи, песни или просто сопровождали на разнообразных раутах ее поклонники. Генриетта Анна считала их присутствие всего лишь чем-то обыкновенным или нормальным, но особого интереса эти мужчины к нее не вызывали. А вот главное место занимали совсем иные кавалеры-те, кто желал добиться большего на любовным поприще. Герцогиня благоволила им, но пока не давала повода двору и царственному кузену усомниться в ее верности супругу. - Благодарю Вас, шевалье,за то что так предельно ясно объяснили мне чего же Вы желаете от меня. Кстатит,из спальни герцога действительно близко до дверей моей гостиной. Вам не придется преодолевать большие расстояния, если Вы решите вновь объясниться мне в своих возвышенных чувствах.
Филипп д'Арманьяк: - Благодарю за напоминание, Мадам, я обязательно воспользуюсь этой возможностью, тем более что вы сами указали мне на нее. Хотя на губах Филиппа играла самая приветливая улыбка, в душе ему становилось не по себе. Поддразнивания принцессы делались все более болезненными для его самолюбия, несмотря на то, что сегодня он вытерпел колкостей столько, сколько не позволял в разговоре с собой никому, даже дамам... тем более дамам... Хорошо, что у развернувшейся между герцогиней и шевалье сцены не было свидетелей, иначе репутация последнего как острого на язык и безжалостного собеседника была бы безнадежно погублена... - Склонен полагать, Ваше Высочество, что ваш покорный слуга все же отличается от того легиона поклонников, который с трепетом произносит ваше имя. Простите меня за самонадеянность, Мадам, но всякий склонен полагать, что его любовь особенная и никто и никогда прежде не испытывал таких чувств.
Генриетта Анна: -Подобные утверждения для меня не в новинку, мсье. Вы правы, так считает каждый, но я к сожалению разницы не вижу: все те же вздохи, взгляды, куртуазность в поведении и ничего такого, что бы страдающего поэта стал прекрасным рыцарем. Отчего же Вы полагаете, что по отношению к Вам что-то мое отношение изменится? Герцогиня безмятежно обмахивалась веером, но за внешним спокойствием в ее душе бушевали страсти: любопытство взяло верх над призрением к шевалье и теперь Генриетте натерпелось узнать как далеко может на словах и деле зайти пылкий любовник ее мужа. Нет, нет, она хорошо помнила о свое плане относительно де Лоррена, но чисто женское желание узнать на что способен мужчина ради женщины оттеснило холодный расчет на задний план. Забавная игра в кокетливую красавицу, которой Генриетта Анна отчасти была, становилась все более и более увлекательной. - Конечно, если забыть что при моем положительном ответе Вы попадете в более чем пикантное положение, то Вы ровным счетом никак не выделитесь в числе моих поклонников,- герцогиня Орлеанская одним лишь взглядом указала на своего супруга, желая напомнить шевалье как близко находятся покои четы Орлеанских в Пале-Рояле. -Разве что только таким образом,- кокетливо закончила Генриетта Анна и полными невинности глазами взглянула на де Лоррена.
Филипп д'Арманьяк: - Это уже достаточное основание для особенных отношений, - усмехнулся шевалье, но тут же снова сделался серьезным, причем, настолько, что позабыл о маске, которая, казалось бы, уже давно срослась с его естеством, и перестал обращать внимание на предосторожности, пусть даже никто и не смотрел сейчас в их сторону. Эта игра остроумий его нисколько не забавляла, хотя бы потому, что речь шла о вещах, слишком серьезных для него, чтобы превращать их в предмет словесного поединка. - Мадам, я вовсе не собираюсь вести себя так, как это делают все прочие ваши воздыхатели. Осмелюсь предположить, что стихов, даже столь многочисленных, что ими можно вымостить не один лье, постоянного присутствия рядом и томного вида - а именно это отличает моих так называемых товарищей, - так вот, всего этого недостаточно, чтобы утверждать, будто ты любишь. Настоящая любовь проявляется в делах, а не в красивых словах, пусть даже очень приятных. И я уверен, что такая умная женщина, как Ваше Высочество, прекрасно об этом знает...
Генриетта Анна: -Ну так делайте хоть что- нибуть что бы действительно дать мне понять, что Вы не шутить,- вполне серьезным тоном произнесла Генриетта Анна и кокетливая маска, до того скрывавшая ее истинное лицо на минуту слетела и шевалье встретил решительный и требовательный взгляд ее глаз. -Слова при дворе не стоит и жалкого су, мсье. А я не размениваюсь на сущие мелочи. Мне нужны доказательства, а раз Вы держитесь за свое место при герцоге или слишком ленивы, то увольте меня от таких чувств- Генриетта иронично улыбнулась, -Тогда благоприятной Вам погоды для вздохов под луной и сенью балдахина в спальне моего мужа, а я тем временем найду чем себя развлечь.
Филипп д'Арманьяк: - Как вам будет угодно, Мадам, - молодой человек склонился в знак послушания перед волей принцессы, хотя ему стоило немалых сил сохранять спокойствие. - Вы - дочь короля, я же сын графа, пусть и происходящего из рода государей, так что желания такой особы, как Ваше Высочество, должны быть законом для ее смиренных слуг. Однако, увы, у меня нет иного способа находится подле вас, кроме как проходя через покои вашего супруга. Который не отличается покладистым нравом... - Филипп хотел было прибавить "в вашей компании", потому как наедине с шевалье принц делался покорным, как овечка, но удержался от описания подробностей их совместной жизни. - Не далее как несколько дней назад Его Высочество уже изволил его продемонстрировать. Произнося все это, Лоррен сделался бледен как мел. В душе он возмущался тем, что Генриетта, видимо, благополучно позабыла, что он, Филипп, оказал ей услугу, избавив от дальнейших издевательств герцога Орлеанского, которые неизбежно бы последовали, не вмешайся шевалье в семейную ссору. Он бы и не стал напоминать об этом малоприятном для всех них эпизоде своей враждебно настроенной возлюбленной, если бы она так упорно не пыталась его уязвить, зная о самой большой его слабости.
Генриетта Анна: Генриетта Анна томно улыбнулась и кокетливая маска снова скрыла некоторое смятение чувств в душе герцогини. -Шевалье, не берите на себя слишком много. Один рыцарский поступок Вас в моих глазах не спасает, поверьте. Я конечно благодарна Вам за некоторое участие, но ложка меда содержимое бочки дегтя не изменит, увы. Охватив собравшееся общество беглым взглядом и убедившись, что все давно позабыли о ней и шевалье и даже мадмуазель Одиже, до того так плохо скрывавшая свое нетерпение из-за того что ее собеседника отвлекли, уже вела разговор с кем-то другим, Генриетта сделала шаг вперед и теперь два непримиримых врага были до неприличия близки к друг другу. В ее глазах блеснули озорные искорки и желая предупредить оправдания шевалье на свой счет, Генриетта нежно коснулась указательным пальцем губ шевалье. -И не пытайтесь оправдаться, шевалье де Лоррен. Все в Ваших руках, мне казалось Вы поняли это,- прошептала Генриетта Анна, улыбнувшись оторопевшему юноше. Сделав шаг назад, они снова оказались на прежних позициях, расположившись на приличествующем расстоянии друг от друга как будто этого дерзкого и интимного жеста вовсе и не было.
Филипп д'Арманьяк: От жеста принцессы Филипп оторопел, таким непривычно манящим и многообещающим казался этот жест, особенно для него, официального врага королевской невестки. Но, видимо, герцогиня решила не оставить и камня на камне от его самообладания, присовокупив к этому слова, бывшие слишком обнадеживающими, чтобы оказаться правдой. У шевалье, несмотря на весь его не по годам развитый цинизм, перехватило дыхание, и потребовалось несколько мгновений, чтобы прийти в себя. - Мадам, я буду стараться изо всех сил, чтобы обрести ваше благорасположение, как бы трудно это ни было. И почему-то именно после этого непростого разговора, когда Генриетта раз за разом наносила удары по его самолюбию, шевалье чувствовал, что не ошибся с предметом своей страсти.
Медея-Женевьева: Едва объявили о начале второго акта, как граф тут же раскланялся и довольно неохотно отправился в зрительный зал. Он бы с удовольствием остался подле Женевьевы до самого её выхода на сцену и понаблюдал за ней и шевалье де Лорреном. Уж больно ему не понравились эти двозначные переглядывания. Но что поделать, служба есть служба, а покамест де Терье решил сегодня же побеседовать со своей воспитанницей и предупредить её о неприятных последствиях знакомства, пускай и дружеского, с д'Арманьяком. Женевьева рассеянно посмотрела вслед удаляющемуся графу. Мадемуазель испытывала противоречивые чувства: с одной стороны она жаждала его присутствия в качестве оберега, с другой - тяготилась им. К её большому огорчению, шевалье тут же переключил своё внимание на мадам Генриетту. О чём он с таким увлечением беседовал с принцессой, Женевьева слышать не могла, так как уже через какое-то мгновение мадемуазель увлекли за собой придворные герцога Орлеанского. Остроты и едкие замечания его высочества хоть и смущали юную фрейлину, но она была в восторге, что оказалась в окружении самых блистательных придворных. Очередная шутка принца Филиппа так рассмешила девушку, что она в порыве веселья слегка задела рукой стоящую позади неё даму. Это оказалась та самая дама, о которой ей говорил шевалье- герцогиня де Монгредьен.
Chantal Duvivier: Стоя поотдаль от принцессы и шевалье, Шанталь делала вид, что слушает болтовню придворных и внешне выражала полнейший интерес к остротам принца, умудрясь при это смеяться в попад. На самом же деле мысли герцогини были заняты совсем иным делом. Кажется, никто из окружающих особо не заметил, что принцесса и де Лоррен отошли немного в сторону и уже какое то время ведут приятнейшую беседу. Девушка, стоя от пары в отдалении, могла с увереностью сказать, что никто ее не заподозрит в подслушивании, но у всего есть и другая, менее положительная, сторона. Постоянные взрывы хохота и громкие разговоры мешали герцогине Монгредьен услышать о чем же идет разговор. Как ни прислушивалась Шанталь, она не могла расслышать ни слова. Что, надо сказать, немало раздосадовало ее. Неожиданно рука той самой юной девы, с которой недавно заигрывал шевалье, задела платье герцогини. Будучи и так раздраженной невозможностью услышать о чем речь, Шанталь, может излишне резко, обернулась к девушке. - Острожней, дорогая. Вы мы испортите мне платье. - Недовльным голосом сказала Шанталь.
Генриетта Анна: -Ну, шевалье, тогда удивите меня чем-то неординарным, - лицо герцогини Орлеанской озарила легкомысленная и кокетливая улыбка, а взгляд из под густых ресниц был полон лукавства. Эта игра все больше и больше увлекала Генриетту Анну. Ветреный и капризный любовник мужа в руках герцогини становился как шелковый и взгляд его горел казалось бы неподдельной любовью и восхищением. -Даю Вам неделю на этот подвиг, шевалье де Лоррен, а иначе можете считать что этого разговора не было, - Генриетта кокетливо провела пальцем по кружевной отделке костюма юноши и стремительно покинула его, направившись к своей фрейлине мадмуазель Дювивье.
Медея-Женевьева: Женевьева вначале побледнела, затем вспыхнула и почувствовала, что вот-вот разрыдается, так обидели её слова герцогини. Право же, разве она в чём-то виновата? Неловкий взмах руки был весьма ничтожен, чтобы повредить хоть малейшую часть причудливых украшений, коими так щедро был расшит наряд Осени. Даже король (подумать только, сам король!), на которого девушка едва не налетела, был ласков с ней. Ей захотелось немедленно исчезнуть из всей этой кутерьмы, забиться в угол и никогда, никогда более не появляться здесь. Но всё же обида обидой, а постигать светские правила поведения необходимо. -Ваше платье очень красиво, но не думаю, что я хоть в чём - то повредила его. Если же это так, то прошу простить мою неловкость, и если вам будет угодно, я помогу исправить это досадное недоразумение.
Chantal Duvivier: Господи, - с жалостью смешанной с презрением подумала Шанталь, - этот ребенок сейчас будет реветь. Ужас какой! - Вы не думаете, - холодно сказала герцогиня, - зато я думаю. Вы знаете насколько хрупкое это шитье? Оно не предназначено для того, чтобы по нему вот задевали руками. Если вы этого не знаете, то я вам объясню. И что это я так дурно обхожусь с этой девочкой? Надо же ей было попасться мне под руку. - С досадой подумала девушка. Хотя, конечно в душе знала, а скорее чувствовала, что это была тоже своего рода неольшая месть за слишком уж сильное внимание, которое было оказано мадемуазель Одиже. Ладно, - решила Шанталь, - пусть немного спустится на землю. Это ей на пользу пойдет. Все-таки всю жизнь еще при дворе. Не все же ее по шерсте будут гладить. - Исправить? - С насмешкой спросила Шанталь. - И как же вы изволите это сделать?
Медея-Женевьева: Женевьева часто-часто заморгала, стараясь скрыть подступившие слёзы и совладать с комком в горле. Она растерянно смотрела на мадемуазель Дювивье, совершенно не зная, что сказать. Куда девалось её бахвальство, кое так и выпирало в тот день, когда она была представлена королеве? Столкнувшись впервые с таким высокомерным тоном, юная фрейлина, напрочь лишённая какого-либо опыта общения со светскими дамами, глубоко пожалела, что не может дать отпор методами, усвоенными во Дворе Чудес. На языке вертелись ругательства, которые так и не выветрились из прелестной головки. Она ещё раз взглянула на якобы испорченный наряд и не найдя там никаких повреждений, наступая на горло собственному самолюбию, сказала: -Я всё могу подправить. Я умею, не сомневайтесь. Вот здесь и здесь легонько подцепить иглой и ничего не будет заметно. Уверяю вас.
Генриетта Анна: Оставив шевалье наедине с его мыслями, герцогиня снова присоединилась к пестрому обществу придворных, но предпочла пока не встречаться с мужем. Ее внимание привлекла золотисто- желтая фигура мадмуазель Дювивье и Генриетта Анна направилась было к ней когда ее фрейлина неожиданно обратилась к некой молодой особе в костюме пастушки. Судя по гордо вздернутому подбородку Шанталь и невинно-удивленному выражению пастушки, в которой герцогиня узнала мадмуазель Одиже, разговор был весьма не дружественного характера. Не желая прерывать дам и надеясь, что эта галантная перепалка быстро прекратиться, герцогиня замедлила свой шаг. Но судя по гневному тону ее фрейлины и увлажненным глазкам очаровательного создания, которое совсем недавно составляло компанию шевалье де Лоренну вмешательство было просто необходимо, иначе юной пастушке продеться танцевать перед всем двором с распухшими красными глазами. -Полно Вам, дорогая Шанталь. За что Вы так ополчились на это юное создание?- мягко коснувшись ладонью плеча мадмуазель Дювивье, Генриетта Анна обворожительно улыбнулась Медее-Женевьеве, желая несколько разрядить обстановку своим мягким и спокойным тоном.
Chantal Duvivier: Видя слезы, готовые вот-вот хлынуть из глаз юной девы, герцогиня почему то испытала приступ злорадного удовольствия. Что ни говори, но спустить маленькую фрейлину с небес на землю герцогине Монгредьен удалось. И теперь она гадала сорвется ли юная дева или нет. Разговоров бы потом хватило с лихвой. Однако в большее удивление, чем юная мадмуазель Одиже, предложившая подшить платье, Шанталь повергнуть было сложно. О, Господи. - Только и успела подумать она, прежде чем их разговор прервала подошедшая принцесса. Шанталь была настолько удивлена, что до того момента, когда принцесса не приблизилась к фрейлинам вплотную не заметила присутствия герцогини Орлеанской. Сделав глубокий ревереанс, Шанталь ответила: - Видите ли, Ваше высочество, мадмуазель была весьма неловка с моим нарядом, который по неосторожности задела рукой, испортив украшающее его шитье, над которым трудились лучшие парижские швеи. Что конечно же не могло не огорчить меня. Но теперь, - улыбнулась Шанталь, задумав нанести юному созданию последний и самый сильный удар, - мадмуазель Одиже предлагает исполнить обязанности, которые исполняют мои швеи. А именно, вооружившись иголкой и ниткой исправить тот беспорядок, который она внесла в мой наряд. Смею заверить вас, Мадам, что если госпожа Одиже так умела как говорит, то взяв ее на службу вы приобретаете не только фрейлину, но и отличную швею.
Медея-Женевьева: Раздраженная Женевьева теребила концы пояса, лихорадочно соображая, как бы получше выпутаться из этой дурацкой ситуации. Будь она проницательнее, то сразу бы догадалась отчего взъелась герцогиня, но опьянённая сегодняшним днём и предстоящим выступлением, юная фрейлина мало что соображала. К счастью, к девушкам подошла принцесса Генриетта, и Женевьева готова уже было облегченно вздохнуть, как мадемуазель Дювивиье метнула очередную порцию колкостей. Это было уж слишком - выставить её перед принцессой полной дурой. -Вы так говорите, сударыня, как будто сами никогда не держали в руках иглы. А между тем монастырское воспитание подразумевает обучение не только мастерству изящной вышивки, но и тому, о чём вы с таким презрением изволили только что сказать. И я не стыжусь, что способна сама привести в порядок своё платье. Знаете, есть лестница в небо, а есть и обратно, на грешную землю. Женевьева подняла на принцессу грустные глаза, умоляя о помощи.
Chantal Duvivier: Герцогиня внимательно и слегка иронично посмотрела на мадмуазель Одиже. А мы умеем так говорить? - Про себя ехидно подумала Шанталь. - Ну, ну. Стало быть учение еще не закончаено? Ну что ж, продолжим. Улыбнувшись самой милой, а столо быть самой опасной улыбкой, герцогиня Монгредьен ответила: - Конечно держала, мадмуазель. Но не в том плане в котором ее держали вы. Знаете, у моих родственников было достаточно средств, чтобы я не не осваивала в таких деталях профессию швеи. Так что в данном плане мне до вас очень далеко. Право же, самой, - совсем уж иронично сказала Шанталь, выделив "самой", - исправлять свой наряд это... Девушка специально не закончила фразу, предлагая делать выводы самой Медее. - Уж не делали ли вы свой костюм сама, дорогая? Это было бы интересно.
Генриетта Анна: Герцогиня Орлеанская с сочувствием посмотрела на нечаянно попавшуюся под горячую руку вспыльчивой Шанталь девушку и ободряюще улыбнулась ей. Тем более, что ответ мадмуазель Одиже был более чем достойным на колкость раскапризничавшейся Осени. -Ну полно Вам, Шанталь,- строго произнесла Генриетта Анна, при этом не переставая улыбаться. – Мадмуазель не причинила Вашему дорогому костюму значительно ущерба, дорогое шитье не повреждено, а складки на платье так или иначе появятся в течении выступления. «И тем более, что так капризничать позволено лишь мне» - про себя добавила Генриетта, разумно решив не озвучивать это умозаключение. -Думаю нам всем стоит успокоиться и простить друг друга за излишнюю нервозность, ведь сегодня день нашего дебюта в этой чудной постановке и все сейчас несколько на взводе,-герцогиня примирительно взяла обеих дам за руки и приблизила их к друг другу, ожидая что за ее советом-приказом помириться последуют извинения. Хотя сама Генриетта при этих словах снова вернулась мыслями к шевалье и его пылким мальчишечьим признаниям. Право слово, если бы сейчас вокруг не было так много людей и не будь они в королевском театре, то герцогиня в два счета бы сбила спесь с этого придворного красавца т поставила его на место весьма радикальным способом. Но увы.. -Итак,дамы,я жду..
Медея-Женевьева: Мадемуазель Дювивье ещё не закончила говорить, а у Женевьевы уже созрел ответ. Чтож, если эта дама и далее намерена наносить ей необоснованные обвинения , она ответит ей тем же. Непреодолимый ужас перед ссорой с герцогиней немного развеялся, уступив место природной самообороне. Тем более она затронула столь животрепещущую тему о родственниках. Мадемуазель было открыла рот, но строгий голос принцессы заставил её остановиться. Герцогиня Орлеанская излучала спокойствие и доброжелательность и Женевьеве не хотелось выглядеть в её глазах стервозной, истеричной особой. Как того и желала Мадам, девушка пошла на попятную, решив скрестить шпаги с Шанталь в другой раз. А то, что этот другой раз обязательно состоится, мадемуазель не сомневалась. Уж больно холодны были глаза фрейлины, более того всем своим видом она излучала неприязнь к её особе. Превозмогая желание вцепиться в волосы Шанталь, Женевьева, воспользовавшись паузой, заговорила первой. -Прошу прощения, мадемуазель Дювивье, что вольно и или невольно заставила вас нервничать. Ваше высочество, простите и вы. Мне так неловко, что вы стали свидетельницей этой ссоры.
Chantal Duvivier: Видя, что юная дева уже готовит ответ, Шанталь приготовилась еще к одной колкости. Благо, что запас осторот у герцогини не иссякал никогда, так что у молодой фрейлины Мадам было мало шансов превзойти Шанталь. Но пустить в ход свое искусство ранить словами герцогине Монгредьен не довелось. Принцесса практически в приказном порядке заставила прекратить перепалку. С одной стороны это вызвало у девушки сожаление, а с другой даже некую радость. Ведь последнее слово осталось за ней. А такие слова обычно не забываются. Выхода не было. Шанталь еще раз довольно холодно посмотрела на мадмуазль Одиже и одарила ее вроде бы приветливой улыбкой, за которой явно читалось презрение и уж никак не желание простить юную особу. При слове "ссора" Шанталь не могла не поморщиться. Все-таки более необразованное создание в Версале сложно было встретить. Так открыто говорить о ссоре, еще и принцессе в лицо. Девица явно не умела выбрать выражения помягче. - Прошу прощения, Мадам. - Сделав грациозный реверанс, сказала Шанталь. - Конечно же это было всего лишь небольшое недоразумение.
Анри де Шомберг: Вопрос Её Величества мягко говоря поставил молодого герцога в тупик. Он никак не ожидал чести и обязанности рассказчика. Но внимание дам, особенно вспыхнувший на юных личиках фрейлин румянец, было тем оружием перед которым Шомберг пасовал, не смея оказывать долгого сопротивления. Сделав вид, что выбирал какую же из историй поведать своей августейшей слушательнице, он картинно кашлянул в кулак и приступил к повествованию. Оно было недолгим и сводилось в пикантной сплетне, ходившей в то время в моде в салонах Венеции. Что-то о последнем приехавшем инквизиторе и его расследовании ведовства в доме одного из знатных вельмож. Когда история подошла к своему кульминационному моменту, Анри сделал вид, что изрядно смутился, ещё раз кашлянул в кулак и красноречиво умолк. Её Величеству, фрейлинам и подошедшим дворянам пришлось довольствоваться собственными домыслами о том, что же произошло при дознании, проведённом в личных покоях каявшейся девушки. - Простите меня, Ваше Величество, но я думаю, что самое время для меня зайти за кулисы и поздравить Его Величество с великолепным исполнением. Получив высочайшее на то благословение и одобрительный взгляд мачехи, Шомберг удалился, направляясь к святая святых того вечера. Пройдя за кулисы, герцог заметил оживление и действие, ничуть не уступавшее тому, что происходило на сцене. Переодетые в пастухов и пастушек, корсаров и фей, придворные кавалеры и дамы в пол-голоса весело обсуждали свои выходы и обменивались остротами. Среди знакомых лиц мелькнуло немного задумчивое и бледное лицо принцессы Генриетты. Шомберг был представлен ей ещё до своего отъезда в Италию. Он помнил скромную и слегка отчуждённую манеру английской принцессы. Рядом с ней о чём-то ворковали дамы, судя по всему фрейлины герцогини Орлеанской. В одной из них Анри узнал герцогиню Шанталь Дювивье, другая, совсем ещё юная, видимо была только что представлена ко двору. Искушённый взгляд Шомберга отметил неловкость и стеснение в движениях молодой особы. А, вот и шевалье де Лоррэн. За два года хрупкий похожий на херувима юноша изменился. В его взгляде и походке чувствовалась уверенность светского льва, не терпящего возражений, и не признающего проигрыша. Он смешил дам своими шутками, и был в центре всеобщего внимания. Шомберг ожидал увидеть главных героев вечера, да и придвороной жизни вообще - Его Величество, Принца Орлеанского и мадам де Монтеспан. Судя по всему, они готовились к своим выходам в гримёрных. По вольному общению, и то и дело раздававшемуся весёлому смеху, Анри понял, что короля пока не ожидали. Чтож, значит, первой он представится Её Высочеству. Шомберг снял шляпу и неторопливо подошёл к группе дам. - Ваше Высочество, смиренно прошу Вашего благоволения, - Анри очертил шляпой полу-круг и вапрямился перед принцессой, глядя в её красивые слегка удивлённые глаза, - герцог Д'Аллюэн. Простите мне мою вольность, что представляюсь самолично.
Генриетта Анна: Герцогиня Орлеанская одобрительно кивнула обеим дамам, давая им понять что отныне она считает инцидент исчерпанным и возвращением нему как минимум в присутствии кузины короля будет немедленно пресечено.Генриетта была уверена, что мадмуазель Дювивье не оставит так просто так удачно прерванную герцогиней перебранку, а потому ей стало немного жаль юную мадмуазель Одиже. Что ж, так или иначе при дворе выживают сильнейшие, остальным же лучше вовремя одуматься и уйти в тень, если они не хотят быть растертыми в порошок нещадными жерновами версальских интриг и заговоров. А уж честолюбивая Шанталь так просто не позволит взять над собой верх. Но это уж будет не ее личная битва, а потому герцогиня удовлетворилась иллюзорным миром хотя бы между ее фрейлинами. Примирительный процесс же был неожиданно нарушен появлением некого молодого господина, который без лишней скромности галантно поклонился дамам и самолично представился герцогине, при этом не сводя с нее странного мягкого взгляда. Как правило Генриетта Анна не принимала подобных рекомендаций, но бархатный голос незнакомца, представившегося герцогом д’Аллюэном, заставил ее сменить гнев на милость. Выйдя немного вперед, Генриетта очаровательно улыбнулась и протянула ему руку для поцелуя. -Ваша храбрость достойна моего благоволения, сударь. Пытливый взгляд женщины скользнул по лицу герцога, но она никак не могла вспомнить были они представлены раньше. Бог мой, за годы проведенные при дворе герцогине Орлеанской представили стольких, что она вряд ли бы могла припомнить и половину из этих людей. Возможно среди них был и обаятельный незнакомец. Судя по его костюму и прекрасным манерам, он не первый день был при дворе, а раз герцогиня не припоминала его в свите своего мужа, то это обстоятельство делало герцога д’Аллюэна в ее глазах еще привлекательней.
Анри де Шомберг: Выдержав вопросительно-изучающий взгляд герцогини, Шомберг склонился к её руке, оставляя поцелуй не столь долгий для первого знакомства, но и не краткий. Небольшая по-детски пухловатая рука принцессы Орлеанской была приятной для касания своей мягкостью и прохладой. Герцог улыбнулся уголками губ и, выпустив руку принцессы, позволил себе заговорить: - Вы прекрасны в этом костюме, мадам. Я рискую встать в один ряд с придворными льстецами, но не могу не выразить своего восхищения. Два года, проведённые в Италии, лишили меня должной скромности, в чём я, поверьте, расскаиваюсь, и чему я в тоже время очень благодарен, - глаза Шомберга откровенно скользнули по силуэту собеседницы, - Я могу оправдать тем самым свою бестактность. Произнеся слова, которые могли завершить его представление Её Высочеству в тот же момент, Анри склонился в почтительном поклоне, выражая полную покорность судьбе, а точнее, суждению принцессы. В её лице он видел ум, и властность, кроме того полное осознание своей красоты и превосходства. Это давало ему надежду, что дерзкие слова и вольный взгляд не будут расценены как дешёвая лесть и желание понравится.Принцесса Орлеанская являла собой контраст жеманным салоньеркам Венеции и чопорным патрицианкам Рима, и тем самым привлекала интерес Шомберга, не только как женщина, но и, что было редкостью - как собеседница.
Генриетта Анна: Витиеватые комплименты, не первые и не последние за этот вечер, герцогиня выслушала с ни к чему не обязывающей учтивой улыбкой, но взгляд ее выдавал заинтересованность этим молодым и обходительным аристократом. Тем более, что его голос приятно обволакивал сознание искушенной герцогини Орлеанской и она все больше и больше убеждалась в том, что этот вечер был спасен этим обаятельным молодым человеком. - Думаю, в этот волшебный вечер, когда мы все скрыты под масками и театральными костюмами, Вы вольны выказать свое восхищение очаровательной пастушке, - Генриетта Анна улыбнулась и как бы невзначай ее ладонь коснулась букетика из живых роз, приколотого на корсаже над левой грудью. Необъяснимое желание нравиться все больше и больше захватывало Генриетту и позабыв о том, как совсем недавно она шепталась с шевалье де Лорреном, заставляя этого юнца краснеет и изворачиваться под ее ироничным взглядом, млеть от двусмысленных колкостей и едва перевести дух, когда она так нежно заставила его умолкнуть, когда игра была ее руках. Теперь, всего десять минут спустя Генриетта Анна переменилась теперь уже начиналась совсем другая игра в совсем других руках, только если второй игрок будет в силах правильно понять герцогиню. Упоминание о Риме и Венеции помогли наконец Генриетте вспомнить когда и где она могла слышать его имя : кузен недавно рассказывал ей о свом верном и надежном друге, который совсем недавно вернулся ко двору из дипломатической миссии из Италии. Тогда имя де Шомберг ничего ей не сказало и она предпочла позабыть его, но теперь герцогиня вновь мысленно вернулась к тому разговору и припомнила, что Людовик очень хвалил этого талантливого юношу.
Анри де Шомберг: Костюм был и на самом деле великолепным, но лишь подчёркивал красоту самой принцессы. Шомберг с удовольствием принял разрешение Её Высочества открыто высказать ей своё восхищение. - Эти цветы уже никогда не увянут, - сказал он, слегка наклонив голову, и взглядом проследив за рукой принцессы, - Они слышали биение сердца самой очаровательной пастушки. Глаза Шомберга блестели, а губы беззвучно просили ещё одного поцелуя прекрасной руки, трепетно перебиравшей лепестки цветов на коросаже. Анри был увлечён. Но при этом принцесса не переставала быть для него величественной, не только благодаря своему положению, но и красоте и умению держать себя. Костюм пастушки, который показался бы банальным и приземлённым на любой другой, представлял принцессу сошедшей с Олимпа переодетой богиней. Не желая терзать слух Её Высочества привычными светскими тирадами, Шомберг всё же не удержался ещё от одной дерзости: - Этот вечер казался мне утомительным и унылым до сего момента. Ваш образ делает его волшебным, Ваше Высочество. Теперь я искренне сожалею, что на мне нет должного костюма.
Генриетта Анна: -Не печальтесь об этом так, уважаемый герцог. Костюм порой лишь ширма, что бы скрыть собственные пороки и недостатки, а я почти уверена, что Вам нечего скрывать под маской. Герцогиня Орлеанская доброжелательно улыбнулась герцогу, но сейчас бы ей так хотелось что бы эти слова услышал шевалье де Лоррен. Но такой жест вызвал бы много вопросов у окружающих, тем более что таким образом Генриетте пришлось бы поставить в неловкое положение любезного герцога д’Аллюэна, что внимание ей бы так не хотелось отвлекать о себя. -Хотя думаю, что костюм рыцаря или пирата был бы Вам очень к лицу,- Генриетта Анна снова кокетливо улыбнулась собеседнику. – Что же стало причиной того, что нам не удалось увидеть Вас сегодня среди мифических персонажей этой постановки? Несмотря на все желание обаять герцога, Генриетта решила некоторым образом поправить свои отношения с августейшим кузеном. Их ссора на охоте все еще не давала покоя герцогини и не смотря на то, что Людовик не был злопамятен и достаточно отходчив, она все же решила завести знакомство с этим молодым человеком, о котором ее кузен так хорошо отзывался. Не лишним будет иметь хорошего друга подле короля.
Филипп д'Арманьяк: Премилая беседа, имевшая сейчас место между герцогиней и Шомбергом, не могла радовать молодого человека, первым порывом которого было если не удушить этого типа, то заколоть, и немедленно, пока он не успел вызвать еще больше улыбок и одобрительных взглядов принцессы. Откуда он только взялся, этот герцог д'Аллюэн, словно из-под земли вырос... вот уж действительно, дьявол не дремлет... Шевалье почувствовал, как, несмотря на всю его выдержку, кровь отхлынула от его лица, и чтобы окончательно не выдать себя, де Лоррен стащил с головы пастушечий венок и играючи принялся им обмахиваться, стараясь придать себе как можно более безмятежный вид. Однако в глазах его читалась нескрываемая злость, когда взгляд Филиппа останавливался на новоявленном ухажере принцессы Орлеанской.
Генриетта Анна: Генриетта Анна считала себя рациональным человеком, но пока герцог в самых изысканных выражениях описывал свое путешествие, она буквально чувствовала как полный ревности взгляд шевалье де Лоррена обжигал ее спину. Что уж тут говорить об любезном Шомберге: наверное его в эту минуту незадачливый любовник ее мужа желал бы медленно поджаривать на огне куда более реальном, чем пыл ревности. Герцогине не терпелось как бы невзначай обернутся к де Лоррену и бросить на него торжествующий взгляд, но ей так же не хотелось отвлекаться от красочного рассказа об Италии. Но видимо провидению сегодня было угодно даровать герцогине Орлеанской огромное множество возможностей уколоть шевалье: некто из придворных решил поздороваться с герцогом и тот на минуту отвлекся от своей собеседницы, давая ей возможность воплотить в жизнь ее дерзкое желание. Обернувшись к стоявшему поодаль мужчине, желая проверить свою догадку. И она не ошиблась: де Лоррен зорко наблюдал за парой и несмотря на напускное безразличие, взгляд шевалье горел праведным негодованием. Генриетта торжествующе улыбнулась ему, а ее взгляд как бы невинно вопрошал что же так взволновало господина мальтийского рыцаря.
Филипп д'Арманьяк: Филипп нашел в себе силы улыбнуться в ответ, хотя улыбка его более напоминала болезненную гримасу человека, одолеваемого каким-то недугом - что, впрочем, было не так далеко от истины, ибо ревность никогда не способствовала здоровью, во всяком случае, душевному. А именно ревность сжигала сейчас шевалье де Лоррена, в которого предыдущий разговор с принцессой вселил слишком радужные надежды, чтобы оставить его равнодушным к проявлениям любезности, сыпавшимся на принцессу со стороны придворных-мужчин. Молодой человек не мог удержаться, чтобы вновь не кинуть полный бешенства взгляд в сторону Шомберга, что вряд ли укрылось от глаз Генриетты, нарочно провоцировавшей своего воздыхателя. Если она желает помучить свою жертву, думал шевалье, то просто так сносить подобные выпады он не в состоянии. Дело оставалось за малым - либо найти повод, чтобы вызвать ни в чем не повинного герцога д'Аллюэна на поединок, либо... Как назло, иной альтернативы пока что не было видно...
Анри де Шомберг: Извинившись перед принцессой, герцог коротко ответил на приветсвие маркиза Леграна. Маркиз отметил духоту в зале и тут же ретировался, чттобы распорядиться о напитках. - Простите, Ваше Высочество, я занимаю ваше время вот уже четверть часа своими рассказами, - Д'Аллюэн улыбнулся герцогине Орлеанской, стараясь изобразить раскаянье, - Поверьте, это не столько солнечные долины Италии вдохновляют меня, сколь ваше внимание и очарование вашей улыбки. Анри заметил на себе взгляд молодого де Лоррена, стоявшего поодаль и с явным интересом наблюдавшего за происходившим вокруг принцессы. Герцог мог бы поклястся, что взгляд шевалье был взглядом ревнивого влюблённого, если бы не знал о его связи с герцогом Орлеанским. Однако, за два года многое могло измениться. В запальчивом мозгу Шомберга уже мелькнули мысли о возможном поединке. Предвкушая увеселение, он радостно улыбнулся и встретился взглядом с шевалье де Лорреном. Одновременно с этим склонился к руке принцессы, намереваясь просить поцелуя.
Олимпия де Сен-Леже: Происходящее принимало крутой оборот, и ситуация с каждой секундой все больше и больше накалялась, что и заставило Олимпию де Сен-Леже, оторвать взор от созерцания великолепного танца Его Величества, и прийти на помощь симпатичному незнакомцу, попавшему в щекотливое положение. -- Боже мой, какой сюрприз! – восторженно вскричала Олимпия, всплеснув руками, как будто бы узнала в Шомберге своего давнего знакомого. – Вы не возражаете, Ваше Высочество, если я на пару минут похищу у вас вашего спутника? У меня до него дело… И, не дожидаясь ответа изумленной герцогини, девушка ловко подхватила д’Аллюэна под руку и отвела на безопасное расстояние. Конечно, уводить кавалера буквально из-под носа царственной особы в высшей степени неприлично, вызывающе непочтительно, и не вписывается ни в какие рамки светского этикета, но склонная к эпатажу Олимпия любила шокировать окружающих дерзкими выходками, нарушая устоявшиеся морально-этические нормы. Кстати, ничего безнравственного она в этом не находила. -- Я бы хотела, - шепнула она герцогу, - поговорить с вами без посторонних свидетелей, а здесь даже у стен есть уши, - с этими словами она изящным движением повернула ручку двери, ведущей в одну из галерей Лувра, и увлекла мужчину за собой. – Мой выход не скоро, только в следующем акте, так что времени у нас много… Герцог не без изумления осмотрел с ног до головы эту очень странную, и очень красивую женщину, и про себя отметил, что нисколько не проиграл, лишившись общества главной пастушки. Рыжая прелестница в «летнем» наряде, была не менее привлекательна, чем герцогиня Орлеанская, а ее вызывающей смелости, граничившей с дерзостью, позавидовал бы любой мужчина. -- Может быть, мсье, для начала нам следует представиться друг другу, прежде чем приступить к важному и серьезному разговору? – спокойно спросила девушка, ослепительно улыбаясь. «Должна же я знать, кого спасаю», - подумала принцесса Ориенская про себя. Кстати, этот молодой человек был очень красив, а иметь дело с красивым мужчиной всегда вдвое приятнее.
Chantal Duvivier: Воспользовавшись тем, что герцогиня Орлеанская отвлеклась на разговор с подошедшим герцогом Д’Аллюэном, Шанталь сделала еще один легкий реверанс и отошла немного назад. Конечно же завершать обмен остротами Шанталь вовсе не имела намерения. Поэтому она кинула еще один уничтожающий взгляд на молодую фрейлину и почти неслышно сказала: - Как вы смели сказать, что это была ссора при принцессе, сударыня? Вы с ума сошли? Вы не знаете как себя вести?
Анри де Шомберг: -- Боже мой, какой сюрприз! Вы не возражаете, Ваше Высочество, если я на пару минут похищу у вас вашего спутника? У меня до него дело… Мягкая рука незнакомой молодой женщины настойчиво сжала локоть герцога. ДАллюэн улыбнулся принцессе. Однако, сказать что-либо он не успел, так как незнакомка увлекла его за собой. Непривыкший к такой находчивости со стороны дам, маршал последовал за ней скорее из вежливости, нежели из интереса. -- Я бы хотела поговорить с вами без посторонних свидетелей, а здесь даже у стен есть уши. Мой выход не скоро, только в следующем акте, так что времени у нас много… ДАллюэн с сомнением осмотрелся в полу-тёмной мрачноватой на вид комнате. Нет, прелестей будуаров и гостинных здесь явно не хватало. К тому же, он начинал слегка сердиться на бесцеремонность, с которой его оторвали от разговора с её высочеством. -- Может быть, мсье, для начала нам следует представиться друг другу, прежде чем приступить к важному и серьезному разговору? - Боюсь, мадам, что вы приняли меня за кого-то другого. Я - Анри де Шомберг, герцог ДАллюэн, - привычный вежливый поклон и лёгкая улыбка на губах сопровождали церемонное представление, - Я очень счастлив нашему внезапному знакомству, хотя и удивлён, что вы избрали столь решительный метод. Шомберг не приминул оставить короткий поцелуй на руке своей похитительницы. Она выглядела властной и уверенной, словно предвидела весь исход разговора. Но что-то в её тоне настораживало герцога. Лёгкая добыча, как и скоропостижные знакомства не удовлетворяли его азарт. Ему нужно было осаждать и завоевывать неприступные крепости для того, чтобы ощутить радость их сдачи. В отношениях он предпочитал туже тактику. Или же этой даме и в самом деле требовалось его внимание для чего-то важного? Взгляд Анри довольно бесцеремонно скользнул по фигуре незнакомки и вернулся к её глазам, блестевшим явным интересом и оживлением. - Мадам, не будет ли удобнее поговорить в менее приметном месте, нежели эта комната, куда могут зайти случайные люди? Если это серьёзный разговор, - он снова улыбнулся ей, - то я хотел бы уделить вам предельное внимание, несколько позднее. Он дружески протянул ей руку и взял её ладонь. Слегка сжав её, он добавил: - Я буду несносным эгоистом, если заберу ещё минуту вашего драгоценного времени перед выходом в балете. Вы очаровательны, мадам, я буду следить за вашим танцем. Не смею задерживать вас более. Отвесив галантный поклон, Шомберг направился к двери. В зале всё ещё царило оживление. Он вернулся к месту, где стояла её высочество и тихо приблизился к ней. Какое-то время он молча смотрел в её лицо, слушая реплики фрейлин, стоявших вокруг принцессы. Её глаза словно отыскивали кого-то в зале. Шомберг вдруг почувствовал себя виноватым перед ней. Как странно, он никогда не чувствовал вины перед дамой... разве только перед свой мачехой, да и то, это было в далёком детстве. - Простите мне мой уход, Ваше Высочество! Надеюсь, за эти короткие минуты отсутствия я не утратил Ваше благоволение к себе? - Анри склонил голову набок и посмотрел в глаза принцессы, - А вот и напитки, позвольте я принесу Вам! Он отошёл в сторону лакея, принёсшего огромный поднос с бокалами с охлаждённым вином, и взял два из них. - Прохладное вино как нельзя лучше поможет успокаить волнение перед выходом на сцену, - сказал он, протягивая бокал принцессе.
Генриетта Анна: - Вы весьма любезны, герцог, благодарю, - Генриетта Анна благосклонно приняла бокал из рук ее нового кавалера, который к радости самой герцоги поспешил вернуться в ее общество. Минутный обмен взглядами с шевалье де Лорреном чуть было не стоил очаровательной Генриетте собеседника: известная своими вольным поведением принцесса Ориенская подобно черту из табакерки неожиданно возникла перед Шомбергом и не успела герцогиня Орлеанская хоть как-то отреагировать, как мадмуазель уже куда-то настойчиво уводила маршала. Не будь Генриетта Анна герцогиней королевских кровей, она бы не упустила возможности направиться за эксцентричной особой и отбить у нее поклонника, но она все же решила поступить мудрее: в конце концов, мадмуазель де Сен-Леже была известна своей инициативой и некоторым свободомыслием,которую она проявляла во всем,но вот на счет герцога Генриетта была не столь уверена в его тяге к эксцентричным поступкам .К тому же врядли маршал рискнет подобным образом по собственной воле покинуть невестку короля и хотя бы не попытаться извиниться перед ней после разговора со своей знакомой дамой, хотя Генриетта была почти уверена, что мадмуазель Олимпия не входила в круг знакомых герцога. А потому она совершенно не удивилась, когда буквально через пять минут де Шомберг вновь возник подле нее с самым извиняющим видом и предложением напитка. Желая сгладить неловкую ситуацию, в которую де Шомберга поставила принцесса, Генриетта Анна как ни в чем не бывало продолжила прерванный разговор. -Господин маршал, расскажите нам о Риме. Я слышала множество лестных отзывов об этом городе и Ватикане в частности, а о соборе Святого Петра вообще говорят, что его красота и величие стоят всех радостей мирской жизни. Так ли это? Каким Вы находите этот древний город?
Олимпия де Сен-Леже: Генриетта Анна Пожалуйста, исправьте то, на что я указала во внеигровой теме!
Анри де Шомберг: Д'Аллюэн отпил из своего бокала и начал рассказ. Не желая наскучить принцессе пространными описаниями, он лишь мельком упомянул о соборе святого Петра и замке Святого Ангела. Однако заинтересованный блеск в глазах Генриетты-Анны, ободрил его. Он восхищался про себя тем, что принцесса была не только превосходной слушательницей, но и весьма заинтересованной в истории и искусстве особой. - Право же, я не имел до сих пор удовольствия обрести столько внимания и интереса, - сказал герцог, закончив свой рассказ, - Я был бы счастлив стать Вашим гидом и показать Вам самые живописные уголки Рима, те, что оставили для меня самого неизгладимое впечатление. Конечно, они далеки от общепринятых мест, таких как собор Святого Петра. И всё же, я уверен, что Вы оценили бы их красоту. Шомберг улыбнулся той мальчишеской улыбкой, которую позволял себе в дружеской беседе. Ему вспомнились скучающие лица посольского антуража на прогулках по узким витиеватым улочкам Вечного Города. Итальянский чичероне, проводник, нанятый маркизом де Трасси, секретарём посольства при Ватикане, без умолку болтал на жуткой смеси французского с итальянским. Он говорил обо всём - о патрициях, о сенате, о консулах, императорах, кардиналах, папах, куртизанках, живописцах и философах. В этой мешанине времён, нравов и людей, уже невозможно было отделить одну эпоху от другой. Вскоре герцог вообще потерял нить повествования... А Рим был красив и по-своему необычен. Пастельные, выцветшие на солнце стены домов, древние памятники... Томные блестящие чёрные глаза, каскад непослушних вьющихся волос, выбивавшийся из любой причёски, обнажённые округлые оливкого цвета плечи... Салоны патрицианок были верхом роскоши и изящества для маршала, выросшего в годы фактического правления Мазарини во Франции... Помнил он и прекрасные окрестности Рима, и маленькие городки на побережье... Виллу на склоне холма на берегу Тибра... - Италия по своему прекрасна, Ваше Высочество. Колоритная и яркая. Но отчего-то мне были больше по душе отдалённые виллы, затерянные среди оливковых рощ и виноградников, - глаза Анри блеснули, когда он встретил взгляд принцессы, - Только сейчас я начинаю понимать, насколько одиноким я был там.
Генриетта Анна: - Неужели это правда, дорогой маршал, - поинтересовалась герцогиня, смерив герцога любопытствующим взглядом, - что бы такой видный мужчина, как Вы, чувствовали себя одиноко среди красот этой южной страны? Неужели ничего не прельстило Вас? Казалось, они говорили об искусстве и архитектуре, но герцогиня имела в виду совершенно другое: врядли римские красавицы и аристократки упустили бы возможность не завладеть сердцем и вниманием такого интересного во всех отношениях мужчины, как де Шомберг. Да и сам маршал Франции ни как не походил на изнеженного миньона, к которым так тяготел муж Генриетты, так что она сразу же отбросила предположения об нестандартных предпочтениях этого красавца. Двор имел перед собой пример страстных сестер-итальянок Манчини, которые охваченные страстью, не останавливались не перед какими преградами к достижению желаемой цели, так что Генриетта Анна искренне удивилась тому, что герцог так легко покинул Италию. - Вы так красочно описали эти края всего несколькими предложениями, что мне захотелось непременно увидеть все это своими глазами. Тенистые оливковые рощи, залитые тосканским солнцем холмы, старинные виллы в окружении бесконечных виноградников.. Как жаль, что это мало вероятно. Герцогиня вздохнула, желая подчеркнуть несбыточность своих мечтаний, но в то же время ей представилась чудная картина: как славно было бы оказаться там.. Но фантазия герцогини Орлеанской не осмелилась дорисовать к идиллической картине ее главное действующее лицо: таинственного любовника, с которым можно было совершить это головокружительное приключение. Робкая попытка представить на его мести красавца маршала была немедленно пресечена появлением перед ее внутренним взором горестного лица шевалье де Лоррена,а от этого персонажа было совсем не долго и до ее собственного мужа, которого ей уж точно не хотелось бы сейчас видеть рядом с собой. Капельки холодной влаги, выступившей на поверхности бокала отрезвляюще обожгли пальцы герцогини и она поспешила вернуться с небес на землю.
Анри де Шомберг: Вопрос принцессы был бы воспринят как укор, не будь он сопровождён взглядом, в котором сквозили дружелюбие и любопытство. Шомберг в своему удовлетворению видел, что её высочество была не из тех, кому было достаточно витиеватых фраз и комплиментов для того, чтобы вскружить глову. Лёгкая грусть промелькнувшая в её словах была словно разрешением герцогу быть открытым с ней. - Нет, Ваше Высочество, никто. Он поставил свой бокал с недопитым вином на поднос проходившего мимо лакея и наклонился к руке её высочества. Не спрашивая её позволения, он поднёс её ладонь своему лицу. Костюм пастушки, суматоха взволнованных перед своими партиями танцоров, оживлённые перешёптывания пар, всё это создавало определённую эйфорию в атмосфере зала. Никто не обратил внимание на галантно склонившегося кавалера перед прекрасной юной пастушкой. - Никто. И видит бог, это не могло произойти, - Шомберг заговорил тише, заглушая свои слова ладонью её высочества, - Там не было Вас, Ваше Высочество, - смелый и открытый взгляд его тёмных глаз был бы вызовом, если бы не просьба, сорвавшаяся с его губ, - Я осмелюсь просить Вашего позволения быть Вашим почитателем. Анри прижал мягкую ладонь герцогини к своим губам. Скользнув губами к её запястью, он лишь коснулся его на короткий миг. Не отпуская её руку, он продолжал смотреть в её лицо. За время короткого разговора с ней Шомберг успел испытать всю гамму чувств от пламенного восторга до уважительного интереса. Она не была похожа ни на одну из тех дам, сердца которых он любил раскрывать для себя, шутя осыпая их комплиментами и поражая своими настойчивыми ухаживаниями. Он сам хотел быть другим с ней. Искренним и открытым... Если бы он мог вывести её сейчас из этого душного переполненного людьми зала и провести по тихим аллеям версальского парка. В его мыслях уже мелькали строки сонетов Петрарки и Ронсара... прекрасные слова были готовы сорваться с губ... И всё же, внешне Д'Аллюэн оставался всё тем же галантным придворным повесой. Улыбаясь, он повторил свой дерзкий поцелуй и уже несколько громче добавил: - Среди всех кавалеров в окружении Вашего Высочества я надеюсь быть далеко не самым скучным и надоедливым.
Генриетта Анна: - Не беспокойтесь, герцог, эта должность при моем дворе уже занята и в Ваших сила найти себе место куда более перспективное и интересное, - герцогиня нисколько не воспротивилась нежному порыву де Шомберга, оставив свою руку в его ладони даже после столь дерзкого заявления. Не желая выдать спонтанность всего происходящего перед десятками пристальных взглядов, которые преследовали королевскую кузину даже в самой шумной и огромной толпе, Генриетта Анна благосклонно улыбнулась маршалу, но лишь он мог заметить, что в ней было нечто большее, чем просто ответ на галантный жест кавалера. - Надеюсь, Вы не разочаруетесь в своем решении сменить виллы Италии на дворцы Франции, дорогой мой маршал, -несколько тише добавила женщина и ее ладонь выскользнула из пальцев де Шомберга.
Анри де Шомберг: Внешне, это походило на обычный раут светской беседы, переполненной пышными комплиментами и улыбками. Но Шомберг знал, чувствовал, что принцесса заинтересовала его и заинтриговала гораздо серьёзнее. Он не хотел флирта, наскучившего ему порядком в гостинных Венеции и Рима. К своей радости и интересу, он видел, что её высочество была далека от того. - Если бы я мог помочь Вам сменить заключение в золочёном дворце на волю тосканской виллы, - дАллюэн встретил взгляд принцессы. Он читал затаённый в нём ответ, скорее по учащённому биению своего сердца, нежели, доверяясь своим глазам. - Вам не кажется, что здесь невообразимо душно? Коль скоро, Вы играете роль Пастушки, могу я сыграть роль Корсара и похитить Вас, предложив Вам небольшую прогулку в саду, Ваше Высочество? - просьба в его глазах была красноречивее, чем если бы он встал перед герцогиней Орлеанской на колени. Это была неслыханная дерзость. Но именно дерзким маршал хотел быть в эту минуту больше всего - забыть об условностях придворного этикета, ежеминутной необходимости отвечать на любезные ничего незначащие улыбки и поклоны проходивших мимо незаинтересованных в его особе персон. Более того, он видел, что именно этого хотела и сама принцесса.
Генриетта Анна: От неожиданно дерзкого, но такого манящего предложения маршала герцогиню Орлеанскую бросило в жар. Наверное впервые за достаточно длительное время она не сразу нашлась что ответить и ее ладони, сжимающее увитые плюющем и цветами пастушечий посох, стали влажными от волнения. - Увы, роль корсара сегодня отдана господину Лувуа и сегодняшний сюжет не предусматривает двух одинаковых героев, - Генриетта быстро совладала со своими чувствами и стараясь скрыть нахлынувшее смущение, попыталась придать своему голосу как можно более светский тон. Увы, но даже от нее самой не скрылись тонкие нотки волнения, вызванные неожиданным предложением де Шомберга.Стоит ли говорить, что о шевалье де Лоррене с его невинно-нежными ухаживаниями этим вечером и несколько дней назад в на тенистой аллеи в Пале-Рояле было забыто и теперь все внимание и мысли Генриетты занимал этот необычный молодой человек.
Анри де Шомберг: Увы, ответ был более чем исчерпывающим. Анри ясно слышал слова. Но ещё более явственно он ощутил в голосе её высочества, что оставил волнение в её сердце своей решительностью. Он с грустью смотрел на её маленькие ладони, сжимавшие посох. Она была создана для свободы, но сейчас обладала правом на неё меньше всех остальных в этом зале. Шомберг едва сдерживал себя, чтобы не повторить свою просьбу более настойчивым тоном. Что-то в сердце подсказывало ему, что он не услышал бы второго отказа... Но, минуты свободного и беззаботного разговора в лабиринтах версальского парка могли стоить многих сожалений и перессуд для самой принцессы. Д'Аллюэна ничуть не волновало ни его собстенное положение, ни тем более, гневные взгляды поклонников принцессы, но он вполне отдавал себе отчёт, чем мог закончиться столь прекрасный вечер. - Чтож, если роль Корсара уже занята, то я удовольствуюсь лишь тем, что Вы предложите мне, - весело, как будто он и не получил отказа, сказал маршал и взял ладонь принцессы. Ощущая её дрожь, он слегка сжал её пальцы, - Кем бы Вы хотели меня видеть, Ваше Высочество? Я буду всем для Вас.
Генриетта Анна: Право слово, этот человек был умен! За потоком витиеватых комплиментов и галантных жестов все же был сокрыт ум и сообразительность и герцогиня поблагодарила за это Господа. Кузен был абсолютно прав, считая маршала одаренным человеком. -Будьте мне добрым верным другом, любезный герцог, и поверьте эта должность нисколько не разочарует Вас, - Генриетта многообещающе улыбнулась де Шомбергу и ее тонкие пальчики в ответ чуть сжали ладонь кавалера, давая ему надежду верить в не что больше, чем просто дружба и покровительство герцогини Орлеанской. Другой бы надел на лицо маску трагического влюбленного и весь бы вечер вздыхал подле герцогини, иной бы принялся виться вокруг нее подобно вечнозеленому плющю,но герцог принял мудро решение, которое импонировало желанием Генриетты Анны: еще не время, что бы продолжить это знакомство ближе, но оно обязательно придет. И она уже сейчас знала как его приблизить.. - Скажите мне, маршал, любите ли Вы верховую езду?
Анри де Шомберг: Улыбка принцессы была именно тем подтверждением, которое ждал Шомберг. Почувствовав её лёгкое пожатие, он едва скрыл своё волнение за безмятежной ответной улыбкой. Зная, что глаза многих охотников до настоящих и выдуманных ими же любовных историй сейчас были нацелены на её высочество, он склонился перед ней в галантном поклоне. Был ли это просто жест, игра или же благодарность? Только сама принцесса могла расслышать слова маршала произнесённые им: - Ваше Высочество, в моём лице Вы видите именно преданного друга, прежде всего, - несколько громче он добавил, - разве я могу жаловаться на судьбу, имея столь восхитительную повелительницу сердца? Продолжая разыгрывать роль сердцееда, Анри как-бы невзначай окинул взглядом зал. Беззаботно ворковавшие о последних нарядах и сплетнях придворные дамы и фрейлины, скромно опустили глаза, но ровно настолько, чтобы из-под ресниц не упустить всего, что происходило вокруг. Кавалеры же, пользуясь свободой, которую давали им их маскарадные костюмы, открыто разглядывали маршала, словно оценивая его шансы. Шомберг поймал несколько откровенно вызывающих взглядов, не позаботившись, однако ответить на них тем-же. Пусть себе злопыхают. Если кому-то и впрямь покажется возмутительным столь долгий разговор маршала с её высочеством, то пусть присылают своих секундантов. Анри обратился к принцессе всё в той же весёлой манере, прекрасно понимая, что за всеобщим гомоном никто не мог слышать их, но могли видеть, и более того, читать по их лицам. Он знал, что уже не оставит мысль о более спокойной и близкой встрече с принцессой. - Верховую езду? Конечно же, Ваше Высочество! К сожалению, я получил много упрёков от своей матушки, и некоторых из дам за то, что провожу в седле гораздо больше времени, нежели в их салонах, но я неисправим. И если Вы - Диана во плоти, то больше меня не увидят ни в одной из гостинных Парижа! Я буду искать Вас в Ваших владениях, пока не потеряю рассудок или не найду Вас. Рука герцогини Орлеанской всё ещё оставалась в его широкой ладони, Шомберг нежно прикрыл её второй своей ладонью и тише добавил: - Наверно, Вы уже свидетельница моего безумия. Не Вы тому виной... мои глаза и моё сердце...
Генриетта Анна: Сравнению с Дианой Генриетта искренне была удивлена, но польщена. Рассмеявшись, она лукаво взглянула на маршала. -О, мсье герцог, если я таким образом украду Вас у хозяек салонов,то боюсь, что навлеку на себя гнев огромного количества дам и не только в Париже. Знаете, мне с ними всеми будет очень трудно справиться! Я рада, что у нас так скоро нашлось общее любимое занятие. Мне тоже очень нравиться верховая езда и как только выдается удобный момент, я с радостью покидаю свою резиденцию для прогулки верхом в владениях моего мужа. Нет ничего лучше свежего воздуха и умиротворенности дикой природы ранним утром, Вы не находите? Блеск в ее темных глазах выдавал заинтересованность в ответе де Шомберга, хотя ей и так было ясно :сегодня ей удалось одержать победу над этим блестящим рыцарем и он уже сложил свои знамена под ее ноги. Ладонь герцогини не спешила покидать руку герцога несмотря на опасность быть неправильно понятой окружающими Генриетту людьми. Хотя сейчас кокетливую кузину короля больше волновало мнение или скорее реакция лишь одного человека среди пестрой и шумной толпы придворных и актеров: шевалье де Лоррен. Наверное если бы было возможно его гневный и полный ревности взгляд уже испепелил бы и дерзкого маршала, и ветреную герцогиню Орлеанскую, но пока что все соблюдали правила приличия и Генриетте Анне было чрезвычайно лестно думать, что сегодня она сумела не только поддразнить любую мальтийскую болонку герцога, но и хорошенько его подзадорить. Пускай теперь умирает под ее окнами – ей это будет даже приятно, ведь врядли этот изнеженный красавец решиться вызвать нового поклонника герцогини на дуэль, тем самым поставив себя в весьма двусмысленное положение. Чуть склонив головку ближе к де Шомбергу, тем самым оказавшись достаточно близко к своему страстному поклоннику и понизив голос, произнесла: -Ваше сердце, Ваши глаза..Маршал, неужели Вы так скоро капитулируете? Мне продеться сказать своему кузену, что наши военные дела обстоят весьма скверно, раз полководцы так быстро сдаются в плен. И одарив собеседника взглядом, невинным и лукавым одновременно, она мелодично рассмеялась якобы шутке, только что услышанной от герцога.
Анри де Шомберг: Утренние выезды! Её высочество всё больше заинтересовывала маршала своей неординарностью. Ей нравилось слушать об истории и архитектуре, она не жеманилась при самых его дерзких адвансах, но ко всему прочему, она также, как и он, любила бывать на лоне природы, и любила верховую езду. - Именно, ранним утром, Ваше Высочество, когда первые птицы только начинают петь свои трели, когда трава на лугах ещё покрыта серебром утренней росы, а лёгкий туман стелется над рекой.., - Шомберг мечтательно прикрыл глаза, подняв руку принцессы к своим губам, - Ваши руки пахнут предрассветной росой. Наверно, поэтому я никак не хочу отпустить Вас. Лишь одно мгновение его взгляд блеснул искрой. Анри тут же одел маску беспечности и уже улыбался шутливому замечанию принцессы. Да, она была права, как быстро он сдался... Но он даже и не думал сопротивляться своему увлечению. Это не было в его привычках, более того, вся ситуация и сама герцогиня Орлеанская были столь необычны для Шомберга. Он был готов открыто и перед всеми упасть перед ней на колени, и если бы она взглянула на него ещё раз своими лучистыми тёмными глазами, он сейчас же исполнил бы свою шутливую просьбу к ней, похитив на глазах у всего двора. Его волновали её взгляды, её голос, её мягкие волнистые локоны, почти касавшиеся его, когда она наклонялась к нему. Прижавшись своими горячими губами к нежной коже её руки, д'Аллюэн посмотрел в глаза принцессы. - Я молю Бога, чтобы утро настало сейчас же, Ваше Высочество! - говорил он, сжимая её руку и обдавая её своим прерывистым от волнения дыханием, - Да, я капитулировал. Мне остаётся лишь надеяться на Ваше великодушие. - В Венеции, дамы предпочитают носить длинные перчатки, которые скрывают их руки до самых локтей, - сказал Шомберг достаточно громко, чтобы приблизившаяся фрейлина её высочества могла услышать его, - Но я думаю, что они всего лишь скрывают свои морщины. Как бы в подтверждение, что речь шла о длине перчаток, Анри мягко провёл ладонью по руке принцессы до самого локтя. Потом немного выше. Наряд пастушки вовсе не ограничивал его пытливые взгляды, а положение при дворе не могло скрыть её женственность и красоту от маршала, в своей дипломатической карьере привыкшего прямо и открыто говорить с особами королевских домов. И всё же, что-то в Генриетте-Анне сдерживало его порывы. Её природная скромность или же осознание превосходства над поверженным к её ногам поклонником? Эти два чувства были очень сродни друг другу во внешнем проявлении, и Шомберг осознавал, что впервые не мог безошибочно судить.
Генриетта Анна: - Как интересно. Возможно им просто нечем больше увлечь кавалера, -герцогиня невозмутимо улыбнулась, не подав виду, что вольный жест герцога ее смутил. Ей совершено не хотелось выглядеть в глазах этого человека легкодоступной высокородной дамой. Генриетте нравилось когда ее расположения добивались, когда ради одного лишь поцелуя готовы были действительно драться до полусмерти со своими противниками и когда не отступали перед надменностью и напускной холодностью герцогини Орлеанской. А потому как бы ей не нравился этот обаятельный мужчина, не стоило терять самообладания. - Увы,Вам придется оставить наступление дня и ночи в ведении Господа, любезный маршал,и терпеливо ждать рассвета. Если конечно, я не передумаю…. Изящно освободив свою ручку и переложив посох, герцогиня стремительно обернулась к де Шомберг спиной, оставляя фразу неоконченной, специально что бы заставить своего собеседника теряться в догадках на счет чего кузина короля может еще передумать. - Мадмуазель Дювивье,вот Вы где моя дорогая! Надеюсь, Ваш наряд в порядке?
Chantal Duvivier: Слова герцогини заставили Шанталь вздрогнуть. Герцогиня Монгредьен, вынужденная стоять в отдалении от Мадам, разговаривавшей с герцогом Д’Аллюэном, к ее великому сожалению не слышала ни слова из их разговора, но зато прекрасно видела все, что происходило. Видела и любезности, оказываемые принцессой герцогу, и бешенство шевалье, и неожиданный поступок принцессы Ориенской. Все это было более чем интересно, но досада от того, что она не может слышать разговора и выходка юной фрейлины значительно подпортили Шанталь вечер. Незаметно кинув еще один испепеляющий взгляд на мадемуазель Одиже, Шанталь, улыбнувшись самой милой из своих улыбок, подошла к принцессе: - Я здесь, Ваше Высочество. Вы так добры. - Фрейлина принцессы сделала легкий реверанс. - С моим нарядом все в порядке. Мы уже давно уладили это небольшое недоразумение с мадмуазель Одиже. Полуобернувшись, герцогиня улыбнулась и юной фрейлине, как бы ища ее подтверждения, хотя с удовольствием бы ее задушила.
Анри де Шомберг: Вознаграждённый за свою смелость улыбкой, Шомберг просиял в ответ. Однако в глазах и в тоне принцессы было отнюдь не стыдливое смущение, обычное даже для коронованных красавиц, а строгость, едва ли не граничившая с надменностью. Такая перемена показалась герцогу слишком внезапной, чтобы быть правдивой. Он хотел было ответить, но герцогиня Орлеанская уже мягко освободила свою руку из его ладони и развернулась к нему спиной. "Если я не передумаю..." - её последние слова, брошенные как-бы невзначай немного смутили привыкшего к лёгким победам дАллюэна. Однако, он остался верным себе и, слегка склонив голову набок, иронично улыбнулся вслед удалявшейся навстречу мадемуазель Дювивье принцессе. На минуту взгляд Шомберга поймал взгляд игривых глаз герцогини Монгредьен, в которых блеснул лукавый огонёк сочувственного понимания. Как бы Анри не был занят тем, чтобы скрыть своё недоумение и лёгкое разочарование из-за столь внезапного ухода принцессы, он всё же не мог не заметить появление в зале незнакомки, столь неожиданно и смело увлёкшей его в пустую гостинную. Пожалуй, было самое время проявить себя галантным. Маршал не торопливо, так, чтобы дать себе время вглядеться в лицо и фигуру молодой женщины, подошёл к ней. - Мадам, мне кажется, я так и не удостоился чести узнать Ваше имя, - сказал он, глядя прямо в глаза незнакомки, - Так какую тайну Вы хотели поведать мне?
Олимпия де Сен-Леже: По правде говоря, Олимпия, перед тем, как заговорить с герцогом в первый раз, не имела никаких притязаний на его персону, она пыталась увести его подальше от опасного места исключительно потому, что видела, как смотрел на собеседника герцогини Орлеанской шевалье де Лоррен. Не для кого не было секретом, что шевалье, обласканный принцем Филипом, все чаще смотрел в сторону его жены, и любую, даже самую невинную беседу с Ее Высочеством, мог расценить как злобное посягательство на даму его сердца. А ревнивцу ничто не помешает сделать с соперником такое, что и подумать противно... Олимпии не хотелось, чтобы мир лишился такого красавца, как этот незнакомый молодой человек, и потому она сочла своим долгом оградить его от неприятностей, которые сулило более близкое знакомство с принцем нетрадиционной ориентации, его несчастной женой, а также их общим фаворитом "широких взглядов". Однако, после того, как на редкость неучтивый и самоуверенный незнакомец так бессовестно оставил ее, не соизволив даже выслушать, гордая красавица в корне изменила свои намерения, поставив главной задачей на ближайшее время приложить все усилия, чтобы этот человек упал к ее ногам. И чем раньше это произойдет, тем лучше... Очередная встреча с ним вывела ее из равновесия, если состояние, в которую привел Олимпию Шомберг, можно было так назвать. Теперь он, напротив, искал ее общества. Какая, однако же, перемена! -- Прошу прощения, мсье, но я не заметила, что вас действительно это интересует... - она бросила на герцога испепеляющий, полный негодования, взгляд, даже не пытаясь скрыть свои эмоции. - Но если видимость меня обманывает, тогда почему же Вы так неучтиво поступили со мной раньше?
Генриетта Анна: -Ну вот и славно, я так не люблю ссор в своем окружении, -герцогиня мягко улыбнулась фрейлине. но зная принципиальность Шанталь Генриетта Анна не была уверена, что инцидент был окончательно исчерпан.С другой стороны обе девушки быстро уяснили себе, что при их госпоже ссоры лучше не развивать и теперь ее исход был Генриетте мало интересен. -Кстати, Шанталь, у меня будет к Вам поручение. Когда мы вернемся в Пале-Рояль, распорядитесь на счет моего утреннего выезда. Мне бы хотелось бы выехать примерно на рассвете,- тут же желая предупредить любые вопросы со стороны своей фрейлины, добавила, - Я поеду одна, без какого либо сопровождения. Мне порядком надоел этот церемониал с лакеями, солдатами и дамами. В действительности вышеобозначенного церемониала была не так уж и много, но в предвкушении свидания с герцогом д’Аллюэном герцогини захотелось всеми способами свести к минимуму количество прислуги в лесу завтрашним утром. Не желая вызывать у мадмуазель Дювивье лишних подозрений, Генриетта Анна добавила с чуть расстроенным видом: - Не обижайтесь, дорогая, Ваше общество мне весьма приятно, но при этом всем мне бы не хотелось бы портить Вас положением «любимицы».Так что я хочу, что бы все было сделано в точности. Я доверяю Вам, Шанталь. Одарив фрейлину радушной улыбкой, которая должна была скрыть легкое волнение, охватившее Генриетту по окончанию разговора с ее новым кавалером и предвкушением завтрашнего свидания, она все же решила еще раз взглянуть на де Шомберга, желая убедиться в правильности с своего выбора. Увы, рисковать зря ей не хотелось. Но то, что она увидела не совсем порадовало герцогиню Орлеанскую: ее очаровательный собеседник быстро оказался в обществе мадмуазель де Сен-Леже. Недовольно поджав губки, герцогиня отвернулась к своей фрейлине, которая тоже успела рассмотреть новую собеседницу маршала. -Как мило, эта дама не теряет времени, - сверкнув глазами, язвительно заметила Генриетта Анна.
Анри де Шомберг: Распорядитель балета, он же главный хореограф при дворе Его Величества, церемонно постучал своей тростью об пол и объявил о выходе танцоров. Почти все имена были малознакомы герцогу, так что он не обратил внимания. Он стоял вполоборота к герцогине Орлеанской и мог видеть её улыбку. Их глаза встретились лишь на долю секунды. Этого было достаточно для Шомберга, чтобы понять, что он вызвал неудовольствие своим столь поспешным отступлением. Однако, зная нравы и законы двора, он вовсе не собирался открыто ухаживать за принцессой Генриеттой-Анной, не желая высталять её в центр светских перессуд. Пусть все, и она в том числе, думают о нём, как о ветренном соблазнителе, неотягчённом высокой моралью и совестью поклоннике прелестного пола. Единственно, кого он вряд ли смог обмануть, был шевалье де Лоррен, метавший недвусмысленные взгляды поочерёдно то на принцессу, то на маршала. Шевалье был влюблён, Шомберг мог с точностью утверждать это, поскольку ему приходилось и раньше сталкиваться с разгневанными соперниками. Однако, Анри волновало не столько то, что собирался предпринять молодой миньён герцога Орлеанского, сколько то, что занимало в ту минуту сердце и ум её высочества. Голос незнакомки, ответившей на его галантный поклон надменным кивком головы и искромётным взглядом, прервал мысли дАллюэна. - Прошу прощения, сударыня, - он несколько фамильярно наклонился к ней и, прежде чем она успела ответить, уже держал её под локоть, - Я не хотел, чтобы нас прерывали. Однако, я не мог и предположить, что столь очарвательная особа может быть вспыльчивой, как порох. Как человек военный, я ценю это, - блеснув обворожительной улыбкой, Анри привлек незнакомку ближе к себе.
Chantal Duvivier: Шанталь просто не могла сдержать возгласа удивления. Она с неподдельным интересом уставилась на принцессу. Так, так. - Подумала девушка. - Ничего себе. А все оказывается намного серьезнее, чем мне казалось на первый взгляд. Кажется, разговор с маршалом имел гораздо больше последствий, чем можно было предположить. Герцогиня еле, еле сдержалась, чтобы не посмотреть на шевалье де Лоррена. Кажется у шевалье гораздо больше проблем, чем он думает. - Ну что вы, Ваше Высочество. Смею ли я сетовать? - Наконец собравшись с мыслями сумела вымолвить Шанталь. - Конечно все будет организовано как вы хотите, Мадам. Можете на меня положиться. Я сделаю все от меня зависящее. Да уж. Сделаю. - Мрачно подумала Шанталь еще раз удержавшись, чтобы не посмотреть на де Лоррена. - Будет очень забавно. Такое пропустить просто нельзя. Обернувшись, чтобы посмотреть кто же вызвал у принцессы такое негодование, герцогиня Монгредьен увидела принцессу Ориенскую в компании маршала. А ведь он времени не теряет. - Весело подумала Шанталь, едва сдерживая улыбку. - Кажется Мадам решила сменить фаворита и дать милейшему шевалье отставку. Да... без дуэли тут не обойтись. Хотя... бедный маршал. Он в любом случае проиграет. Если его победит шевалье, который у нас является отличным фехтовальщиком. Но если маршал все же сумеет победить, то все равно проиграет. Бастилии ему не избежать. А если он убьет де Лоррена то и виселицы. Принц постарается. Шанталь почему то заранее стало жаль шевалье. - Да. Кажется, маршал очень приятно проводит время с принцессой. - Самым невинным голосом сказала Шанталь принцессе, подливая масла в огонь.
Олимпия де Сен-Леже: Да он самоуверенный тип, и к тому же дьявольски красив! Надо быть осторожной, а иначе он меня сам вмиг окрутит! Олимпия неохотно отстранилась от блестящего кавалера, хотя, что таить греха, ей было очень приятна его близость, его легкие, игривые, и в то же время нетерпеливые прикосновения. -- Мсье, на нас смотрят, - она кивнула в сторону герцогини Орлеанской и ее фрейлины. -Имейте же совесть... Или, вам, как истинному военному, неведомо это чувство? - Олимпия хитро прищурила свои темно-карие глаза, и изящным движением поправила ярко-красный с золотистой отделкой бант на рукаве и наклонилась, чтобы поднять алую розу, которая до внезапного натиска маршала была частью огромного венка из алых, белых и желтых роз, украшавшего голову девушки. -- Вы мне костюм испортите... - недовольно протянула красавица, отрешенно вертя в руках отломанный цветок. Стебель был коротким, и зацепить его было решительно не за что. - Впрочем... пусть эта роза будет вашей, - без видимого намека на кокетство, она протянула цветок Шомбергу. Она была очаровательна, неотразима, в ярко-зеленом платье из шелестящего шелка. Широкие рукава украшали яркие банты, а возле самого выреза, в достаточной мере открывавшего прелести юной особы, сияли многочисленные камни всех цветов радуги, а края широкой верхней юбки Олимпии были расшиты серебряной и золотой нитью. Причудливая вышивка изображала сплетенные ветви деревьев. Этот летний радостный наряд нравился самой Олимпии, кроме того, очень шел к ее светлой коже и медно-рыжим локонам, весьма изящно ниспадавшим на спину и грудь, и потому принцесса Ориенская не сомневалась в производимом впечатлении. -- Ах, да, - как бы ненароком вспомнила Олимпия, - я забыла представиться вам, храбрый рыцарь, берущий приступом бастионы. Олимпия де Сен-Леже, принцесса Ориенская, с вашего позволения. А ваше имя соизволите узнать? - тон девушки был, может быть, несколько странным, отчасти шутливым, отчасти серьезным, но нельзя не отметить, что прекрасная Олимпия была вполне искренна в своих порывах, обвинить ее в жеманстве герцог не смог бы при всем желании.
Анри де Шомберг: Невинное смущение в улыбке молодой женщины заставило Шомберга слегка расслабить руку и позволить ей отстраниться. Однако, в её взгляде читалось поощрение и вызов. Анри заметил, что его неловкость, привела к некоторому беспорядку в туалете красавицы. Он с удовольствием проследил глазами за её торопливыми движениями, когда она пыталась вернуть прежний вид сплетенью из роз. - С розами нужно быть осторожным, чтобы не пораниться об их шипы. А у этой розы шипы слишком длинные, поэтому у неё гораздо меньше сил на то, чтобы хранить свою красоту. Взяв розу за бутон, Анри с нарочитой небрежностью приладил её к своему камзолу. Красные лепестки медленно полетели вниз. Проводив взглядом последний из низ, Шомберг улыбнулся Олимпии. - Я уже имел честь представиться, ваша светлость. Герцог ДАллюэн, к вашим услугам. Мне кажется, что Вам действительно понадобятся сейчас услуги... Вашего костюмера или кутюрье, если Вы желаете появиться на сцене во всем блеске. Маршал сощурил глаза и улыбнулся так, словно сам конструировал и шил наряд принцессы и знал, как его поправить.
Олимпия де Сен-Леже: -- И как же вы, любезный герцог, собираетесь вызволять меня из столь щекотливого положения? Вы немедленно пошлете за моей горничной, или предоставите мне камеристку Ее Величества? - Олимпия одарила герцога насмешливым взглядом. Ее темно-карие глаза, должно быть, из-за преобладающих в ее одежде зеленых тонов, сейчас казались темно-зелеными. --Сожалею, герцог, но оба варианта неосуществимы... А к розам нужно прикасаться осторожно, это не конская сбруя, а нежный цветок, требующий только нежности и ласки...
Анри де Шомберг: -... А к розам нужно прикасаться осторожно, это не конская сбруя, а нежный цветок, требующий только нежности и ласки... Ещё один вызов прозвучал в её голосе требовательными нотками. Шомберг уже успел привыкнуть к тому, что дамы принимали его настойчивость как должное, обычно жеманясь и кокетничая при этом. Исключения были немногими, и именно это заинтересовало его в герцогине Орлеанской. Сейчас он смотрел на принцессу, краем глаз и пытался определить по её лицу, какое впечатление оставил своей вольностью в разговоре с мадемуазель де Сен-Леже. Он будет утром во владениях её мужа, даже если герцогиня не соизволит вспомнить об обещании, данном ему в столь прозрачном тоне. В тоже время разговор с принцессой Ориенской забавлял его. Молодая женщина была не из тех, кто смущался перед его выходками, и это разжигало интерес маршала, насколько далеко он мог позволить себе подобные вольности. По блеску в тёмных глазах Олимпии де Сен-Леже он угадывал насмешку и интерес к себе одновременно. Анри с лёгкостью поклонился ей, будто отыгрывая свою роль в балете, и театральным жестом приложил ладонь к своему сердцу: - Сударыня, позвольте мне помочь вам в столь безвыходном положении. Право же, надеяться на кого-либо ещё не приходится. Смею заверить вас, я разбираюсь в тонкостях дамских туалетов и причёсок не хуже лучших куафёров и кутюрье двора его величества, - глаза маршала с вызовом скользнули по всей фигуре собеседницы, словно он мысленно примерял на ней новую модель платья.
Генриетта Анна: Если быть честной, то у герцогини Орлеанской не было желания наблюдать как ее новоявленный поклонник премило ворковал с кокетливой принцессой Ориенской,а потому огорченно вздохнув, Генриетта снова обратилась к фрейлине. - Надеюсь, что мое приказание будет выполнено именно так, как я Вас попросила ,дорогая. Я очень надеюсь на Вас, - Генриетта благосклонно улыбнулась мадмуазель Дювивье, бросила на де Шомберг полный иронии взгляд через плечо, но уже через минуту герцогиня Орлеанская направлялась в сторону кулис, что бы понаблюдать за разворачивающимся на сцене действием. Мужчины, как женщины, всегда остаются собой несмотря на маску, скрывающую лицо :видимо успех у герцогини воспламенил в маршале не только галантные чувства, но и желание закрепить успех этого вечера еще парой-тройкой побед. А мадмуазель де Сен-Леже с ее неожиданной настойчивостью оказалась весьма кстати.. Что ж, в любом случае завтра утром этот кавалер должен будет как приличный человек явиться на назначенное им же свидание, а там герцогиня пообещала себе подумать об участи молодого дипломата.
Олимпия де Сен-Леже: -- В этом случае, стоит только позавидовать Вашей жене... Должно быть, она экономит немало денег, не имея необходимости приглашать дамских мастеров и портных на дом. Ей крупно повезло... - парировала Олимпия. Чересчур наглое и самоуверенное поведение маршала уже начало разждражать ее, но она старалась держать себя в руках. Он считает себя неотразимым, она себя тоже, а чья возьмет, будет видно. Но быть слишком легкой добычей для мужчины она не собиралась. Маркиза д'Андижос она успела порядком измучить, прежде чем он добился от нее желаемого. Кроме того, Олимпия не очень-то ценила пылкий напор без должного уважения к личности дамы, а такового в поведении герцога она пока что не заметила. -- А крестиком Вы не вышиваете? - прибавила принцесса Ориенская, желая укротить прекрасного, но слишком уж ретивого скакуна. - Я сама с некоторых пор этим увлекаюсь, и, справедливости ради замечу, в этом наши вкусы могли бы совпасть.
Анри де Шомберг: - Я не женат, сударыня, - ответил Шомберг, не моргнув и глазом, - И я не думаю, что позволю своей жене экономить на услугах портных и горничных. Я предпочитаю оказывать подобную любезность только в обмен на внимание дам ко мне. Анри находил забавным предмет разговора. Его, военного маршала спрашивали, умеет ли он вышивать крестиком. На смену галантным и щегольским репликам в мысли Шомберга закрадывались более откровенные слова. Он предпочёл бы весело отпарировать последнюю фразу принцессы, но задуманный им план отвлечения внимания от его разговора с герцогиней Орлеанской требовал продолжения знакомства. К тому же вызов в глазах и голосе принцессы Ориенской разжигал всё больше охотничий азарт маршала. Если ему сопротивлялись, значит, он объявлял войну, и не успокаивался, пока не захватывал непокорную крепость полностью. - К сожалению, я не вышиваю, и потому вряд ли смогу составить вам компанию... Однако, моё предложение о вашем туалете ещё в силе, - Анри мягким жестом указал на сбившиеся цветы за корсажем принцессы, - Мне кажется, вам следовало бы позаботиться об этом.
Филипп д'Арманьяк: Чтобы перестать изводить себя догадками, Филипп вознамерился узнать о случившемся разговоре между принцессой и маршалом если не из первых, то хотя бы из вторых рук. Без сомнения, Шанталь Дювивье уже в курсе намерений герцогини Орлеанской, пусть не в силу откровенности Генриетты-Анны, но благодаря своей догадливости и знанию натуры госпожи. А потому шевалье, словно ища спасения от скуки, прогулочным шагом прошелся за кулисами и как бы невзначай столкнулся с герцогиней де Монгредьен. - Столько людей вокруг, а вам снова приходится быть одной, мадам? - с улыбкой поинтересовался шевалье де Лоррен.
Chantal Duvivier: Вздох герцогини не укрылся от слуха внимательной Шанталь. Да, сдатеся мне наш маршал довольно серьезно задел сердце нашей принцессы. Или, по крайней мере, подарил ей надежды. Только ложные ли? - Ехидно подумала девушка. - Интересно что же из этого выйдет? Вслух же герцогиня поспешила еще раз заверить принцессу: - Конечно, Ваше Высочество, не беспокойтесь. Все будет сделано в точности как вы приказали. Не извольте беспокоиться. Шанталь какое то время задумчиво смотрела вселед принцессе. Тут будет забавная интрига. - Весело подумла она. В этот самый момент шевалье, от которого давно отвлеклось внимание Шанталь, как бы невзначай натолкнулся на нее. Будь это та самая молоденькая фрйлина герцогини Орлеанской, уже никто бы не удержал герцогиню Монгредьен от высказываний в сторону юной особы. Ага. Какая очаровательная уловка. И кого вы пытаетесь обмануть, милый де Лоррен? - Мысленно спросила Шанталь шевалье. - Равно как и вам, месье. Равно как и вам. - С улыбкой сказала девушка. - Кажется наша принцесса с легкостью умеет находить новых собеседников. Вы не находите? - Лукаво спросила мадмуазель Дювивье, уже решив, что должна непременно раздуть огонь ярости, которую так пытался скрыть фаворит герцога.
Филипп д'Арманьяк: - Да, я заметил, что Ее Высочество нашла приятного собеседника в герцоге д'Аллюэне, - лениво протянул Филипп, изо всех сил постаравшись придать своему лицу выражение безразличие, когда он говорил о своем сопернике. А в таковые господина путешественника шевалье не преминул записать, когда увидел восторг на лицах обоих, и принцессы, и ее новоиспеченного кавалера. - Они беседовали, как старые знакомые. Неужели герцогиня была прежде знакома с маршалом? - невинное любопытство, думал Филипп, не должно вызвать подозрений. В крайнем случае, все можно будет списать на всеобщую страсть к сплетням и перемыванию костей.
Chantal Duvivier: Шанталь изо всех сил постаралась спрятать ехидную улыбку. Старайтесь, старайтесь, шевалье. Подумала она. Какое однако равнодушие вы выказываете. Но я то знаю, что если бы вам дали возможность вы бы придушили этого самого "господина путешественника". - Я довольно давно при дворе ее высочества и могу сказать почти наверняка, что они не были знакомы до этого. На, как видите, - сказала герцогиня с самым невинным видом, - они весьма даже подружились за этот вечер. Я бы даже сказала больше. - Шанталь сделала паузу, давая шевалье разозлиться еще сильнее. - Я бы даже сказала, - добавила фрейлина, - что эта дружба может перерости в нечто большее. А вы как считаете, месье де Лоррен?
Филипп д'Арманьяк: - Принцесса - очаровательный собеседник, способный увлечь любого мужчину, достаточно вспомнить графа де Гиша или Его Величество... - шевалье понизил голос, но Шанталь, безусловно, заметила, как побледнел Филипп. Самые ужасные предположения оказались правдой. В горле у молодого человека пересохло, он с трудом мог продолжать беседу во все том же равнодушно-непринужденном тоне. - А господин маршал все-таки чересчур смел - флиртовать с Ее Высочеством на глазах у Месье и самого короля... И у меня, мог бы добавить шевалье, так как, по его мнению, это было главным преступлением Шомберга. И Генриетта... и получаса не прошло с тех пор, как она делала ему смутные авансы, а теперь она одаривает своей дружбой первого встречного проходимца!.. - Значит, вы полагаете, что вскоре мы станем свидетелями бурного романа? - с любопытством придворного сплетника вопрошал Филипп. - Неужели Мадам уже успела подать герцогу какие-то надежды? Например, назначила ему свидание под своими окнами?
Chantal Duvivier: - У принцессы явно талант. - Согласилась Шанталь. - Поэтому увлечь мужчину для нее пустяк, дорогой месье де Лоррен. Думаю, вы не будете возражать? - Слегка ехидно спросила герцогиня Монргедьен. Разговор все больше забавлял Шанталь. Она видела как мучается, то бледнея то слегка краснея, шевалье и решила продолжить пытку. - Ну, Месье занят веселыми разговорами со своим окружением. - Мадмуазель Дювивье обернулась, как бы желая убедиться в правоте своих слов. Принц и вправду весело смеялся с придворными, обступившими его тесным кругом. - Ну а Его величество сейчас танцует. И вряд ли видит с кем разговаривает принцесса. - Развела руками Шанталь. - Так что маршал имеет определенную свободу действий. Шевалье начинал выходить из себя. Девушка видела, что он уже из последних сил сдерживает себя и решила, что ее старания не пропадают даром. Решив продолжать в том же духе, Шанталь сказала: - О, думаю, роман будет более чем страстным. Но, - подняла пальчик герцогиня, - мы с вами можем только порадоваться за принцессу. Ведь принц не уделяет того внимания, которое так нужно женщинам, а маршал... Маршал мужчина хоть куда. Уж он то справится. - Заговорческим шепотом сказала фрейлина принцессы. А вот чего вы хотите, шевалье. - Усмехнулась про себя Шанталь. - Но я вас прилично помучаю, прежде чем выдать тайну. - Ах, какие вы задаете нескромные вопросы, милейший де Лоррен! - Голосом праведницы воскликнула мадемуазель Дювивье. - Это не моя тайна. Кроме того я не могу выдавать секреты моей госпожи.
Филипп д'Арманьяк: - Но вы уже успешно делаете это. Не стоит останавливаться на полпути, - Филипп, не дожидаясь разрешения, взял герцогиню де Монгредьен за руку и призывно провел пальцем по ладони, при этом улыбаясь так, словно они с приближенной принцессы Орлеанской сами задумывают свидание. - Прошу вас, не томите меня, я сгораю от любопытства!.. Шевалье не сводил глаз с Шанталь, боясь упустить малейшую перемену в ее лице или взгляде, словно это могло сообщить ему что-то о намерениях Генриетты, ее чувствах к нему самому или же Шомбергу. - Взамен же я обещаю сделать что-нибудь для вас... что-нибудь приятное...
Chantal Duvivier: - Я?! Делаю?! - Шанталь с хорошо наигранным удивлением округлила глаза. - Право же, шевалье, вы ошибаетесь. На самом же деле герцогиня едва сдерживалась, чтобы не рассмеяться де Лоррену прямо в лицо. Все-таки как забавно он пытается добиться своего. Прямо как ребенок, который решил ластиться, чтобы ему разрешили сладкое. Но нет, дорогой мой, я еще помучаю вас. Это только начало. - Тайна есть тайна, а госпожа есть госпожа. Представляю ее реакцию, если бы она узнала, что вы у меня выспрашиваете. Нет, нет, нет. - С притворной стойкостью ответила герцогиня. - Ни за что! Даже не просите!
Филипп Орлеанский: Герцог Орлеанский был занят. Верней, окружающие были заняты герцогом Орлеанским, а он-то как раз был абсолютно свободен. И за этой самой «свободной беседой» с окружающими Филипп совсем не заметил, как осушил сначала первый, затем второй бокал вина, и сейчас молодой человек активно прислушивался к своим ощущениям, пытаясь сообразить (ведь он действительно не обратил внимания) какой по счёту «сосуд с истиной» он держит в руках – третий или же всё-таки четвёртый. Впрочем, так как настроение у Его Высочества было преотменное, да и конечности, как верхние, так и нижние слушались без всяких нареканий со стороны их владельца - вовремя сгибаясь, совсем не подрагивая и твёрдо держа тело принца в вертикальном положении, герцог пришёл к выводу – что приводит в запустенье никак не больше чем третий бокал. - Знаете! – в своей обычной манере, с весёлой ажиотацией детской непосредственности вскричал Монсеньор, перебивая одного из говоривших. – А никто не брался подсчитывать, сколько сегодня дебютов на сцене? "Впервые рядом с Королём!" Мне кажется, славное название для целой пьесы, разве нет? А я никого из этих прелестных милых девушек не знаю толком, и тем лучше! – выдержав приличествующую моменту паузу, Месье продолжил свою мысль. – Люди, увы нашей природе, склонны запоминать исключительно всё плохое, что им делали окружающие! Так что если Вы кого-нибудь и забыли, не стоит расстраиваться! Например, я уверен, что эта девица – явно из свиты моей супруги, ну, Вы в курсе, что у меня за беда! Я женат на английской принцессе, ха-ха-ха, - отсмеявшись своей шутки, Филипп сделал пару шажков из центра окружающих его придворных в направлении Медеи. – Однако я толком её не помню, вот уж кто действительно не успел ещё просто сделать какую-нибудь неприятность такому славному человеку, как я! Простите, вынужден Вас оставить в угоду добродетели этой юной мадемуазели, - молодой человек в «прощальном» жесте чуть взмахнул правой рукой, от чего красные ленты его наряда красиво заструились в воздухе. – Вас, друзья мои, я всегда буду помнить, - и довольно быстро подошёл к «протеже капитана мушкетёров». Уже на ходу Его Высочество вспомнил, что с неделю назад между ним и де Лорреном состоялась беседа о том, что неплохо бы подпортить самовлюблённому простолюдину де Терье репутацию, опорочив его не то возлюбленную, не то ещё что-нибудь такое же вульгарно-плоское, чего при дворе теперь достаточно. И называют "это" – любовницами. Однако, в силу отсутствия в близи от мисс Одиже шевалье де Лоррена, который взялся всё это провернуть сам, Филипп решил взвалить на себя всю инициативу. Тем более, что это был очень невежливый поступок с его стороны – променять блестящий высший свет своих слушателей и прихлебателей на какую-то неизвестную кокотку. Эта мысль так развеселила герцога Орлеанского, что он его сдержался от того, чтобы не расхохотаться. - Одиночество, любезная, большой порок, - шутливо-суровым тоном обратился молодой человек к Медее. – Во-первых, одинокий человек очень любит себя, раз не желает другого общества кроме свой личности, во-вторых, человек стоящий в стороне от закулисных бесед – должен быть либо в зрительном зале, либо на сцене! Но! Я рад, что Вы находитесь здесь, право слово, Ваше прекрасное лицо мне хотелось бы лицезреть как можно дольше и как можно ближе! – подступив к девице практически вплотную, он глянул через её плечо на сцену, где плясал король, и, надев на лицо искреннюю улыбку, с небрежно заметил. – О! Там пляшет мой брат! Вы знаете, он король - этого государства! - вперив свой взгляд в глаза юной особы, Монсеньор растянул губы в очередной великосветской улыбке.
Филипп д'Арманьяк: - Но ведь Ее Высочество никогда не узнает о нашем с вами разговоре, не правда ли, герцогиня? - Филипп был само очарование, до того ласково сияли его глаза, такая лукаво-доверительная улыбка озаряла его лицо. Поза сопротивления, которую выбрала Шанталь, обычно забавляла шевалье де Лоррена, когда он вознамеривался поиграть с очередной чаровницей в соблазнение, зная, что в определенный момент оборона будет отозвана, и получая удовольствие от того, что сила его стремлений лишь распалялась от временного препятствия. Однако сейчас молодой человек едва сдерживал раздражение. - Давайте меняться: вы мне тайну принцессы, а я поведаю вам о некоторых переменах, которые в скором времни произойдут при этом дворе.
Медея-Женевьева: Едва, с доброй подачи герцогини Орлеанской, инцидент с мадемуазель Дювивье был исчерпан, Женевьева поспешила ретироваться. Конечно же, она могла бы держаться подле принцессы, но колючие взгляды разгневанной фрейлины преследовали бы её и там, к тому же девушка опасалась испортить настроение Мадам. Мадемуазель Одиже, расстроенная и разобиженная, но всё ещё улыбаясь окружающим, решила на время скрыться в комнате, где гримировались фрейлины. Действие на сцене уже не радовало девушку, но через некоторое время должен состояться её дебют, и тем важнее было привести в порядок расшатавшиеся нервы. Машинально кинув взгляд в сторону мадемуазель Дювивье, Женевьева с неподдельной грустью увидела, как та увлечённо любезничает с шевалье де Лорреном. Как никогда она почувствовала себя дикой уткой, случайно залетевшей в общество экзотических птиц. Ах, всё это пустяки! - Женевьева вскинула подбородок, старательно отгоняя всё хмурое. И тут, едва ли не с ужасом увидела, что к ней приближается один из таких экзотов- герцог Орлеанский, разодетый в пух и в прах, ни дать не взять павлин из королевского зверинца. Игриво улыбаясь, принц разразился тирадой. Как бы в шутку он твердил что-то о вреде одиночества, подступал всё ближе и ближе, окутывая девушку облаком насыщенных духов. Такое стремительное появление оглушило и испугало мадемуазель. Забыв о всех правилах поведения, о реверансе и тому прочее, она было попятилась, но наткнулась на стену и оказалась буквально прижатой принцем. -Я несказанно счастлива, что мне предстоит танцевать на одной сцене с его величеством и с Вами, Ваше высочество,- растерянно, силясь собрать воедино улетучившиеся мысли, пробормотала девушка.
Chantal Duvivier: - Ну, ну, шевалье. - Со смехом сказала Шанталь. - В конце концов все становится явным и мой маленький рассказ тоже, а рисковать своим положением я не буду. Лишиться моей должности? Нет, даже не просите, месье де Лоррен. - С хорошо наигранной строгостью сказала герцогиня. - И далось вам это? Лучше бы о чем то приятном поговорили. Раздражение шевалье уже почти прорвалось сквозь маску любезности. Шанталь решила, что своей цели почти достигла. Но тем не менее сдаваться не собиралась. Интересно как далеко готов зайти де Лоррен, чтобы получить информацию? - Вы умеете предсказывать перемены при дворе? - Ехидно заметила девушка. - Вы будете придворным звездочетом, шевалье?
Филипп д'Арманьяк: - Боюсь, мне не пойдет островерхий колпак, мадам, к тому же звезды на нем не смогут сравниться по сиянию с блеском ваших прекрасных глаз. Но все же сейчас все любят переодеваться: короли - странниками, принцы - пастухами, маршалы - смирными ягнятами, - Лоррен не смог удержаться от последней ремарки, - так чем же мы с вами хуже, моя дорогая? Бросив на болтавших без умолку, несмотря на выступление августейшего артиста, придворных победоносный взгляд, должный говорить о том, что вся их суета ничего не стоит по сравнению с его влиянием - блефовать так блефовать! - шевалье пригнулся к самому уху герцогини де Монгредьен. - Вам не слишком по душе мадемуазель Одиже, мадам? В скором времени эта юная особа перестанет вам досаждать. Как и ее дядюшка...
Chantal Duvivier: Новая тактика? Осыпание комплиментами? Нет, я и на этот раз буду стойка. - Злорадно подумала Шанталь. - Я уж вас отучу быстро и легко получать желаемое. - Мы может и ничем, месье де Лоррен. - Сухо заметила герцогиня. - Но я не хочу рисковать из-за маленького "переодевания". Как вы изволили выразиться. Шанталь еще раз отрицательно покачала головой. - Что? - На сей раз непритворно удивилась словами шевалье герцогиня Монгредьен. - Что вы сказали? Возможно слишком удивившись, Шанталь произнесла последние слова слишком громко. Несколько придворных обернулись на ее голос. Девушка одарила их самой милой улыбкой, как бы говоря, что все в порядке. - Что вы имеете в виду под "перестанет мне досаждать"? - Резким шепотом спросила Шанталь. - Эта юная особа действительно неуклюжа, но она досаждает мне не настолько сильно как вы думаете, месье. Я не желаю слышать и тем более участвовать в каких либо предрассудительных делах. Увольте. С этими словами Шанталь сделала вид, что собралась покинуть де Лоррена.
Олимпия де Сен-Леже: Олимпия бросила на герцога странный взгляд – полный ненависти и боли, нежности и отчаяния одновременно. Эта игра, которую вел д’Аллюэн, уже порядком измучила ее. Сейчас ей меньше всего на свете хотелось отвечать на легкомысленные реплики, к тому же, она обратила внимание, что красавец маршал то и дело посматривал в сторону герцогини Орлеанской. Олимпии это не нравилось… Она чувствовала, что ни к чему хорошему их беседа не приведет, и самым разумным с ее стороны было твердо и решительно отказать герцогу. Но она этого не сделала… -- Я не отказывала вам… - вымученно улыбнулась Олимпия. – Идемте… Как бы то ни было, но она должна объясниться с этим человеком. Один раз, и, возможно, навсегда. И еще… должна кое-что сделать. Нечто, понятное, ей одной. Она не знала, поймет ее герцог, или нет, но выслушать ее он должен. А там – будь что будет. Она привела герцога в свою уборную, роскошно обставленную – Его Величество никогда не жалел денег, золота и блеска для лучших женщин своего королевства – и присела на мягкий, обитый серебристым бархатом диван. -- Располагайтесь, герцог… И, дождавшись, пока Шомберг усядется рядом с ней, она вымолвила усталым голосом: -- Я не понимаю, герцог, к чему вся эта игра? Глупая, бессмысленная, жестокая? Вам так нравится мучить меня? – она вдруг нервно схватила его руку и накрыла своей ладонью, затем отрешенно погладила тонкие аристократические пальцы. Олимпия не сводила глаз с д’Аллюэна, который, похоже, впервые в жизни попадал в такую ситуацию. – Я не нужна вам, я вижу, тогда, скажите, какого дьявола вы гоняетесь за мной? Зачем? Почему вы глядите в сторону герцогини Орлеанской? Или это она прислала вас ко мне? Она велела вам совратить меня? Помните, как учил один великий человек – «не судите опрометчиво»? Не судите по себе о других! Если у вас нет сердца, это не значит, что его нет и у других. Вы думаете, мне нравится, как вы пытаетесь меня унизить, не считаясь с тем, что творится у меня внутри? Вы… вы… Борясь с подступившей к горлу сухостью, она протянула руку к бокалу с вином, сделала пару глотков, затем в ярости швырнула на пол. Хрустальный бокал разбился на сотни осколков, темно-красная жидкость растеклась по полу. Она долго смотрела на эту завораживающую картину, воображая, что это не вино, а кровь. Только чья? Затем, оторвавшись от созерцания сей страшной красоты, продолжила, обращаясь к Шомбергу: -- Не лгите мне. Я все понимаю, я вижу вас насквозь. Я не так глупа, как те дамы, с которыми вы имели дело раньше, и не буду поощрять вас. Я могла бы проучить вас, насмеяться над вами, унизить вас, как это сделали вы, но я слишком слаба, я не могу этого сделать. Не сделаю, потому что… - она опомнилась только тогда, когда страшное слово едва не слетело с ее уст. – Впрочем, какая вам разница до того, почему я этого не сделаю? Не сделаю, и все…
Филипп д'Арманьяк: - Постойте, сударыня! Филипп, ловко извернувшись, подхватил герцогиню под руку, так что казалось, что пара решила прогуляться за кулисами. - Ничего сомнительного вам опасаться не стоит, уверяю вас, - быстро заговорил шевалье, с доверительной улыбкой глядя на свою собеседницу. - Даст Бог, мадемуазель д'Одиже, как и ее опекун, проживут еще достаточно долго, чтобы рассказывать об этом премилом происшествии своим внукам, - Лоррен усмехнулся, представив, как будут сгорать эти двое от стыда, когда то, что задумали совершить брат короля и его фаворит, получит огласку. - Речь идет лишь... о небольшом розыгрыше, который позабавит всех при дворе... Шевалье, не причиняя боли, достаточно крепко держал за руку Шанталь, чтобы та больше не вырвалась. К тому же молодой человек решил положиться на благоразумие герцогини, в равной мере как и на ее любовь к придворным развлечениям, где слабый становился излюбленной мишенью для всех остальных, более приспособленных к тесноте и, соответственно, борьбе за лучшее место подле августейших покоев.
Chantal Duvivier: - Розыгрыш? - Спросила герцогиня, удивленно подняв брови. - Вот как. А вы оказывается большой шутник, шевалье. - Заулыбалась девушка, которая знала, что если уж шевалье взялся кого то разыгрывать, то это будет во-первых очень смешно, а во-вторых очень зло. Обычно жертвы шуток де Лоррена долго потом еще боялись появляться на балах, прогулках и прочих мероприятиях, а если и появлялись, то долгое время потом слышали за своей спиной смешки. - Звучит многообещающе, месье де Лоррен. Но неужели вы настолько жестоки, что будете разыгрывать столь юную особу, да притом ту, с кем вы совсем недавно изволили так мило беседовать? Шанталь невольно кинула взгляд на юную прелестницу, разговаривающую с герцогом Орлеанским.
Филипп д'Арманьяк: - Ну что вы, что вы... - на вид шевалье больше походил на невинного агнца, чем на человека с сомнительной репутацией. - Сомневаюсь, что мадемуазель д'Одиже воспротивится тому, что я собираюсь ей предложить. Или Его Высочество, мысленно добавил Филипп, оглянувшись на своего товарища по множеству затей, большинство из которых принимало формы, не всегда одобряемые высокой моралью. Похоже, принц уже принялся за осуществление своего плана по отмщению капитану королевской охраны - тем лучше, ведь шевалье не придется особо усердствовать и выставлять себя в очередной раз коварным соблазнителем. Отныне ему следовало немного поумерить свой пыл, так как за ним внимательно наблюдала Генриетта. - Впрочем, вам, возможно, это будет не так интересно, - равнодушно заключил фаворит герцога Орлеанского, дотронувшись до одного из лепестков на костюме Шанталь. - Куда больше вас занимают похождения вашей госпожи... Филипп рассмеялся.
Анри де Шомберг: В будуаре молодой красавицы, скрытый от любопытствующих глаз, герцог почувствовал себя свободнее. Он перестал развязанно улыбаться. Последовав её приглашению, Шомберг сел рядом с ней. С лицом серьёзным, не допускавшим более флирта и игры, он выслушал принцессу Ориенскую. Лишь один раз его брови назмурились, при виде разбитого в мелкие осколки бокала с вином. Они были едва знакомы, но эта женщина дала ему отповедь, на которую не решалась до сих пор ни одна из его пассий. Что это было? Вздорный характер или она действительно чувствовала что-то по отношению к нему? Анри пристально посмотрел в её глаза. За подобный выпад он наказал бы, не задумываясь, доказав, что ему подвластна любая понравившаяся ему красавица, будь то принцесса или простая танцовщица. Если бы только он не почувствовал в душе странный голос, который не слышал уже с десяток лет... Неужели, совесть? Шомберг думал о ней, как о предательнице, не замечая, как от досады прикусил губу. Вздымавшаяся от волнения грудь, стянутая не слишком тесным лифом, привлекала его взгляд, но не желание. Маршал поймал себя на мысли, что хотел просить прощения за свою игру у жертвы, невольно подвернувшейся на его пути. - Ваши слова справедливы, ваше высочество, - сказал он ясным голосом, отводя руку принцессы, которой та тщетно пыталась закрыть влажные от набежавших слёз глаза, - Простите мне моё поведение. Если у вас есть защитник, я готов ответить перед ним за оскорбление ваших чувств. Он поднёс к губам руку, влажную от слёз, и осушил их поцелуями. - Коли мне суждено будет видеть вас и впредь после удовлетворения вашей чести, я буду более чем признателен вам, если вы будете видеть во мне вашего преданного друга. От него не могло укрыться волнение и затаённое ожидание, скрывавшееся в её глазах. Анри видел и понимал. И всё же, он решил оборвать ставший столь драматичным разговор. Он не мог позволить себе и впредь разыгрывать флирт. Она действительно была достойна честного отношения, а не игры.
Chantal Duvivier: - И что же вы ей собираетесь предложить? - С напускным равнодушием поинтересовалась Шанталь, глядя в глаза шевалье де Лоррену. - Хотя, что и спрашивать, - неожиданно рассмеялась герцогиня Могредьен, - насколько я видела вы настолько очаровали юное создание, что она примет любое ваше предложение. Однако, ваши маленькие шутки быстро откроют ей глаза на вашу истинную сущность. - Позволила себе пустить шпильку девушка. - Неужели еще остались люди, которые не знали бы о вашем коварстве? Даже сложно в это поверить. Но, - герцогиня как и де Лоррен посмотрела в сторону принца и юной девы, - кажется такие все-таки имеются. Скажите, месье де Лоррен, - заговорщическим шепотом спросила Шанталь, - ведь принц не просто так решил заговорить с мадемуазель Одиже. - Верно? Замечание шевалье заставило Шанталь вознегодовать. - А вы нахал, сударь. Откуда вам знать, что меня интересует? Кроме того кто вам позволил делать такие предположения? - Воскликнула девушка. Однако глаза ее улыбались.
Филипп д'Арманьяк: - Ах, сударыня, когда вы сердитесь, вы становитесь еще более прекрасны, - шевалье поднес к губам руку Шанталь. - Простите мою излишнюю самоуверенность, но я так желаю доставить вам удовольствие, что готов пойти на все. Да-да, дорогая герцогиня... Игра затягивалась. Дювивье мучила Филиппа, и он это прекрасно понимал. Насилием и угрозами ничего не добьешься, лишь скомпрометируешь всех участников этой нелепой ситуации, а это пока что не входило в планы Лоррена. Поэтому ничего не оставалось, как поддаться настроениям собеседницы, явно намеревавшейся выгадать из своего положения как можно больше. - И напрасно вы почитаете меня столь коварным. Я всего лишь прямолинеен, и не всем людям по душе слышать, что я о них думаю, или же испытывать... хм, небольшое возмездие за свои грехи.
Chantal Duvivier: - Неприкрыто льстить нехорошо, сударь. - Ответила Шанталь, кокетливо улыбнувшись де Лоррену. - Да и вам ли этим заниматься? Герцогиня все еще продолжала смотреть на мадмуазель Одиже. - Ладно. - Неожиданно пошла на компромисс мадмуазель Дювивье. - Может быть, я и удовлетворю ваше любопытство. Но с условием. Вы мне расскажите всё о характере шутки, которую вы хотите сыграть с этой мадмуазель. Очень подробно, месье де Лоррен. И не забывайте, что я сказала "может быть расскажу". - Продолжала злорадствовать Шанталь.
Филипп д'Арманьяк: - Боюсь, сударыня, я не смогу поведать вам всех подробностей. Хотя бы потому, что сам их не знаю. К тому же, дорогая Шанталь, неужели вам не хочется получить сюрприз? Душевное состояние Филиппа ухудшалось с каждым мгновением. Игра в кошки-мышки затянулась неимоверно, а результат был совершенно неочевиден. Более того, учитывая любовь герцогини де Монгредьен к разного рода каверзам, было опасно заходить слишком далеко - дабы после не раскаяться в излишней болтливости. Шевалье уже подумывал о том, чтобы отсупиться - благо что какая-нибудь служаночка с половины принцессы наверняка окажется более сговорчивой.
Chantal Duvivier: Шевалье явно начал сдавать позиции, это было ясно по его лицу. Шанталь с радостью подумала, что ее труды увенчались успехом. Де Лоррен явно отчаялся выбить ответ из своенравной герцогини Монгредьен, что не могло не радовать. Он, конечно, мог поискать информацию и в другом месте. И будь это другой случай, то может быть и нашел, но в этот раз фортуна была не на его стороне. Потому что Шанталь лучше всех знала, что только она знает о предстоящем свидании, а принцесса была слишком осторожна, чтобы довериться кому либо еще. Так что у де Лоррена не было иного выхода как только уговорить мадемуазель Дювивье или сдаться. - Вот как. - Разочарованно протянула она. - Какая жалость, месье. В таком случае я могу ответить вам то же самое. Я не смогу поведать вам всех подробностей. - Со злорадным удовольствием ответила Шанталь.
Филипп д'Арманьяк: - Можете, сударыня, можете, - с улыбкой протянул шевалье, - но по какой-то неведомой мне причине не желаете делиться со мной сущей безделицей. Я-то перед вам чист, словно белый лист бумаги... Мысленно Филипп проклинал весь женский род, который, по всей видимости, был призван мучить его и издеваться над ним. При этом молодой человек не стал вспоминать о не самых неприятных моментах, которые он проводил в обществе этих прелестниц. Но что значили те минуты и часы в сравнении с муками, на которые обрекала его Генриетта своей холодностью и убийственным флиртом с Шомбергом, а также невыносимым упорством Шанталь, очевидно наслаждавшейся видом его, Филиппа, унижений...
Chantal Duvivier: Ну да. Чист. Так я и поверила. - Шанталь насмешливо посмотрела на шевалье, всем своим видом показывая, что его отговорки не возымели действия. - Шевалье, вы требуете невозможного. - Сказала девушка. - Кроме того вы нечестны. Вы требуете от меня рассказать вам, что собралась делать принцесса, но сами, между тем, отказываетесь рассказать о шутке. Это непорядочно с вашей стороны. Не надо говорить, мне что вы ничего не знаете. Мы ведь не маленькие дети. Итак, шутки в сторону. Вы мне рассказываете о шутке, а я сейчас же рассказываю о планах принцессы со всеми подробностями. Я вам обещаю. Ну так что же? - Спросила герцогиня не оставившая де Лоррену путей к отступлению. - Это мое последнее слово. Обещаю, что как только вы мне поведаете эту сущую безделицу, то я вам открою секрет Мадам.
Филипп д'Арманьяк: За то, что собирался поведать шевалье Шанталь, можно было со скандалом покинуть Версаль, причем путь назначения не обязательно лежал бы в провинциальное захолустье, но в места не менее мрачные, нежели Венсенн. Пусть это и были всего лишь планы, но Его Величество мог проявить себя богом возмездия, скажи де Терье нужные слова в подходящий момент... - Мадам, это правда. Мы с Месье решили немного подшутить над мадемуазель д'Одиже, но пока не знаем, каким способом это сделать, - серьезно отвечал Филипп, - сделать наиболее эффективно и без нежелательных для нас последствий. Вот и все, дорогая герцогиня. Даже вздумай сам король допросить меня с пристрастием, я бы вряд ли рассказал что-то большее.
Chantal Duvivier: - Да ну? - С нескрываемой иронией сказала герцогиня. - Так ли это? Не смешите меня, месье де Лоррен. Я прекрасно знаю, что вы ничего бы не затеяли, предварительно не продумав бы все до деталей. Так что не надо пытаться меня обмануть. А то ведь я тоже могу сказать, что принцесса что-то планировала, но я не знаю что конкретно. Наверное я его все-так доведу. - Подумала Шанталь. - Что ж, будет знать как пытаться меня обмануть. - Я то знаю, вы боитесь, что я вас выдам. И прекрасно понимаю, что раз вы так отмалчиваетесь, то шутка действительно смешная. Наверное даже слишком. Но если вы посмотрите на дело с моей стороны, то увидите, что мне мне тоже есть что терять и чего бояться в случае, если вы выдадите принцессе, что это я рассказала вам все. Иными словами я должна быть уверена в своей безопасности. Если говорить еще конкретнее, то извольте. Вы мой заложник, а я ваша заложница. Никто не в обиде и у нас обоих есть гарантии своей безопасности.
Олимпия де Сен-Леже: -- Ваше счастье, герцог, что вы до сих пор не столкнулись с этим защитником, - тихо проговорила Олимпия сквозь слезы, не спеша отрывать свою влажную руку от его губ. - Надеюсь, он никогда не узнает, что вы... приходили ко мне. Она знала, что в любую минуту в ее уборную может войти Бернар, который теперь имеет полнейшее право проткнуть шпагой любого, посягнувшего на прелести принцессы Ориенской. А учитывая всю странность их отношений и пылкий южный темперамент маркиза, вызвать его гнев не так-то сложно. Тем не менее, она была не в состоянии выпроводить этого человека, прогнать, хотелось, чтобы он оставался здесь как можно дольше, и смотрел на нее, слушал то, что она говорит... Просто был рядом. И неважно, что чувствует он по отношению к ней. Жизнь уже обходилась с ней жестоко, и былая неудача научила ее стойкости, придала ей душевных сил, как безвредная для человека доза смертоносного бруцина делает его нечувствительным к смертельным порциям. -- Вы любите итальянские новеллы? - зачем-то спросила она. И, встретив удивленный взгляд герцога, продолжала: - Не так давно я прочла про одного красивого светловолосого графа, который очень любил свою невесту и оттого боялся ее потерять. Он запер ее в глухом подземелье, куда не проникали лучи света, и обращался к ней, как с узницей. Когда он приходил к ней вдруг среди ночи... впрочем, она не знала, ночь это была или день, его лицо было скрыто черной маской. Он хотел провести ее сквозь страдания и боль, чтобы уберечь от худших мук, намного более страшных. Он боялся этого, безумно боялся, и потому предпочел сам мучить ее. "Лучше это сделаю я, чем кто-то другой", - говорил этот красивый граф. Он был алхимиком, многое знал о ядах, и прочел где-то, что малые порции яда притупляют чувствительность к большим, которые способны убить, и тогда отрава, подсыпанная врагом, не подействует на жертву. В конце концов, король разоблачил его обман. Графа казнили, а его невеста, похоже, так ничего и не извлекла из уроков, за которые ее странный возлюбленный отдал жизнь... Вдруг внутри у нее что-то оборвалось. То ли она снова прочувствовала талантливо описанную средневековым мастером трагедию графа, то ли увидела в этой истории что-то общее со своей... -- Вы верите в это свойство яда? - зачем-то спросила Олимпия. - Я - верю. Нет, я не верю, я - знаю. Один из моих друзей был алхимиком, он прекрасно разбирался в этом, и даже позаботился о том, чтобы сделать меня нечувствительной к яду...
Филипп д'Арманьяк: Филипп взял руку Шанталь в свою. - Мадам, клянусь вам, я ничего не скрываю. Если вы желаете, я могу выдумать увлекательнейший план, но не знаю, будет ли он осуществлен. Можно было нести любую околесицу, и люди верили в нее, особенно если она была цветиста и переливалась всеми оттенками лжи. Но когда шевалье говорил правду, особенно столь прозаичную, к речам его относились с куда меньшим доверием. А уж ссылки на собственное незнание в мире, где каждый старался придать себе как можно больше значимости и таинственности, тем более вызываои недоумение. - Мне нечего добавить, герцогиня...
Анри де Шомберг: - Новеллы... да мне приходилось слышать их в Венеции. Итальянцы очень забавные рассказчики, - Шомберг, собиравшийся уже оставить будуар герцогини де Сен-Леже, вопреки своему намерению сел рядом с ней и, всё также держа её руку, слушал её историю. Время шло, кажется и он, и герцогиня совершенно забыли о балете. Свет горевших свечей оставлял таинственные блики на стенах, за окном уже давно опустились вечерние сумерки. Анри следил за лицом Олимпии, удивляясь уверенности, с которой она рассказывала новеллу, столь похожую на сказку. Он несколько раз ловил себя на желании скептично улыбнуться своей рассказщице, но сдерживался и лишь пристально, не сводя глаз смотрел в её глаза. - Да, я готов поверить вам, сударыня. Вы говорите с такой уверенностью, что не нахожу решимости оспаривать ваши слова.
Chantal Duvivier: - Продолжаете играть в прятки, шевалье? Последние слова де Лоррена заставили Шанталь усомниться в правильности своих домыслов. А что если он не врет и действительно не знает, что это за шутка? - Подумала девушка. - Хотя нет... Такого быть просто не может, чтобы принц запланировал розыгрыш и ничего не сказал своему лучшему другу. Да скорее снег выдает в июне, чем такое случится. - Какая, однако, упрямость. От вас, месье де Лоррен, не ожидала. Уж не думаете ли вы, что я такая легковерная? Право же, мы с вами не вчера познакомились. Я, конечно, бы могла потребовать от вас слово чести, что вы ничего не знаете. Но ей Богу, месье, гарантию от того, что это слово чести правдивое, можно получить от того же маршала д’Аллюэна с большей уверенностью.
Филипп д'Арманьяк: - Сударыня, маршал д'Аллюэн сегодня при дворе, а завтра может получить назначение в действующую армию. Или же задумать отправиться в путешествие. Я же всегда здесь и получить... хмм, сатисфакцию от меня, а не от почтенного маршала, вам будет куда легче. Изображать саму любезность Филипп устал смертельно и уже не скрывал этого от своей собеседницы. Улыбка сползла с его бледного от гнева лица, а взгляд, вместо того чтобы излучать добродушие и приветливость, сделался стальным. - Я честно сказал вам все, что знаю. Поверьте, даже этого немало.
Олимпия де Сен-Леже: -- Однако же, мне не следовало воспринимать это всерьез... - вздохнула Олимпия, заметив некоторое недоумение на лице маршала. Ей было неприятно, что Анри не понял ее, и вряд ли когда-нибудь поймет. - Это минутное впечатление... Надеюсь, через пару дней все описанное и мне покажется странным и забавным.
Chantal Duvivier: - От вас? - Не выдержав засмеялась Шанталь. - Сатисфакцию? Тогда когда вы являетесь любимцем герцога? Но, хотя, - лукаво улыбнулась девушка, - определенную сатисфакцию с помощью госпожи Вуазен все-таки получить можно. Тут поспорить сложно. Хотя, и от маршала таким же образом ее тоже можно было бы получить. Знаете, полезные люди они везде есть. Как во Франции, так и за ее пределами. Это последняя стадия. - Глядя в бледное лицо шевалье подумала мадемуазель Дювивье. - И это немало? Ну-ну. - Насмешливо сказала Шанталь. - Не представляю тогда, что же совсем мало. Ну да ладно. Вижу, вам действительно хочется все узнать. - Ехидно глядя де Лоррену в глаза заметила фрейлина ее высочества. - Не буду вас мучить более, но о сатисфакции прошу помнить, месье. - Сверкнув глазами напомнила девушка. - Итак завтра рано утром ее высочество изволит встречаться с маршалом д'Аллюэном и я должна буду организовать их встречу. Принцесса будет одна, скорее всего верхом, так что их милая встреча, - Шанталь украдкой кинула взгляд на принцессу, - будет происходить в полном уединении.
Филипп д'Арманьяк: - Я ваш должник, сударыня, - процедил Филипп. До последнего момента оставалась надежда, пусть крохотная, незначительная, но все-таки можно было хотя бы немного верить, что принцесса и маршал лишь безобидно беседовали. Теперь же все перевернулось окончательно. Если до разговора с герцогиней де Монгредьен шевалье относился к происходящему вокруг и окружающим с некоторой долей снисходительности, проистекавшей от уверенности в собственном превосходстве, сейчас же все казалось отвратительным, а шум, этот неизбежный атрибут придворной жизни, вызывал головную боль. - Можете не сомневаться в моей искренности, Шанталь, я постараюсь исполнить ваше пожелание со всем тщанием. Молодой человек отвесил поклон своей собеседнице, успевшей изрядно потерзать его за совсем непродолжительный промежуток времени, и заторопился к выходу, абсолютно позабыв о том, что он принимает участие в балете. На свое счастье, маневр шевалье де Лоррена вовремя заметил распорядитель торжеств, живо очутившийся возле фаворита герцога Орлеанского и напомнивший ему, что с минуты на минуту дамы и кавалеры, облаченные в костюмы пастушек и пастухов, должны будут выйти на сцену.
Олимпия де Сен-Леже: Больше Олимпия не могла говорить. Гордо выпрямившись, она встала со своего места, отошла к стене, и долго так стояла, опершись рукой о мраморную колонн, и глядя остановившимся взглядом даже не на герцога, а куда-то сквозь него. Ей было решительно все равно, уйдет он или останется – в любом случае она погибнет. Олимпия знала, что присутствие этого человека, и его отсутствие равно для нее мучительны. Она сама виновата – сама бросилась с головой в этот омут, а значит, и последствия пожинать ей и только ей. Она как будто забыла и о балете, и стояла неподвижно, как будто замерев на месте, не замечая, что слезы помимо ее воли, текут у нее из глаз, и стояла бы целую вечность, не предпринимая никаких усилий, чтобы изменить к лучшему свою судьбу, если бы не жалобный скрип двери, которую Олимпия забыла запереть. Бернар! В самом деле, он же обещал, что навестит ее перед выступлением… Как некстати! Олимпия не успела вознести к небесам молитву, чтобы все закончилось наиболее безболезненно для них для всех, как нетерпеливый гасконец уже ворвался в ее комнату, и окинув быстрым взглядом окружающий интерьер, заметил в уборной своей дамы незнакомого мужчину, который к тому же обладал исключительно приятной наружностью, и чувством собственного достоинства, а значит, имел все шансы понравиться Олимпии. -- Бернар… - начала было Олимпия, но темпераментный маркиз не дал ей договорить. Взглянув ей в лицо, и заметив на прекрасных глазах возлюбленной слезы, он не выдержал. -- Олимпия, - он обхватил ее лицо своими ладонями, пристально посмотрел ей в глаза. Ее взор казался мутным, туманным, безразличным ко всему и вся. – Кто-то обидел вас? С минуту помолчав, она неуверенно выговорила: -- Не знаю… - почувствовав, что напряжение Бернара растет с каждой секундой, и предчувствуя недобрый исход событий, она исправилась: - Нет! Нет, никто… Ее голос заметно дрогнул. -- А этот человек, - маркиз указал своей шпагой в сторону маршала, который так и не ушел, - что он делает в вашей уборной? Вы плакали. Я вижу. Не пытайтесь меня обмануть. Он оскорбил вас. Он говорил прерывисто, но уверенно, поминутно вытирая слезы с ее лица шелковым платочком. -- Мой ангел… я жду ответа. -- Герцог д’Аллюэн помогал мне повторять роль… Ему не понравилось мое пение, и я расстроилась, - на ходу придумывала Олимпия. -- Не верю. -- Ваше право, - вздохнула девушка. – Не хотите верить – не верьте. Всем своим видом она демонстрировала маркизу свое равнодушие, и вела себя так, как будто великолепная ночь любви, доставившая обоим волшебное наслаждение, приснилась ему во сне, и в то же время Бернар не мог не отметить, что принцесса Ориенская с какой-то опаской смотрит на герцога д’Аллюэна. Как будто боится его. -- Ваше Высочество, - срывающимся, хриплым голосом проговорил он, - не лгите. Ваша сказка о разучивании роли меня не убеждает. Сударь, - на этот раз он обращался уже к Шомбергу, - я жду объяснений!.. Олимпия не могла сдержать нервного вскрика. Маркиз снова повернулся в ее сторону. -- Что это значит? – Он видел, как она дрожит, наблюдал ее смертельную бледность, вызванную чрезмерным волнением за незваного гостя. – С каких это пор вас начала так волновать судьба случайного человека? -- Он… не виноват, - только и могла робко промолвить девушка. -- Не виноват? – не в силах больше сдерживать свои эмоции, маркиз д’Андижос резко оттолкнул Олимпию, так что она упала на пол, изрядно помяв свой костюм. Олимпия почувствовала, что ударилась головой о колонну. Невыносимая боль – как душевная, так и физическая – сжигала ее изнутри. С трудом поднявшись, Олимпия снова бросилась к Бернару, ободряюще обняла его, умоляя забыть все. -- Это невозможно, мадемуазель, - холодно проговорил он, ненавидящим взглядом сжигая д’Аллюэна. – Этот человек по неизвестной мне причине особенно дорог вам, - он отстранил ее от себя, на этот раз очень осторожно. Олимпия села возле зеркала, пытаясь привести в порядок свой костюм. Цветы были безнадежно помяты. -- Герцог, - усталым голосом обратилась она к Шомбергу. – Принесите мне свежих цветов. Мне глубоко безразлично, где вы их будете доставать, но я должна появиться на сцене… Она выглядела измученной и напуганной, а по щеке ее медленно стекала струйка крови.
Анри де Шомберг: Тишина становилась всё более гнетущей. Анри понимал, что каким-то непостижимым образом задел девушку... Но, чем? И какой интерес ей был до его мнения? Он смотрел на неё, беззастенчиво разглядывая её лицо, пользуясь уединением и её молчанием. Появление незнакомца прервало их молчаливый разговор взглядов. Оно вызвало досаду и интерес у маршала. Он не встречал этого человека до своего отъезда, но судя по тяжёлому акценту, он был гасконцем. Его резкая манера жестикулировать и постоянное прихлопывание по эфесу шпаги лишь подтвердили догадку Шомберга. Он недоуменно вскинул левую бровь вверх и слегка повернул голову к принцессе Ориенской. Объяснения между появившимся столь некстати поклонником принцессы и ней, было эмоциональным и вызывало легкое негодование Шомберга. Кто бы ни был этот человек, он не имел никаких оснований обвинять её высочество, и тем более угрожать ей. Маршал медленно поднялся со своего места и подошёл к принцессе. - Я принесу вам цветы, простите великодушно, что я позабыл о них... Простите меня, - с последней фразой он повернулся к гасконцу, - Сударь, вы невежа, если врываетесь в будуар дамы и ведёте себя подобным образом. Соблаговолите прислать ко мне своего доверенного, - глаза Анри слегка сверкнули, - Герцог д'Аллюэн, к вашим услугам. Не удостоив опешевшего наглеца более ни единым взглядом, Шомберг галантно поклонился принцессе и, поцеловав её руку, удалился.
полная версия страницы