Форум » Королевские Резиденции » Эпизод "Герцог Орлеанский покорно внемлет нотациям Анны Австрийской". » Ответить
Эпизод "Герцог Орлеанский покорно внемлет нотациям Анны Австрийской".
Филипп Орлеанский: Время: 14 сентября, 1664 года. Близиться обеденное время. 14:00. Место действия: Пале-Рояль. Участники эпизода: Анна Австрийская - Королева-Мать. Филипп Французский - Герцог Орлеанский.
Ответов - 3
Анна Австрийская: Проснулась Анна от нестерпимой боли в груди. Лежа в постели приложив руку к груди, она молча смотрела на расшитый золотыми птицами и цветами балдахин своей роскошной кровати. Все старания придворных эскулапов уже не могли помочь умирающей Анне, и она знала это. Несмотря на рьяные убеждения врачей, о том, что скоро ей должна стать лучше королева знала, что это конец. Поняла это она давно, только вот разум отчаянно сопротивлялся такому вердикту, он отвергал это страшный факт. Когда королева несколько лет назад осознала, что она умирает, все ее естество было в ужасе. Такого страха, ее величество, многое пережившая на своем веку, не знала давно. Да и можно ли было сравнивать этот страх со всем тем, что было в прошлом? Много в жизни Анны было опасных ситуаций, но никогда она не смотрела в глаза своей смерти. А сейчас? Что же она чувствовала сейчас лежа в кровати и слыша, как тихо переговариваются в саду птицы, как шелестит в ветвях ветер? Пустота. Все эмоции ушли и Анна, с каким то легким удивлением осознала, что страх исчез, а на его место пришло вот это новое чувство. Ощущение полной пустоты. Пытаясь избавиться от страха, мучившего ее долгие годы, королева пыталась найти свое утешение в Боге, время от времени удалялась в монастырь, иногда оставаясь там подолгу. Однако видимого как душевного, так и физического облегчения это не приносило. Разве что ненадолго. Вконец измучившись, Анна, поняв, что конец слишком близко и бежать уже некуда (Да и невозможно было убежать от смерти. Это она поняла только сейчас) решила вернуться ко двору своего сына, что провести оставшееся время со своими сыновьями. Единственными, кто сейчас для нее что-то значили. Сколько ей оставалась? Неделя? Месяц? Год? Больше? Она не знала. Но точно была уверена в том, что последнее, что хочет увидеть - лица своих сыновей. И вот неделю назад она вернулась ко двору. Он был уже не тот, что в ее время. Сложно было узнать придворных. Почтение и смирение не были известны этим людям. Темп их жизни поражал Анну. Она уже не успевала следить за придворной жизнью. Может быть это правильно? - Думала она. - Должно быть, это я отстала от них. Странно все это. Анна задумалась над тем, было ли все также, когда она была молода и только-только прибыла ко двору Людовика XIII. Все воспоминания сейчас были, как будто поддернуты дымкой и сложно было вспомнить, какие же эмоции испытывала тогда юная Анна. Нахлынувшие воспоминания заняли слишком много времени, и королева с удивлением заметила, что прошло достаточно много времени. Подозвав фрейлин, королева приказала одеваться. Одеваясь, королева краем уха услышала разговор двух не в меру любопытных и разговорчивых фрейлин. - Ты слышала Мари, - шепотом говорила одна девушка, уносившая рубашку королевы, - что произошло у принца? Говорят, это было ужасно. Эти слова заставили королеву мать насторожиться. Она терпеть не могла сплетен о своих сыновьях и всегда на корню пресекала любые разговоры на эту тему, но в этот раз что-то в тоне девушки заставило королеву промолчать и продолжать слушать разговор: - Да. Я слышала, что там была кошмарная сцена. Франсуаза, ты знаешь ее, моя кузина, служит у принцессы, была там была и все видела. Как они кричали и... Договорить королева служанке не дала. Властным голосом Анна произнесла: - Хватит там шептаться, юные госпожи. Немедленно пойдите сюда и расскажите, что случилось у моего сына. Побледнев как простыня, служанка приблизилась к королеве и срывающимся голосом поведала королеве о том, что произошло накануне у Его Высочества. Узнав подробности, королева пришла в ярость. Какой позор! Это недопустимо! - Гневно думала она. - Весь двор уже наверняка знает об этом! Раньше наша семейная жизнь, по крайней мере, большая ее часть оставалась нашим личным делом, а теперь? Бурные сцены сына и невестки давно беспокоили Анну. Пару раз она уже разговаривала с младшим сыном, но сердиться долго на него она не могла. Но сейчас был не тот случай. Не мешкая ни секунды, королева приказала: - Немедленно готовьте карету! Через час Анна была уже в Пале-Рояле. Подбежавшему к ней дворецкому она, тоном, не терпящим возражений, сказала: - Передайте его высочеству, что я хочу с ним говорить. И побыстрее.
Филипп Орлеанский: Филиппу, как человеку неоднократно до этого прикладывавшемуся к бутылке, прекрасно было известно, что сон алкоголика короток и беспокоен. Посему его абсолютно не смутило ни раннее пробуждение, быстро погашенное новым падением в пучину снов, ни последующие отрывочные открытия глаз, дабы на краткий миг увидать мягкий дневной свет, и вновь смежить очи. Мучимый переехавшим в голову цехом молотобойцев, что при каждом движении Его Высочества начинали использовать голову брата короля в качестве наковальни, принц до полудня искал спасения в дрёме. Пока это не стало окончательно невозможным в силу нестерпимой жажды… Конечно же, нужно было всего-лишь пошевелиться, переворачивая своё герцогское тело на бок и протянуть руку к прикроватному столику, на котором был графин с водой. Прохладной, живительной, приятной и, что самое главное, мокрой… Но сделать даже такое физическое усилие означало в очередной раз подставить свой мозг под кувалды железных дел мастеров. Даже дотянуться до колокольчика и вызвать слуг – представлялось неимоверно тяжёлым делом. Однако Месье отнюдь не был настолько разбит, чтобы бездействовать. Ему просто хотелось немножко побольше пострадать от выпитого вчера. Ведь, право слово, человека стоит любить и за его страдания! Даже если их никто кроме тебя самого не увидает… В таких весьма сомнительных размышлениях о чём-то сродни садизму над самим собой, просто валяясь на кровати с закрытыми глазами, молодой человек провёл ещё час. В итоге плоть взяла своё, прогоняя неожиданно появившееся у него невнятное пристрастие к наслаждению не сильными и весьма своеобразными "мученьями путника в пустыне". Молодой человек сел на кровати, слегка дрогнувшей рукой, в силу резкого потемнения в глазах от такой кардинальной смены позы из горизонтальной в вертикальную. Он подхватил графин и удивительно-аманерным жестом с жадностью принялся пить воду прямо из данного сосуда, не утруждая себя наполнением бокала. Вызвав слуг он (Пока его препровождали для умывания и совершали над ним весь положенный «утренний туалет» хоть уже и в предобеденное время) не прекращал их распекать: - До чего вы ужасные людишки, жалкие душонки! Вы разве не чувствуете, что повелитель ваш очнулся ото сна и изволит вновь обрадовать собой мир бодрствующих? Где вы были? Какая нерасторопность! В самом деле, если такое ещё повториться, я отправлю вас всех обратно к вашим папашам, которые заставят вас в штанах из мешковины ходить за задом самых тощих и задрипанных мулов в нашей блестящей Франции! Нет! – воодушевившись, герцог Орлеанский настолько забылся, что повысил голос слишком сильно, и сам же поморщился от неприятного укола раскалённой игрой куда-то в область, где шея переходит в затылок. – О нет… Я сам куплю наипаршивейших парнокопытных коров, и заставлю вас пахать у меня под носом. Как вам такое? – Его Высочество был слишком помят после вчерашнего, и посему помимо слуг при процессе его облачения и омовения присутствовали лишь слуги, ради которых не стоило исходить такими яркими пассажами, и, удовлетворив всю свою необходимость выговориться, брат короля даже не старался придумать никаких новых оскорблений или угроз, удовлетворяясь старым запасом. О завтраке, даже самом лёгком, не могло быть и речи, Месье лишь выпил пару стаканов сока, да соизволил принять горячий отвар, который ему подсовывал постоянно домашний врач. Какие-то травяные сборы, которые, конечно же, должны очистить разум Монсеньора от пагубного влияния соков перебродившего винограда. Именно за процессом принятия сего «лекарства от похмелья», Филипп и был застан известием о том, что в Пале-Рояль прибыла Анна Австрийская, его горячо-любимая родительница. Принц в несколько глотков допил варево, и тут же широко открыл рот, замахав ладонью на свои губы, потому как не мог не обжечься крайне горячей жидкостью. - Святые Небеса, - крайне недовольным тоном буркнул он, медленно вставая из мягкого кресла, что служило ему приютом буквально пять минут, и в сопровождении слуг направляясь к парадному входу во дворец. – Боюсь, сейчас мне грозит беседа о вчерашнем с Генри… Разве нет? – тонкая ироничная улыбка на секунду искривила губы Месье, о супруге он подумал впервые с самого пробуждения. И в самом деле, о чём там было думать? Белый камзол, расшитый серебряными нитями, последнее время у герцога появилась тяга к серебру, небесно-голубой кафтан поверх, аккуратные складки жабо, изящные туфли. Домашний гардероб Его Высочества не отличался особенными уступками в роскоши его выездным нарядам, но был более однотонным - либо исключительно тёмные цвета, либо светлые. Довольно резво добравшись до своей матушке, слегка в стороне от коротой уже толпилась изрядная кучка разнообразных слуг и лакеев Его Высочества, готовых услужить Анне Австрийской в любой прихоти. Едва заметный румянец на щеках Филиппа, блестящий взгляд, радостная улыбка, всё говорило о искреннем счастье сына лицезреть мать. А помятость лица брата короля была удачно спрятана хорошим макияжем. - Матушка, Ваше Величество! – обрадовано, ещё за десять шагов сказал Месье. И, приблизившись к почтенных лет даме, ловко взял её ручку в обе свои ладони, приникая к ней горячими губами. – Наконец-то Вы решили посетить и меня! Надеюсь, Вы останетесь в Пале-Рояле? Это ведь так несправедливо по отношению к любящему сыну, что Вы предпочитаете моему, конечно же, куда более скромному дому, дворецы Людовика! Поверьте, здесь Вас любят ничуть не меньше! – и Монсеньор, выражая всю свою бурную радость, снова поцеловал ручку королевы. – А может статься, что и больше! Я распоряжусь о том, чтобы нам что-нибудь подали? – сияющий отнюдь не великосветской радостью, а самым настоящим удовольствием взгляд Филиппа остановился на глазах матери. – Я сам лично схожу за фруктами! В самом деле! Тут больше нет слуги, достойного Вас, Ваше Величество! – очередной всплеск повышенных тонов был прерван третьим целование ручки Анны Австрийской, и едва заметным полушагом назад и ещё большим порозовением щёк принца. - Но, Вы ведь только с дороги? Я возьмусь проводить Вас в лучшие покои этого строения? Они по праву принадлежат Вам...
Анна Австрийская: Уже буквально через мгновение вокруг Анны собралась куча слуг, наперебой спрашивающих, не нужно ли что ее величеству. Может, в другое время Анна и пожелала бы что-нибудь, но данный момент не располагал к каким либо пожеланиям. Сейчас назойливость слуг сына только раздражала и без того раздраженную Анну. Кроме того, опять усилилась боль в груди. Новость о поведении сына настолько неприятно поразила королеву, что она на время забыла о своей болезни, но теперь она опять давала о себе знать и Анна подумала, как бы слуги не заметили ее состояния. Тогда ей уж точно было бы сложно отделаться от них. Но еще больше королева не хотела, чтобы сын видел как ей плохо. Поэтому она, собрав все силы, не подавала виду. Только лишь легкая бледность могла выдать ее состояние. Хотя, бледность вполне могла быть объяснена недовольством ее Величества. Филипп появился довольно быстро. Что всегда нравилось Анне - так это расторопность сына по отношению к ее персоне. Как бы он не был занят, какие бы у него не возникали проблемы, Филипп всегда находил время для матери, и за это Анна любила его еще больше. При всем своем крайне почтительном отношении к матери, Людовик не был таким внимательным как Филипп. Нежность и ласковость младшего сына всегда намного больше импонировали королеве-матери. Сегодня Филипп, как впрочем и всегда, был одет роскошно. Хотя наметанный глаз матери видел, что под слоем макияжа скрываются следы вчерашних возлияний. Смотря на приближающегося легким шагом сына, Анна подумала, что редкая королевская семья Европы может похвастаться таким красивым отпрыском, и это наполнило ее сердце тайной гордостью. Что бы ни делал младший сын, королева никогда не могла сердиться на него. Даже недолго. Но своих чувств Анна, против обыкновения, решила не выражать, дабы сразу настроить сына на серьезный разговор. Данная ситуация была более чем неприятной. Все это могла дойти до ушей Карла Английского, а дополнительные проблемы к уже имеющимся, Франции были не нужны. Не говоря уже о совершенно недопустимых публичных склоках королевской семьи вести о которых, подобно пожару, разносились мгновенно за пределы дворца. А такого королева мать не могла допустить. Слушая любезности сына, Анна, тем не менее, решительно сказала: - Сын мой, все, о чем вы говорите, безмерно радует мое сердце. Но я пришла к вам по очень серьезному делу. Думаю, вы уже догадываетесь о каком деле пойдет речь. Поэтому обо всем остальном мы поговорим после, а сейчас я бы хотела поговорить с вами наедине.
полная версия страницы